Тайны древних свитков

Татьяна и Роман Ивановы, 2023

В преддверии свадьбы Глеб узнает о гибели семьи своей невесты. Следствие прорабатывает множество версий. Между тем, завеса таинственности приоткрывается совершенно с другой стороны. Некая девушка Дана случайно знакомится с Глебом и предлагает ему свою помощь в расследовании преступления. Только вот каков ее интерес? Либо она сама является жертвой преступников и хочет отомстить, либо причастна к преступлению и, напротив, хочет замести следы?

Глава 5

Атилла отворила дверь своего жилища и, устало шагнув за порог, тяжелой поступью направилась к соломенному топчану, стоящему у низкого мутного оконца, в которое едва проникал солнечный свет. Наступило утро.

— Ох! Невольно вырвался у Атиллы изнеможенный вздох. Она опустилась на топчан, и не отрывая ног от глиняного пола, опрокинула стонущую спину на шершавую поверхность своей немудреной лежанки.

Атилла еще не успела прикрыть отяжелевшие веки, как услышала привычный шорох бамбуковых палочек, из которых была сплетена длинная до пола штора, разделяющая надвое незатейливое жилое пространство.

— Тонду! — Едва слышно позвала Атилла свою пятнадцатилетнюю дочь. — Почему ты не спишь?

— Мне не спалось, и я решила дождаться тебя этой ночью! — Воскликнула девушка и бросилась к матери, припав губами к ее руке. — Ведь это был последний сеанс?

— Последний и самый трудный.

— Вот поэтому я и решила тебя дождаться.

— Зачем?

— А, разве тебе не приятно увидеть меня после трудной работы? Узрить в моих очах участие и сочувствие?

— Глупая! — пожурила дочь Атилла — Сколько раз я тебе говорила, что негоже терять по пустякам отпущенное сну время.

Тонду потерлась щекой о материнскую ладонь, и глаза ее заискрились любовью и преданностью, вызывая ответную улыбку матери.

— А еще ты говорила, что за сном бегать не годится, разве не так?

— Ах, Тонду, не притворяйся, что путаешь белое с черным, и вообще…подай-ка мне воды и отправляйся спать.

— Хорошо! — ивнула девушка и направилась во двор, прихватив по пути глиняный кувшин.

Когда она вернулась, Атилла нетерпеливо выхватила кувшин из ее рук и шумными глотками опустошила больше половины. Тонду, выждав, пока мать напилась, нежно с любовью промокнула тыльной стороной ладони ее вспотевший лоб.

— Ну вот, теперь отдыхай. — Улыбнулась Тонду, и взбив соломенный подголовник, подвинула его на середину.

— И ты тоже. — Распорядилась Атилла. — Тебе надо набраться сил, девочка! — Зашептала она склонившейся для поцелуя Тонду, и та вдруг ощутила на своем виске материнскую слезу.

— Что? — тревожно воскликнула Тонду и почувствовала, как в страхе заколотилось сердце.

Атилла отстранилась от дочери, стараясь не смотреть ей в глаза. Та же, наоборот, изо всех сил пыталась уловить взгляд матери.

— Беда? Ты ее чувствуешь? Ты же сказала, что никогда ничего не будешь от меня скрывать! Мама? Что ты молчишь? — Тонду требовательно тряхнула мать за плечи.

–Н е пугайся! — сказала Атилла, и ее лицо тронула усталая улыбка. — Пока еще беспокоиться не о чем.

— Но, что-то же может случиться? — Не унималась Тонду. — Может?

— Может. — Не стала лукавить Атилла. — Но как я только почувствую это, обещаю, что расскажу тебе немедленно.

Жрец высшей касты Неохим лежал на краю своего широкого ложе под высоким белым балдахином. Две служанки услужливо колдовали над ним: первая растирала розовым маслом спину, а вторая прикладывала горячие компрессы из настоя трав к ногам. Раскаленная огненная жаровня, представляющая собой металлическую треногу, держащую серебряный плоскодонный чан с тлеющими углями, над которой была подвешена чаша с настоем, размещалась тут же возле ложа. Условный стук в дверь нарушил приятную процедуру, заставив жреца метнуть на дверь недобрый взгляд.

