Промзона

Филимон Грач

Своим произведением автор в первую очередь обращается к ценностям человеческих отношений, к их языку, привычкам, способностям так или иначе реагировать на возникающие перед ними трудностями. И то, что наша жизнь может поменяться в одночасье, прекрасно иллюстрирует ситуация, сложившаяся при перелёте восьми членов экипажа в неизвестную доселе Галактику, приютившую в своих покровах странную планету-парадокс «Икс-Прозедс-200»…

Глава 1

Добро пожаловать в ад

— Мы его в Промке нашли, на границе с Медным Городом… Тайка случайно наткнулась на него, когда драпала от «блестящих»! — весело хмыкнув, крепкий рослый человек, одетый в засаленную телогрейку и такие же ватные стёганые штаны, устало опустился на чурбан возле «буржуйки», щепкой, валявшейся на полу, он поднял задвижку и ею же открыл дверцу в топку. Сразу подбросив туда несколько тонко колотых дровишек, он стал одну об другую растирать ладони, словно мыл их под струёй воды.

Остальные прибывшие с ним четверо человек, крепко ухватившись за углы плащ-палатки, с трудом втащили внутрь неподвижное человеческое тело, руки и ноги у него крест-накрест торчали кверху, как у связанной дичи.

— Кладите его сюда, — скомандовал тот, что грелся у печки.

— Поближе к теплу! Не ровён час, преставится!

Слушаясь его приказа и громко шаркая ногами об цементный пол, мужчины послушно подтащили сердешного поближе к «буржуйке» и, осторожно опустив его на дощатую подставку, накрытую мешковиной, тутже откинули в стороны углы плащ-палатки.

На дне её лежал человек с худым измождённым лицом, сам весь худой тоже, веки у него как у покойника были чуть приоткрыты, что как минимум говорило за то, что он находится в бессознательном состоянии.

Шмотка на нём была хоть и изгвозданная вся в грязи, зато цивильная вполне; лёгкая кожаная куртка, старые джинсы, а на ногах оранжевые кроссовки «торшон».

Но, едва опустили тело с палаткой на пол, как самый молодой из всех парень, с огромным шрамом на левой щеке, стал негромко возмущаться.

— Я, мужики, не знаю, сколько мы ещё этих «жмуров» будем таскать из Промки… По мне, так ну их нахрен!

— Цыть, Манул! — тутже оборвал его другой мужичонка, что выглядел намного старше остальных и до поры невидимый сидел в дальнем углу погружённой во мрак загородки, — цыть, говорю тебе! — наклонив голову набок, мужичонка яростно погрозил ему пальцем. Огарок свечи, мерцавший рядом с ним на столе, высветил на его лице глубокие старческие морщины.

— Да, ладно… — здоровяк встал, правой рукой поправляя берданку на спине, — чай-то есть, Кит?

— Есть… Проходь! И вы давайте… «охотники за привиденьями»!

Все молча прошли к самодельному деревянному столу, собранному из трёх широких неструганных досок и положенных сверху на два больших ящика из-под тары. Сев на скамью друг напротив друга, каждый рядом с собой приставил его оружие.

А вооружены хлопчики были кто чем: кто самопальным кистенём, сделанном из деревянной рукояти, через короткую цепу соединённой с куском металлической арматуры, кто просто тонкой собачьей цепью, сложенной втрое и с конца уплотнённой многими слоями чёрной изолёнты, стилизованной под ручку.

А у Малого, к слову, была вообще какая-то странная приспособа, чем-то напоминавшая собою длинный стеклянный забор, коим обычно пользуются виночерпии у себя в погребах(«я им пункцию беру у человекоподобных», — нередко шутил он).

А тот, кого здоровяк в ватнике назвал Китом, судя по всему. был очень ушлый мужичонка. На вид лет пятьдесят пять-шестьдесят, но явно, что это длинная покладистая борода его так сильно добавляла ему билинной старины. Однако ж эти прищуренные слегка, с мелкими морщинками по бокам колючие глазки, неспроста холодными угольками тлели из-под его косматых пегих бровей, что-то этому человеку было известно лучше других, к бабке не ходи.

