Сукины дети 2. Помереть не трудно

Татьяна и Дмитрий Зимины, 2022

Вернувшись с войны, я оказался в незнакомом городе, без жилья, средств к существованию и перспектив на будущее.Теперь у меня есть всё: друзья, наставник, уютный дом и даже немного денег… Проблема с перспективами.Кем я стал? Почему меня должна устраивать моя новая жизнь? И что, чёрт побери, мне с нею делать?Говорят, в каждом человеке есть немного от монстра. Я надеюсь, во мне осталось хоть немного от человека…"Допущен к ночным экскурсиям" – такой вердикт вынес неподражаемый Алекс, мой бессмертный друг и наставник. Осталось понять: охотником мне суждено стать, или жертвой?

Глава 3

Вытащив револьвер, Алекс шагнул к мальчишке. Я просто не успел ничего сказать, ничего сделать… Миг — и он сидит рядом в соседнем кресле. Револьвер прячется за полой пиджака.

— Привет, — сказал Алекс. Пацан нехотя, будто его оторвали от важного дела, повернул голову. — Да вот спросить хотел: что это у тебя за музыка?

— А вам-то что?

— Да так… Мелодия понравилась, — шеф небрежно пожал плечами. — Вот, хотел узнать, откуда она у тебя.

— Это мой трек, — буркнул пацан, будто ждал, что сейчас его поднимут на смех. — Я сам придумал. И засемплил тоже сам.

— Круто, — похвалил шеф. — Да у тебя талант…

Три простеньких аккорда впивались в мозг, словно бензопила. От них ныли зубы, свербело в ушах, и в то же время… В то же время их хотелось слышать снова и снова.

— Сколько ты хочешь за свой трек? — вдруг спросил шеф.

— Что? — мальчишка нажал кнопку на динамике. В вагоне повисла звенящая тишина.

Я скорее почувствовал, а не увидел, как пространство развернулось. Спираль поезда выпрямилась, рельсы легли на место, горизонт принял свой обычный плоский вид… И всё сделалось по-прежнему.

В вагон, через окна, ударило солнце. Раньше его не было. Стоял сумрак, словно в аквариуме, словно вагон плыл глубоко под водой… Я этого не замечал, или не придавал значения, но сейчас, когда"Сапсан"словно бы вылетел из воды и в окнах заиграло солнце — понял, насколько сильно всё было не так.

Алекс перевёл дух и словно бы невзначай, словно хотел поправить рюкзачок, провёл рукой по лямке и снял динамик. А потом сунул его в карман.

Чадо в желтом свитере удивлённо моргнуло, повернуло голову — солнце, бьющее в окно, сделало его уши прозрачно-розовыми — и равнодушно вернулось к ковырянию в носу. Раздался строгий окрик, и ребенок нехотя удалился. Его позвала мама.

— А хочешь, я тебя с продюсером познакомлю? — неожиданно спросил шеф. — Он из тебя звезду сделает.

— Не хочу я быть звездой, — угрюмо буркнул мальчишка. — Я хочу денег заработать. Самостоятельным стать.

— Так ведь это оно и есть, — соблазнял шеф.

— А вот и врёте вы всё, — мальчишка упрямо мотнул головой. — Продюсер — это значит контракт на несколько лет, и все бабки уйдут студии, а мне копейки.

— Экий продвинутый нынче пошел малец, — почесал в макушке шеф. — Ладно, хрен с ним, с продюсером. Но тебе учиться надо. Это ты понимаешь?

— В Гнесинку я по возрасту не прохожу. Да и не нужна в наше время эта учёба.

— Но став образованным человеком, ты можешь многого добиться, — увещевал шеф.

— Я и так всего добьюсь, — буркнул пацан. — На учёбу только время тратить. В жопу её.

И он вновь отвернулся к окну. Алекс беспомощно посмотрел на меня — я пожал плечами. Не умею я с детьми. Вот хоть убейте — не умею.

— Ладно, а если я тебе скажу: то, что ты делаешь — это магия?..

Я икнул. Шеф пошел ва-банк. Рискованно.

Пацан медленно повернул голову к Алексу. На щеках его горели красные пятна.

— Вы видели, — сказал он побелевшими губами.

— Да, — кивнул шеф. — Видели. И я тебе скажу: было очень страшно.

