Желание

Трейси Вульф, 2021

«Желание» – третья часть серии, продолжение бестселлеров «Жажда» и «Искушение» Трейси Вульф. Серия-бестселлер № 1 New York Times. Выбор Amazon в категории «Лучшая YA-книга месяца». Самая популярная вампирская сага 2022 года. Для поклонников «Сумерек» и «Дневников вампиров». Наверное, я достигла поворотной точки. Статус моих отношений превратился из запутанного в настоящую катастрофу. Как будто попытка окончить академию была недостаточно сложным для меня уровнем. Ах да, еще Кровопускательница решила сбросить на всех нас бомбу невероятных размеров… С другой стороны, разве в Кэтмире бывает хоть один спокойный день? Джексон стал холоднее зимы на Аляске. Круг расколот из-за моей предстоящей коронации. Ордер на арест за наши с Хадсоном предполагаемые преступления, вероятно, означает пожизненное тюремное заключение со смертельным нерушимым проклятием. Нужно принять слишком много непростых решений. И я боюсь, что выживут не все. Трейси Вульф – американская писательница, автор 64 книг в разных жанрах, некоторые из них стали бестселлерами по версии New York Times и USA Today. В прошлом преподавала английский язык и литературу, сейчас полностью посвятила себя писательству. Любит создавать загадочные и романтические истории с непростыми героями и крутыми героинями. Обожает вампиров, драконов и всяких жутких ночных тварей. Все свои книги написала в своем доме в Остине, Техас, где живет по сей день вместе со своей семьей.

Глава 38. Данные обещания, нарушенные обещания

Мне не хочется этого признавать, но он прав. Случилось слишком многое, чтобы все между нами могло быть нормально — как сейчас, так, наверное, и в будущем. Да, это жесть, но я испытываю облегчение, когда он говорит об этом… что бы ни произошло потом.

— Что мы будем делать? — спрашиваю я, когда мы опять трогаемся в путь.

— То же, что и всегда, — отвечает Джексон. — Все, что необходимо, чтобы выжить.

— Не уверена, что это того стоит. — Мой разум бурлит, пока я пытаюсь придумать такую тему для обсуждения, которая не касалась бы наших отношений. Что-нибудь нейтральное, что-нибудь такое, о чем могут говорить расставшиеся партнеры, остающиеся друзьями. И останавливаюсь вот на чем: — По магической истории у меня накопилось столько несделанной работы, что выжить будет не очень-то легко.

Я жду, затаив дыхание. Пойдет ли Джексон мне навстречу? Есть ли шанс, что мы останемся друзьями?

Он отвечает не сразу, и какое-то время я слышу только один звук — звук наших шагов. Молчание затягивается, и в конце концов мне приходится выдохнуть воздух, и мои плечи никнут из-за горечи всего того, что произошло. Из-за того, чем мы были и чем стали.

Но тут Джексон искоса смотрит на меня и спрашивает:

— Значит, этот предмет все еще напрягает тебя?

— Да, я знаю. Поверь мне, я понимаю, каким нелепым это кажется со стороны — закопаться в истории. Ведь мне вроде бы надо только читать и запоминать. Но на самом деле все куда труднее, потому что мы должны проанализировать все эти примеры и высказать свое мнение, а я понятия не имею, что о них думать, не говоря уже о том, что об этом писать.

— Полагаю, тяжело погружаться в тысячи лет истории, ничего о ней не зная, — говорит он.

— Дело не в этом. — Я с досадой всплескиваю руками. — Я знаю основные факты исторических событий — например, я знаю о Салемских ведовских процессах, — но новая версия этих событий, которую здесь преподают, так отличается от всего того, что я учила раньше, что мне трудно уложить это в голове.

Джексон сочувственно хмыкает.

— Да, похоже, это напряг.

— И еще какой. Узнавать, что то, что я считала фактом, на самом деле лишь мнение одной из сторон… — Жестом я показываю, как у меня взрывается мозг. — Это еще хуже, чем физика полетов, а она та еще жесть.

Джексон бросает на меня косой взгляд.

— Зря ты так сдерживаешься, Грейс. Тебе стоило бы сказать мне, что ты чувствуешь на самом деле.

— Надо же, какие мы саркастичные. — Я показываю ему язык. — Выкуси.