— Слышь, сержант! Мож, ему эмульсии нашей, что б не сдох, а? — кивнув головой на доходягу возле печки, Кит составил шесть кружек вместе, бросил в каждую по щепотке какого-то отвара и после залил всё это кипятком из большого медного чайника.

Один глаз у сержанта сверкнул озорным огоньком…

— Что скажешь, Тонкошей?

— Да ну, вас! — засмущавшись чего-то, Тонкошей вбок отвернул голову от прикалывавших его товарищей.

Ёжась, здоровяк по кличке «сержант» нехотя отошёл от печки и тоже подсел к столу, но с самого краю, так что доска у него оказалась пропущенной между ног.

— Будет жить! Тайка сказала! — спокойно сказал он и тоже пододвинул к себе свою кружку с чаем, но пить не стал, а аккуратно обнял её обеими ладонями, согреваясь, — его укол в полночь должен был активироваться! Успели, однако…

— Да? Ну ладно… — Кит, морщась, отхлебнул чайку из алюминиевой кружки, словно ждал такого ответа, и опять с лукавой улыбкой посмотрел на Тонкошея, ему явно не терпелось подколоть его ещё.

— Тонкошей, а, Тонкошей! А это правда, что ты давеча чуть в штаны не наклал? — Кит хихикнул себе в выцветшие усы, оголив несколько сохранившихся у него во рту зубов, остальные ополченцы, глядя на Тонкошея, тоже стали слегка посмеиваться над товарищем, но без ехидства и злорадства, а скорей с сочувствием.

— Да, это, блин…, Лаки Мэн! — стал оправдываться Тонкошей, — я думал они у пятого блок-поста с Манулом тусуются, а тут…

— А чё, сразу Лаки Мэн! — крепкий светловолосый мужик в тельняшке, в серой фланелевой тужурке и черных брюках, спущенных поверх резиновых сапог с массивными наковками на носках, изобразил притворное недоумение на своём лице.

— Ага! А ты зачем вперёд полез? Думал, вся паста ГОИ тебе одному достанется? — опять встрял Кит, в шутку наезжая на Тонкошея.

— Не-е-т… — неуверенно протянул Тонкошей и обиженно шмыгнул носом.

— Ладно! Не хнычь! — Кит перегнулся через стол и по-дружески похлопал его по плечу, — эт мы так, любя, можно сказать!

Глядя на Кита, все вдруг замолчали, каждый глазами уставился в свою пустоту.

В это время больной на полу застонал, все увидели, как рука у него медленно потянулась вверх, но тутже опять безвольно рухнула на грудь, словно отключённая от питания.

— Как он в Промке оказался, не знаешь? — посерьёзнев вдруг, Кит пристально посмотрел на Сержанта.

— Есть версия… Тайка говорит, он со спущенными штанами сидел на земле! А это минимум синдром пасты ГОИ! Все уколотые почему-то сразу пытаются снять с себя портки, словно у них непереносимая аллергия к оксиду хрома!

— Ну да, ну да… — задумчиво произнёс Кит, — не всякой змеёй был укушен в запястье…

— То-то и оно! — Сержант исподлобья оглядел товарищей.

— А, ну! — тут Кит резко поднялся из-за стола и решительно направился к доходяге. Подсев к нему, он резким движением повернул его на бок, а своё левое острое колено слегка подопхнул ему под живот, чтобы тот не заваливался лицом вперёд, — где, тут? — задрав ему рубаху и немного приспустив штаны на ягодицы, он нетерпеливо принялся осматривать его со спины, ища глазами место инъекции.

— Нет там ничего! Мы уже проверяли… — отвернувшись к столу, Сержант достал пачку сигарет и закурил, отстранённо глядя перед собой.

Малой, глядя на него, без спроса тоже угостился из его пачки, а за ним уже и Салогрей с Лаки Мэном.

— Скорей всего, это «фальшак»! Мы однажды тягали такого. Помнишь, Малой? — Салогрей посмотрел на Малого, передавая ему словесную эстафету.

— Как не помнить… — Малой тонкой струйкой выпустил дым изо рта, а сам вприщур то на Кита посмотрит, то на Сержанта.