— Йес! — мальчишка подпрыгнул на сиденье, в глазах его загорелся победный огонь. — Я знал! Я им говорил! А они…

— Тебе больше нельзя этого делать, — холодно и жестко сказал шеф.

— Но… Почему? — в лице мальчишки появилось что-то от грызуна. Мелкое существо, которое загнали в угол.

— Ты глупый, самонадеянный, и совершенно не представляешь, к каким последствиям может привести твоё баловство. А учиться ты не хочешь, — шеф посмотрел на меня. — Сашхен, выведи его в тамбур, сверни шею и выброси из поезда.

Глаза у пацана стали огромными, чёрными от расширившихся зрачков. Губы вытянулись в ниточку. Он потянулся к динамику на лямке, не нашел, и судорожно принялся дёргать замок. Шеф перехватил его руку и крепко сжал. Другой рукой он подхватил рюкзак, и переложил себе за спину.

— Отдайте, — на пацана было жалко смотреть. Его трясло, бледные лапки сжались в кулачки, но глаза смотрели упрямо и с вызовом.

— Извольте следовать за моим сотрудником, милостивый государь, — всё так же холодно сказал Алекс и бросил предупреждающий взгляд в мою сторону. Я поперхнулся.

Честно: я хотел уже попросить, чтобы он оставил мальца в покое — в крайнем случае, отобрать у него рюкзак… Конечно, это нашему горю не поможет, но сворачивать шею ребенку? Это круто даже для моего шефа.

Он же его просто пугает, — сказал я себе. — Хочет заставить прислушаться…

И я протянул руку.

— Идёмте, молодой человек.

— Я закричу.

— Никто тебя не услышит. Как никто, кроме нас, не слышал твоей музыки, — равнодушно пожал плечами шеф. — Думаешь, ты один такой хитромудрый? — спросил он вдруг совершенно другим тоном. — Тогда хорошенько подумай: а откуда взялись мы?

— Давай, поднимайся, — подтолкнул я.

— Подождите, — сказал пацан. Ни мольбы, ни слёз в его голосе не было. Только решимость. — Если… Если я соглашусь учиться. Если… Не буду… заниматься баловством?..

— Ну не знаю, — шеф положил руку на спинку кресла, пиджак его распахнулся и стала видна рукоять револьвера. Мальчишка сглотнул.

— Пожалуйста, — тихо пискнул он. — Я обещаю.

***

…Москва встретила неистовым солнцем, отчаянной трескотнёй воробьёв и по-весеннему бодрыми гудками автомобилей.

— Сейчас найдём извозчика, — обнадёжил шеф, выходя с Ленинградского вокзала.

Детский рюкзак с динамиком в виде Пикачу болтался на локте у Алекса, его рука покоилась на плече Миши Седова.

Я шел сзади, неся свою сумку и саквояж шефа.

— Что в Москве никогда не переведётся, так это таксисты, — Алекс поднял руку и к нам тут же подлетела"мазда"вишнёвого цвета.

Открыв переднюю дверцу, шеф назвал адрес и махнул нам садиться. Пацан уже полностью очухался от испуга. В глазах его появился новый блеск: ожидание неведомых приключений, новых возможностей, и главное — уверенности в себе.

Важнее, чем угрозы, для него сейчас был тот факт, что его оценили по достоинству. Поверили в его силы, и даже — немного боятся… А страх смерти для детей — концепция абстрактная. Она где-то далеко, и случается только с другими, незнакомыми людьми.

Миша Седов был счастлив.

— Будешь учиться в спецшколе, — сказал Алекс перед тем, как сойти с поезда. — С матерью договорится директор, за учёбу платить не нужно. Жить будешь там же, так что отчим тебя больше не тронет.

— А прогуляемся по Арбату, — предложил шеф, когда мы оставили пацана знакомиться с новым домом.

Хорошо, что дети быстро привыкают…

Мы пошли по красной брусчатке, мимо лавочек, облюбованных туристами, мимо художников со своими вечными мольбертами, мимо лотков, с которых продавали всякую мелкую всячину, от самодельного мыла до фальшивых кавказских кинжалов.

— Не знал, что существуют такие школы, — заметил я. Мимо прошествовала крупная японская тётенька с громадным объективом на пузе, и нам пришлось разойтись в стороны, чтобы её пропустить.

— Это не в прямом смысле школа, — поморщился Алекс. — Скорее, специнтернат. Для особо опасных малолетних преступников.