— Входи! — крикнул он слуге, понимая, что тот не стал бы беспокоить его по пустякам в такие минуты.

Слуга вошел и приблизился к хозяйскому ложу, преклонив перед жрецом колени.

— Ты принес мне вести о нем? — спросил Неохим.

— Да, мой господин.

Неохим жестом приказал служанкам удалиться, и девушки тотчас растворились в арочном проеме.

— Ну? — нетерпеливо воскликнул Неохим.

— Она его излечила.

— Так, так! — Жрец помрачнел.

— Да, мой господин. Я выведал также, что завтра в полдень всенародно будет объявлено о его полнейшем выздоровлении.

— Сколько раз она его посещала?

— Ровно восемь раз, через день.

— Значит лечение длилось всего полмесяца?

— Выходит так, господин.

Жрец в отчаянии пнул ногой стоящий рядом невысокий пуфик, и тот, с грохотом отлетев в сторону, ударил несчастного слугу по колену, словно он был в чем-то виновен, а потом отлетел в сторону, аккурат задев треногу с жаровней, опасно ее накренив. Однако расторопный слуга быстро вскочил на ноги, успев подхватить жаровню за раскаленный край, и, обжигая пальцы, удержал ее.

Неохим, ничего не сказав, сдернул с ноги теплую примочку, небрежно кинул ее прямо на кровать и, поднявшись, принялся расхаживать по залу.

— Все. Пора! Пора! Пора! — Нервно выкрикивал он. — Давно уже пора! Это надо решить сегодня же!

Жрец повернулся к слуге.

— Бови!

— Да, мой господин!

— Вели жрецам сегодня же собрать совет. Тайный! Ровно в полдень.

— Слушаюсь, господин.

— А сейчас иди и попроси девушек вернуться.

Атилла, крепко уснувшая в рассветный час, ровно в полдень вскочила с лежанки, взявшись рукой за сердце и тяжело застонала, разбудив Тонду. Девушка встрепенулась, желая вскочить с постели, чтобы кинуться к матери, но в этот момент перед ней предстала сама Атилла. Она подошла к ложе дочери и присела на краешек лежанки.

— Вот и время пришло, Тонду. Как видишь, плохое всегда приходит быстрее, чем хорошее — грустно изрекла она, и, тяжело вздохнув, погладила дочь по голове.

— Беда? — побледнев, спросила девушка.

Атилла кивнула. Глаза Тонду тут же наполнились слезами.

— А вот об этом тебе придется забыть — строго сказала Атилла, вытирая слезы дочери шершавой ладонью. — Тебе надо теперь научиться быть сильной, как мужчина.

— Сильной, как мужчина? — В отчаянии воскликнула девушка, которая всем нутром ощутила разлуку с матерью.

— Неужели пришла пора?

— Да, Тонду.

— Это жрецы? Это они хотят тебя уничтожить?

— Да, Тонду. И потому я, наконец, должна передать все свои знания и сокровища нашего рода тебе.

Ах, как дорожила Тонду этими материнскими сокровищами. Как хотела скорее прикоснуться к ним, как мечтала раскладывать камни и амулеты и наравне с матерью пользоваться ее мастерством! Как мечтала с затаенным придыханием поглядывая на мать, колдовать над благовониями, выходить в астрал на встречу с иными силами, впадая при этом в транс, также, как и мать! Теоретически она была подготовлена ко всему этому и даже самостоятельно кое-что умела проделывать, особенно то, что касалось лечения людей, но увы, настоящей хозяйкой положения она никогда не была. А ей порою невыносимо этого хотелось.

— Это зов предков, дитя мое — говорила ей Атилла. — Ты будешь хорошей преемницей.

Теперь же, после слов матери, Тонду все это возненавидела. Возненавидела потому, что ценой приобретения этих познаний становилась вечная разлука с горячо любимой матерью и Тонду с полной ясностью осознала это только сейчас.

— Нет! — В отчаянии воскликнула она. — Нет! Ты же сильная! Им тебя не достать! Уйдем, мама, скроемся. Разве мы не можем?

— Нет! — ответила Атилла. — От них теперь скрыться сможешь только ты. Я уже нет.

— Но, почему?

Мать грустно ей улыбнулась.