Выдержав паузу, Кит опять заправил рубаху доходяге в джинсы, одёрнул ему куртку на поясницу и после аккуратно опустил на спину;

— А чего ты вдруг так решил, а, Салогрей? — уголок его губ саркастически оттянулся вправо вместе с усом.

— «Опыт, сын ошибок трудных!» — с лёгким сарказмом процитировал Пушкина Салогрей и тоже коротко ухмыльнулся, словно поставил точку в спорном вопросе. Затем, глядя на часы, пристёгнутые поверх эластичного жгута, он стал что-то подсчитывать себе в уме, потом вскинул голову и на полном серьёзе спросил, глядя на Кита, — а ты ему в очи давно заглядывал, дед?

— В зенки-то? — Кит мотнул головой и бросился опять к незнакомцу. Склонившись над ним, он двумя пальцами раздвинул ему оба века на левом глазу и обомлел… — Ё-ё-ё!

— Что, «патина»? — с тревогой в голосе спросил Малой, для чего не понятно, выставив вперёд свою длинную стеклянную трубку с колбообразным утолщением на конце.

Заслышав слово «патина», все остальные мужики тоже повскакивали со своих мест, чтобы посмотреть на инфицированного.

— Да, вот ты ж, господи!.. — опираясь руками о колени, Кит с трудом поднялся с корточек, но и отойдя на метр, он продолжал ещё долго вертеть головой по сторонам, словно искал чего-то.

— А я вас предупреждал! — зло заметил Малой, — эту суку надо было ещё там добить! На месте! Возле седьмого эгрегора!

— Тьфу, опять двадцать пять! Ну с чего ты взял, Малой, что это был седьмой эгрегор? — Кит нарочно сделал ударение на слове седьмой.

— Сам выдумал! — огрызнулся Малой и опять направился к столу допивать свой чай.

Никто не заметил, как Сержант в это время молча снял берданку с плеча, надломил казённик, проверяя патрон в стволе, потом тихо защёлкнул его и, незаметно наставив ружьё на доходягу, уже собрался было нажать на курок, как Кит мгновенно поднырнул ему под руку, пытаясь своим предплечьем ствол его ружья отвести максимально вверх и в сторону… Но… секунда — и оглушительный хлопок с треском разорвал тишину в помещении и тотчас дробь десятками свинцовых точек усеяла неоштукатуренную стену за печкой. Продолжая удерживать рукой ствол книзу и строго глядя на Сержанта, Кит с укоризной покачал головой.

— Не сейчас, чехча! Так мы их и за сто лет не вычислим, переносчиков этих!

— Я не согласен! — Сержант резко вырвал ружьё из цепкой руки товарища, — у инфицированных был разный всегда диагноз!

— Ну да, ну да… — Кит выставил ладонь вперёд, словно успокаивал здоровяка, — только бывают носители, Сержант, а бывают переносчики! Этот… — он миролюбиво кивнул головой в сторону дохляка у печки, — не переносчик! Я тебе зуб даю!

Инцидент был вскоре исчерпан. Больного решили не трогать, пока тот сам не оклемается. После как всегда бросили жребий, кому этой ночью в тепле спать придётся, а кому опять до утра шастать под дождём по Промке, отслеживая нежелательных гостей из Медного Города. Хотя, «до утра» — это слишком сильно сказано! Ночь в Промзоне не известно откуда начало своё берёт и почему-то никогда не заканчивается.

Кому повезло однажды побывать в Медном Городе, а потом вернуться живым обратно, рассказывают, что там напротив, от надраенной меди так бликами лупит по глазам, что недолго и зрения лишиться. А ещё, что там есть особые зоны, где свет, отражённый от медных скульптур в луч фокусируется специально, замешкаешься на минуту и фатальный ожёг тебе обеспечен. В этом суть эгрегора и заключается, чтобы сначала приманить, а потом уничтожить.

По закону подлости заступать в караул опять пришлось Манулу с Лаки Мэном. Им же сегодня предстояло и печку в подвале подтапливать, дабы тепло в нём сохранилось до утра, а уж там и и время Кита опять настанет.

— «Ребят, вас словно сглазил кто-то!» — сочувственно подначил Кит, перед нарядом снабжая обоих двумя банками трофейного энерджайзера и пачкой крепких сигарет из неприкосновенного запаса.