Я вспомнил ощущение силы, окружившее неприметный многоквартирный дом.

— То есть, вы не шутили: если бы он не пошел по свое воле, пацана пришлось бы убить? — я почувствовал, как холодный пот течёт между лопаток.

— С детьми лучше всего работает правда, — кивнул шеф. — Ложь они чуют за версту. К тому же, теперь у него отличная мотивация хорошо учиться.

— То есть, это не навсегда?

— Ну разумеется, — Алекс улыбнулся, пропуская симпатичную барышню в коротеньких шортиках. — Поймёт, что его талант — это в первую очередь оружие, научится контролировать… А там — посмотрим. Печально, конечно, что сам он не сможет исполнять то, что сочиняет. Но так, по крайней мере, мир не потеряет великого композитора.

— Стало быть, главное — чтобы он не играл свои сочинения сам?

— В исполнении автора любое произведение становится лучше, полнее — ты согласен? А значит, производит наиболее разрушительный эффект.

— Но вы же свои стихи читаете.

— Только не в трезвом уме и доброй памяти, а так, по пьяному делу, — строго сказал Алекс. — И стишата самые позорные, писаные между делом. Не всерьёз. В-основном, в альбомах бывших любовниц, да на салфетках в ресторанах… Малец вот случайно сочинил ману, и произвёл, — шеф пошевелил пальцами в воздухе. — Вербальное воздействие. Сам видел, что из этого вышло. Представь теперь, что будет, если я… Впрочем, это уже не важно."Он больше прекрасных стихов не писал, он стал властелином вселенной" — это были последние стихи, написанные моим другом Колей. Про меня. Про нас всех.

Офис Семаргла находился в Москва-сити, в отдельном, принадлежащем корпорации небоскрёбе. Стекло и бетон. Перед входом — бронзовая скульптура крылатого волка, величиной со слона.

— И даже не маскируются, — пробормотал Алекс.

Зверь припал к земле, готовясь к атаке. Зубы его были оскалены, клыки — длиной с мою руку. Под лапами бронзового хищника спокойно ходили люди. В его тени был даже устроен небольшой фонтан. Невысокие борта фонтана сплошь были заняты одетыми в серое клерками. Затянутые в узкие костюмчики, клерки скромно поедали бургеры и мясо по-каррски, из прозрачных пластиковых упаковок.

— Обед однако, — искательно произнёс я. От запаха мяса, поедаемого в непосредственной близости, кружилась голова.

— Вот встретимся с клиентом, потом и пообедаем. А мыслить лучше на голодный желудок.

И Алекс решительно шагнул в тень, отбрасываемую волком.

Впрочем, для встречи с клиентом было выбрано совсем другое место."ТрактирЪ Первой гильдии купца Пугасова" — гласила деревянная вывеска над домиком из финского бруса, имитирующего старославянскую избу.

— Ну-ну… — скептически произнёс шеф, когда дверь трактира распахнул половой в красной шелковой рубахе.

Генеральный директор строительной фирмы с оборотом в двести миллиардов рублей сидел на голой лавке и хлебал щи. Ложка у него в руке была деревянная, с тонким отполированным краем и богато украшенной резными узорами ручкой. В навершье ручки была всё та же стилизованная голова волка…

Забавно, но примерно так я его себе и представлял: крупный дядька с плечами недавно завязавшего борца. Волосы длинные, стянуты в тугой хвост на затылке. Борода — перец с солью. Лицо румяное, мощное, из таких, что можно разглядывать бесконечно, следя за малейшими перепадами в мимике… Глаза — желтые, как у рыси.

Одет Пантелей Митрофанович Степной был в косоворотку ручной работы. Раньше такие попросту называли домоткаными… Что было ниже, я не видел, но на руке, которой он держал ложку, красовались часы. Марки я не узнал, но на вид, за их стоимость можно было купить весь этот трактир, вместе с хозяином и обслугой.

Рядом с ним сидел тип, про которого можно было сказать, что в обстановку тот не вписывается от слова"совсем".

Модный зауженный итальянский костюм, бриллиантовая булавка в галстуке, а чтобы купить такую рубашку, мне, скорее всего, пришлось бы продать все драгоценные первоиздания. И попросить взаймы у шефа.

Тип был гладко выбрит, стрижку имел модельную, с короткими висками. Он меланхолично ковырял какой-то зелёный салатик.