— Вообще-то я не против. — Он подается вперед, оскаливает свои клыки, и я смеюсь. И отталкиваю его.

Но на секунду все ужасное будто куда-то уходит, и все становится как прежде.

Должно быть, Джексон чувствует то же самое, поскольку он спрашивает:

— Какое мороженое вампиры любят больше всего?

На сей раз уже я бросаю на него косой взгляд.

— Кровяной шербет?

Он смеется.

— Хорошая догадка, но нет. — Он делает паузу, затем говорит: — Вен-ильное.

Это лажа — та-а-кая лажа, — но на мгновение мне кажется, что Джексон стал прежним, и он так горд собой, что я не могу не рассмеяться.

— Это просто кошмар, полный кошмар. Но ты и сам это знаешь, не так ли?

— Эта шутка рассмешила тебя.

— Похоже, мне нравится все кошмарное.

Он закатывает глаза.

— Да-а, в последнее время это заметно.

Сейчас он прошелся по Хадсону, и в обычных обстоятельствах я бы не преминула наехать на него за этот намек, но пока все идет так гладко, что я просто-напросто тоже закатываю глаза и шагаю дальше.

— Знаешь, если тебе нужна помощь в магической истории, то обращайся, — говорит Джексон после того, как мы проходим четверть мили молча. — Правительнице обязательно надо знать историю сверхъестественных существ.

— А, ну да. Еще бы. — Может, лучше отказаться от его помощи — ведь мне не хочется раскачивать лодку. Но конец семестра все ближе, и я начинаю психовать. — Это было бы классно. Спасибо. Большое спасибо.

На лице Джексона отражается некоторая неловкость — то ли от того, что он предложил мне свою помощь, то ли от того энтузиазма, с которым я приняла ее, — но ситуация слишком отчаянная, чтобы позволить ему соскочить с крючка.

И вместо этого я говорю:

— Когда мы начнем?

Он пожимает плечами.

— Когда захочешь.

— Сегодня, во второй половине дня, я буду свободна, если свободен ты.

— Пока нет, — отвечает он, покачав головой. — Но могу освободиться. Дай мне все разрулить, и я напишу тебе.

Я начинаю чувствовать себя виноватой.

— Ты не обязан это делать. Я могу…

Он обрывает меня многозначительным взглядом.

— Ты больше не можешь говорить мне, что я могу делать, а что не могу.

— Ага, — фыркаю я. — Потому что между нами так было всегда.

Он улыбается, но больше ничего не говорит, пока мы не доходим до той дорожки, которая приведет нас в замок.

— Как у тебя дела вообще? — спрашивает он. — Я имею в виду, как дела у тебя и Хадсона?

Кажется, это вопрос с подвохом, такой, который разрушит хрупкий мир, установившийся между Джексоном и мной. С другой стороны, он имеет право знать больше, чем любой другой в школе.

Я вздыхаю.

— Это сложно.

— Он вообще сложный малый. — Джексон выгибает бровь. — Но я говорил обо всей этой истории с арестом. У вас есть какой-то план?

— Ты имеешь в виду, помимо поисков Кузнеца? — Я качаю головой. — Нет, никакого плана у нас нет.

Он кивает, сглатывает. Затем спрашивает очень тихо:

— Вам нужна помощь?

— В поисках Короны? — Я поворачиваюсь к нему, чтобы лучше видеть выражение его лица. — Мне казалось, что тебе не нравится эта идея.

— Верно, она мне не нравится. — Он кривит рот, и его шрам становится заметнее. — Но еще больше мне не понравится, если ты и мой брат отправитесь в тюрьму, так что, думаю, нам нужно попробовать.

— Даже если из этого ничего не выйдет?

— Что я слышу? — Он изображает шок. — Мрачные предчувствия? От тебя?

Я тыкаю его локтем в бок.

— Время от времени это случается и со мной.

— Ну тогда перестань. Пессимизм — это по моей части, а твоя роль состоит в том, чтобы убеждать меня, что все не так плохо. К тому же в выходные на меня обрушилось столько дурных новостей, что мне их хватит надолго.

Это понятно, ведь он только что провел пару дней, собирая разведданные при Дворе Вампиров, но от этого не легче, и мне все равно тяжело это слышать.

— Все действительно так плохо? — спрашиваю я.