— Потому, что я возьму удар на себя, чтобы сохранить тебе жизнь. В случае, если мы попытаемся скрыться вместе, погибнем обе. Да, и потом, мое время пришло. Меня зовут предки. Я свою миссию исчерпала! И теперь я нужнее там, чем здесь.

— А я? Как же я? Ты нужна мне больше, чем им!

— Нет, Тонду, это не так! Ты скоро сама поймешь. И потом, я ведь тебя не бросаю вовсе. Ты только не сможешь ощущать мою земную плоть, а дух мой будет вечно пребывать в тебе. Он переселится сразу же, укрепив твой собственный, и только в редкие часы отдохновения будет тебя покидать!

Атилла придвинулась к дочери и, взяв ее за плечи, заглянула в глаза. Ах, до чего же проникновенным был ее взгляд! Он проникал внутрь, пронизывая Тонду своим жаром насквозь, и останавливался только где-то в коленях, заставляя их то и дело дрожать.

— Тонду, крепко запомни то, что я скажу тебе сейчас! — повелела Атилла.

— Меня скоро не станет!

— Нет, мама, нет! — испуганно воскликнула Тонду и отшатнулась от матери, закрыв лицо руками,не желая слушать. Атилла, напротив, крепко прижалась к дочери.

–Выслушай меня внимательно, Тонду! Мой особый дух, дарованный свыше, не может быть разрушен грубыми земными элементами, подобно другим! Не важно, будь то вода, воздух, огонь или земля! Им это не под силу! И после моей смерти он сохранится. Исчезнет только его оболочка вместе со мной. Он распадется на множество элементов и разнесется по всей вселенной, чтобы вселяться в души всех моих потомков во веки вечные!

Тонду прижалась к матери всем телом. Ах, как немыслимо, что именно сейчас, сию минуту, ей предстоит оторваться от нее и больше никогда не ощутить родного успокаивающего тепла, по притяжению и силе своей несравнимого ни с чем в Мире!

А в это самое время на совете высшей жреческой касты, в тайне от фараона, решалась участь Атиллы. Коллегия магистрата во главе с верховным жрецом «Алого совета» семидесятипятилетним Флористахом и его первым заместителем Неохимом, обсуждала положение дел, в результате которых происходила угроза репутации совета и его полной неоспоримой узурпированной власти. Корень зла — Атилла — белая магиня, однажды появившаяся в их устоявшейся привилегированной жизни, и нарушившая ее ровное течение, став, наконец, камнем преткновения. И если раньше, когда она лечила простых смертных, и до жрецов доходили только слухи о немыслимых результатах ее исцеления, и ее деятельность вовсе не грозила их репутации всемогущих целителей, то теперь, когда дело Атиллы дошло до самой высокой знати, а недавно и до фараона, которого она излечила, принимало совсем иной оборот.

— Уничтожить! Таков был конечный вердикт и другой альтернативы не существовало.

— Решение необходимо принять сегодня же! — объявил членам совета Неохим. — Ибо завтра, когда всенародно будет объявлено о полном исцелении фараона, исполнить решение совета будет невозможно.

— Если так, то мы должны прямо сейчас сфабриковать обвинение в колдовстве и пособничестве демонизму, а ровно в полночь сжечь ее на костре — заключил Флористах.

— Все! Сказала Атилла и с трудом оторвала дочь от своей груди. — Тебе пора. Отправляйся сначала к старику Руйе, он переправит тебя на лодке через реку, а там, как было условлено, тебя встретят наши друзья. Я уже отправила им весточку о твоем прибытии. И не забывай самого главного, девочка моя — ты теперь для всех не Тонду, а значит, не моя дочь. Тебя будут называть Ойле.

Тонду зарыдала.

— Не горюй! Имя твое не будет предано забвению. Я унесу его с собой, и потом ты вскоре наречешь им свою дочь!

Огромный костер полыхал в эту ночь за городом, перемежая треск смолистых деревьев со стонами сочувствующей толпы людей. Атилла корчилась в огне, не проронив при этом ни звука. И только в огромных черных глазах ее, смотрящих на людей, подобно самому огню то скрывающему их от людской толпы, то относящему языки пламени порывами ветра для любопытного обозрения, полыхала нестерпимая боль….