И только в наклоне головы, в хищном прищуре глаз, в манере кривить губы, поднося ко рту новый кусок, мелькало сходство.

Родственник. Очень близкий, скорее всего — сын.

Вспомнился молодой вервольф Митроха.

Тоже из их компании, — определил я.

— Садитесь, люди добрые, — широким жестом предложил глава корпорации. — В ногах правды нету.

И продолжил хлебать щи.

Сын поднялся, вежливо протянул нам с Алексом руку, и сел обратно только после того, как мы устроились. Подобострастия в нём никакого не было. Была спокойная вежливость хозяина, встречающего гостей.

Я поймал себя на мысли, что вот он, младший Степной, отлично вписывается в стеклянно-бетонные корпоративные джунгли. Он — вписывается, а старший, матёрый самец с деревянной ложкой — нет.

Однако доход компании говорит за него лучше, чем любые внешние данные, — одёрнул я сам себя. Так что не надо судить по одёжке.

Мы уселись — тоже на деревянную лавку, с жесткой спинкой. Стол, разумеется, был того же материала. Светлый дуб, если я не ошибаюсь. Красиво оструганное и любовно отполированное дерево словно светилось изнутри. Столешница была покрыта рушником с петухами, на котором был умело сервирован русский стол: сало в хрустальном блюдечке, с чесноком, с чёрным перцем, холодец, от которого шел терпкий запах хрена; отдельно — сметана, фаршированные мясным фаршем блины, копчёный окорок, нарезанный тонко, подобно лепесткам розы…

Скажу я вам, иметь превосходный нюх — та ещё канитель. У меня на глазах аж слёзы выступили. В поезде перекусить не удалось, да и с утра ещё маковой росинки во рту не ночевало… Честно говоря, я уже был готов наброситься на еду без всякого разрешения.

Пока мы усаживались, наш клиент доел щи, вытер ложку салфеткой, и отставил вместе с пустым горшком.

Кивнул парню в красной рубахе, и тот моментально притащил на вытянутых руках дымящийся самовар. Споро расставил чашки, блюдца, сахарницу с колотым сахаром, плошки с мёдом и вареньем, огромный таз имбирных пряников…

Я покосился на Алекса. Шеф сидел молча, небрежно закинув одну руку на спинку лавки, и заложив ногу на ногу. Можно было вообразить, что он устроился в мягком кресле, а не мается на жесткой, остервенело впивающейся в ягодицы, лавке.

— Не ожидал я, что до этого дойдёт, Алесан Сергеич, — крякнул старший Лесной, и потянулся к самовару. Тронул краник, в чашку хлынула дымящаяся струя кипятку. — Чтобы мне, в моей компании управляться мешали…

— Может, прекратим демонстрировать, кто здесь самый главный самец, и приступим к делу? — флегматично рассматривая ногти, спросил шеф.

— Отец очень рад вас видеть, — вставил младший. — И благодарен за…

— Я и сам могу поблагодарить, — рявкнул старший. — Если будет за что.

— Прости, папа, — глаза сына упёрлись в недоеденный салат.

— Старшой мой, — глазами указал Пантелей Митрофанович. — Генка. Заместитель, — слова он цедил неохотно. Словно выполнял данное кому-то обещание.

— Рад познакомиться, — Алекс приятно улыбнулся заместителю, и вновь перевёл глаза на директора. — Я так понимаю, вы не довольны тем, что ваше дело перешло в юрисдикцию совета?

— Мы, — тот навис над столом, почти опрокинув чашку с раскалённым чаем. — По разные стороны баррикад.

— Закон един для всех, — флегматично проговорил Алекс. — Я не могу его нарушать в той же мере, что и вы.

— Но решает, кто нарушил — Совет, — сказал директор, и раздвинул губы в улыбке. Или в оскале — клыки у него были крупные, желтоватые и очень острые. — И ты — как его подпевала.

— Так вы не нарушайте, — ласково посоветовал Алекс, тоже нависнув над столом. — И будет между нами мир и согласие.

Протянув руку к блюду, шеф взял самый верхний пряник, и откусив, начал жевать. Смотрел он при этом в глаза вервольфа, не отрываясь. Желтые, почти звериные, глубоко утопленные под надбровные дуги…

Но вот глава корпорации мигнул, и глаза его стали совершенно обычными, светло-карими. Клыки будто втянулись. Даже аура силы, агрессии, казалось, развеялась, уступив место простому человеческому беспокойству.