— Да, — угрюмо отвечает он. — Сайрус просит всех вокруг об ответных услугах и злится, если эти услуги ему оказывают не в тот самый момент, когда он требует их. Круг разрушен — ведьмы и драконы объединились против вампиров и человековолков.

— Мне казалось, так было всегда. — Напряжение между ними чувствовалось и во время турнира Лударес, и во время Испытания, которое придумал для меня Сайрус. И я решила, что это нормальное положение дел.

— До некоторой степени так оно и было. Наш Круг определенно работает не так слаженно и сплоченно, как некоторые другие, но так плохо, как сейчас, не было еще никогда. Во всяком случае, на моей памяти. И Сайрус жаждет крови.

— Да, я знаю. Моей крови. — Я пытаюсь разрядить атмосферу, но у меня это не получается, если судить по взгляду, который бросает на меня Джексон. И если судить по тому холоду, которым сейчас опять стало веять от него.

— Мы этого не допустим, — говорит он. — Вы с Хадсоном и так уже достаточно страдали. Но так или иначе, нам предстоит война. Мы просто должны приготовиться к ней.

— А как именно мы должны это сделать? — спрашиваю я. — Вообще-то я немного занята попытками закончить школу и разобраться с узами моего сопряжения. У меня нет времени воевать.

Судя по выражению его лица, эффект от моей второй шутки оказался таким же, как и от первой. Правда, тема моей безопасности никогда не казалась Джексону смешной. И я не могу его в этом винить, ведь я всегда так же относилась к нему самому.

— Так что же мы станем делать? — спрашиваю я.

Он качает головой.

— Этого я еще не знаю. Но мы что-нибудь придумаем, я тебе обещаю.

— Надо же. Неужели Джексон Вега демонстрирует оптимизм во второй раз за это утро? Что об этом подумает вселенная?

— Я ей не скажу, если не скажешь и ты.

Я смеюсь, хотя я и не уверена, что он шутит. И все же я поддразниваю его еще — что угодно, лишь бы растопить этот его холод, — но замолкаю, заметив, что мы дошли до крыльца замка.

Он начинает подниматься по ступенькам, но я останавливаю его, положив руку на его предплечье.

— Спасибо, — шепчу я.

— За что? — Он бросает на меня настороженный взгляд.

— За… все, — говорю я, не в силах произнести что-то еще, поскольку у меня сжимается горло, и горечь от того, что мы потеряли, смешивается с надеждой на то, что мы еще можем восстановить нашу дружбу.

Повинуясь порыву, я обнимаю его опять и на этот раз притягиваю его лицо к своему, и наши холодные щеки соприкасаются. Поначалу он не отзывается, но мне все равно.

— Мне не хватает тебя, — шепчу я, прижимая его к себе еще на несколько секунд. В моих словах нет двойного дна, и я знаю, что он меня понимает. Я бы никогда не стала вводить его в заблуждение, но он заслуживает знать, что его дружба значит для меня так же много, как значили узы нашего сопряжения.

Его руки крепко обвивают меня, но он не отвечает мне тем же. Собственно, он вообще ничего не говорит. Но он все же обнимает меня еще несколько секунд, прежде чем отпустить. Я считаю это победой — пока не вижу его пустое лицо и не понимаю, что все то, чего я, как мне казалось, смогла добиться во время нашей прогулки, оказалось обнулено.

Это обескураживает, бесит, и мне ужасно хочется наорать на него. Спросить его, почему он это делает, почему он ведет себя со мной так, хотя я ничем этого не заслужила.

Но он уже отошел так далеко, что я понимаю — ему все равно, что я скажу. Он меня не услышит.

И вместо того чтобы продолжать унижаться, я улыбаюсь и машу ему рукой точно так же, как и тогда, когда увидела его в беседке, затем начинаю подниматься по ступенькам, говоря себе, что у меня слишком много дел, чтобы беспокоиться из-за парня, который ясно дал мне понять, что ему от меня нужно либо все, либо ничего — и который предпочел «ничего».

Но, открыв дверь Кэтмира, я понимаю, что мы столкнулись с куда большей проблемой, чем то, что происходит между Джексоном и мной. Потому что все ученики в вестибюле и комнате отдыха замерли в ожидании и смотрят, как три человековолка окружили Хадсона и сужают круг, нацелившись на него.