— Добре, — старший вервольф упёр широкие ладони в столешницу. Та жалобно скрипнула. — Владимир посоветовал сотрудничать — а ему я доверяю, почти как себе. Рассказывай, — приказал он сыну.

— Два месяца назад мы начали строительство нового торгового центра, — тут же начал Геннадий. — Самого крупного в области. Кроме магазинов там должен быть аквапарк, три кинотеатра, спортивные площадки и боулинг.

— Деньги вложены немалые, — кивнул директор.

— Но самое главное — наша репутация, — продолжил младший. — Мы всегда выдерживаем сроки, строим качественно, материалов не жалеем…

— Но? — подтолкнул Алекс. — Что же пошло не так?

— Когда рыли котлован, наткнулись на кладбище, — опустив глаза, сказал сын.

— Кладбище? — поднял брови шеф. — Очень интересно.

— Его не было на картах, — буркнул отец. — Мы — фирма солидная. Всё перенюхали, носом землю рыли.

— Погост очень старый, — добавил сын. — Минимум триста лет. — О нём давно все забыли.

— Стройку сразу свернули, — рубанул по столу ладонью вервольф-отец. — Нам репутация гробокопателей ни к чему.

— Убытки просто чудовищные, — глядя в сторону, почти про себя, сказал Геннадий. — А всего-то — десяток могил. Могли перенести на другое место…

Ага, — отметил я. — Значит, заместитель с решением директора не согласен.

— Ну так в чём проблема? — спросил Алекс участливо.

Люди всегда лгут, — говорил шеф. — Даже когда от этого зависит их жизнь. Особенно, когда зависит. Они будут изворачиваться, путаться в показаниях — и не потому, что виноваты. Просто такова человеческая натура.

Интересно, насколько психика вервольфов соответствует человеческой? — подумал я. — Где у них кончается зверь, и начинается человек?

— На следующий день после того, как экскаватор вырыл первую кость, начали гибнуть люди, — сказал директор.

— Всего-то несколько работяг, — еле слышно фыркнул заместитель. — И далеко не факт, что виновато в этом кладбище. Один попал под машину, другой отравился угарным газом. Третий — хватил технического спирту…

— Нашу стройку тут же обозвали Проклятьем Тутанхамона, — поморщился Пантелей Митрофанович. Персонал не разбежался лишь потому, что мы, в Семаргле, придерживаемся семейных традиций. Мы заботимся о людях.

— Семьям жертв были выплачены солидные компенсации, — официальным тоном сообщил Геннадий.

И оба, отец и сын, вновь замолчали.

— Но ведь этим дело не ограничилось, — вновь терпеливо подтолкнул Алекс.

Он привык. Умел разговорить собеседника, участливо выслушать. Это меня бесит глупость человеческая. Не научился ещё.

— За первыми последовало ещё пять смертей, — сказал заместитель. — Среди людей, казалось бы, к строительству отношения не имеющих. Одна бухгалтерша, два менеджера, водитель служебной машины и начальник проектного отдела.

— Сроки? — спросил шеф.

— Все — за неделю, — выдохнул Пантелей Митрофанович. — Словно мор какой-то.

— Да никакой не мор, — Гена заводился всё больше. — Я провёл расследование: у бухгалтерши не выдержало сердце, менеджеров зарезали в клубе, в пьяной драке… Водитель оказался сектантом, членом организации"Другой мир" — можно сказать, тоже организм не выдержал. Они там проповедуют отказ от своей сущности. В полнолуние обматывают цепями, не дают перекидываться, есть сырое мясо… Всё это случайности.

— Только пошли они как-то уж очень кучно, — буркнул директор. — И почему-то именно в нашей фирме.

— Просто мы не обращали внимания на других, папа, — мягко напомнил Геннадий. — Но я погуглил: люди, знаешь ли, вообще частенько мрут…

— Погибшие все были вервольфами? — уточнил шеф.

— У нас другие не работают, — отрезал директор.

— Это не совсем так, — сложив пальцы домиком, поморщился заместитель. — Семаргл — компания транснациональная. Мы лояльны ко всем гражданам нашей страны. К тому же, вервольфов на самом деле — не так уж и много…

— Но руководство — только волки, — констатировал Алекс.

— Совет директоров, учредители, инвесторы… Да, — согласился Геннадий.

— Мы — фирма семейная, — крякнул Пантелей Митрофанович и шумно отпил из блюдца. — Законы компании не позволяют дробить капитал.

— Вы не упомянули, как погиб начальник проектного, — напомнил шеф. — Я так понимаю, это птица более высокого полёта, чем обыкновенный водитель?

— Хвастаться надо меньше, — на скулах Геннадия проступил нездоровый румянец. — Купил себе особняк в Светлом Бору, антиквариата навёз, фотомодель в жены взял… Когда его нашли, на полу собственной гостиной, дом был в полном беспорядке. Полиция говорит — кража со взломом. Просто воры не рассчитывали, что хозяин окажется дома. Его расстреляли. Восемь пуль.

— Насколько я знаю, — заметил шеф, — Вервольфам обычные пули не страшны.

— У них были серебряные, — веско сказал старший Степной. — Они знали, к кому лезли.

— Так… — Алекс подобрался.

— Я всё-таки думаю, что это были охотники за головами, — утомлённо, словно в сотый раз, сказал Геннадий. — Некоторые коллекционеры предлагают огромные деньги за чучело оборотня. Афанасий прокололся. Как-то себя выдал, и его убили. Как трофей.

— Но ведь, я так понимаю, тело было обнаружено в доме, — медленно сказал Алекс. — И все части тела… Э… были на месте?

— Полагаю, их спугнули, — пояснил Геннадий. — Стрельбу слышали соседи, кто-то вызвал полицию… Они просто не успели.

— Это всё? — уточнил шеф. — Больше смертей не было?

— У одного из членов совета директоров в машине отказали тормоза, — сказал старший вервольф. — Когда он это понял, то направил машину в столб. Сработали подушки безопасности. К тому же, у нас большие способности к регенерации. Когда приехала скорая, на нём осталось лишь несколько синяков.

— Это был просто несчастный случай, — с нажимом сказал Гена. — Водитель не следил за состоянием автомобиля…

— Его допросили? — осведомился шеф.

— Это был как раз тот водитель, который состоял в секте, — нехотя сообщил Геннадий.

— Отлично, — Алекс деятельно потёр руки. — Мне понадобятся личные дела всех погибших, с подробными отчётами. Если есть — результаты вскрытий. С этим членом директората я хочу поговорить лично.

— Отчёты у меня с собой, — Геннадий достал из-под стола объёмистый портфель. — А вот насчёт разговора…

— Совет директоров привык контактировать только с Владимиром. Они не захотят говорить с человеком со стороны, не имеющем понятия о наших… традициях.

— Это было не моё решение, — пожал плечами Алекс. — Моё дело — расследовать преступление, и найти виновного. Если он существует. И для этого я уполномочен применять любые средства. Разумеется, в рамках закона.

Вервольф недобро сверкнул глазами, но затем кивнул.

— Мы обязаны сотрудничать с Советом, — наконец сказал он. — В рамках закона, — и он широко, так, чтобы мы видели клыки, улыбнулся.

— Я собираюсь провести расследование, — сказал Алекс. — И понять, что у вас творится. Если это убийства — найти виновного и передать в руки полиции. Если магия — пусть с ним разбирается Совет. Другие ваши дела меня не интересуют.

Долгую секунду вервольф смотрел на шефа, не отрываясь. Затем отвёл глаза и кивнул.

— Добре, — сказал он. — Я тоже не хочу, чтобы моих сотрудников убивали. Делай, что сочтёшь нужным. Но убийцу мне сыщи.

— Или подтвердите, что всё это были несчастные случаи, — добавил Геннадий. — Вот все документы… Половину гонорара мы готовы перечислить сейчас, половину — по завершении дела.

— Я работаю, как штатный дознаватель, — проговорил Алекс. — Мне платит Совет.

— Ну, — заместитель немного растерялся. Видать, нечасто сталкивался с тем, кто отказывается от денег. — Мы оплатили вам номера в отеле, и хотели выделить машину. Но если вы отказываетесь…

— У нас имеются свои апартаменты в Москве, — вежливо отклонил предложение Алекс. — Но за транспорт я буду премного благодарен. Не люблю наёмных таксомоторов.

— Ну, что скажешь? — спросил Алекс, когда мы покинули гостеприимные своды трактира купца первой гильдии Пугасова.

— Запутанное дело, — за всё время пребывания в обществе господ Степных, я не сказал ни слова. — Во-первых, Геннадий — не вервольф.