Делать было нечего, те подняли опять воротники, взяли одну на двоих плащ-палатку, котомку с провиантом и оружие, вжали головы в плечи и нехотя побрели на выход. За тёплой чертой протопленного подвала их опять поджидала промозглая ночь у которой не было ни начала ни конца.

Остальные счастливчики тутже завалились спать, ногами придвинувшись поближе к печке и улегшись на тонкой мешковине, постеленной поверх обычных досок на полу. Могли бы и нары себе сколотить давно, да только лишний шум в этом районе поднимать было нельзя, в Промке эта мера вынужденная, что б «блестящие» опять не засекли их новый лагерь.

Кит в эту ночь долго не спал, всё сидел каракули какие-то чертил на листке бумаги, да иногда поглядывал за спящими.

Их здесь всех объединяет похожая судьба и один и тот же мучительный вопрос не даёт всем покоя: «где же конкретно выход у эгрегора находится, если не в Промке он? В Медяшке?» — Вспоминая рассказ Тайки, Кит по памяти пытался изобразить на листке бумаги символы «ментального конденсата».

С её слов, у христиан, к примеру, этот выход он как бы в двух квадратах располагается. Причём, схематично второй в виде равностороннего ромба в первый вписан, а в их центре соразмерная вертикаль стоит, их границ она не касается и перечёркнута четырьмя или пятью, одной над другой расположенными параллельными линиями, похожими на короткие хирургические стежки. Ни дать ни взять, операционный шов! Ну, а вход, известное дело, в виде креста католического изображён, а на нём наш Господе Иисусе Христе распят.

Есть ещё и его буддийское толкование, как входа, так и выхода, но с этим вопросом лучше к Чогу. Хотя сам Чог, похоже, в эти сказки не верит.

А вот Сержант почему-то больше к магическому варианту склоняется. Типа, выход у него был такой же, на шрам похожий, но уж больно вход подходящий, в виде семиконечной звезды, будто сложенной из трёх наконечников стрел, которые остриём своим повёрнуты на север, на юг и на запад.

…«Север, запад и юг… Опять всё указывает на Медный Город? И почему отсутствует восток? По-видимому, «блестящие» хотят запечатать их в Промке, отсюда столько ложных приманок за последнее время? Кит знает, что работают они не так как в Медном Городе, а словно на плоть человеческую настроены, по примеру вервульфов!» Подумав так, Кит с тревогой посмотрел на часы, словно спавшие на полу товарищи ровно в полночь должны были обернуться в волков с человеческим торсом.

Киту единственному повезло вернуться из Медного Города живым, а вот Горе Мышц нет… Слюнявя себе очередную самокрутку, Кит мыслями своими опять углубляется вдаль, где жизнь его была хоть и сложной, но понятной, а теперь он живёт в странной реальности, где кругом полно ещё прежних признаков присутствия, а ни Манул его больше не узнаёт, ни Чог, ни Салогрей с Малым? Кит столько раз намекал им про «прозедс», а они лупают на него детскими глазами, словно слышат об этой экспедиции впервые? Вряд ли! Такое не забывается…

Сержант к их отряду прибился позже, сразу после смерти Горы Мышц и он тоже странным образом был похож на покойника! Хоть и назвался Сержантом, а приняли его в отряде как родного. Но и тогда Кит заметил сразу, что тормозит его что-то, не даёт ему сравнивать обе личности непредвзято, хотя бы чисто внешне?

Но проект «Прозедс» был! Кит не выжил ещё из ума, чтобы не помнить этого! Ну вот же, как сейчас перед глазами стоит список его команды! Салогрей — бывший моряк, два года работы в Траловом Флоте и пять в АМНГР! После ЧП на ТБС «Нефтегаз — 2» был вчистую списан на берег, а по приходе в порт его нежно «приняли» сотрудники мурманского КГБ, с тех пор след его в жизни теряется…

Морпех Гора Мышц… Хм, Гора Мышц — легендарная личность! Этот кого-то шмальнул в посёлке Видяево на почве ревности… после его история тоже прерывается… Малой — разборка в питерской подворотне, заступился за пожилую женщину, за что получил удар ножом исподтишка. Кажется, Малой тянул срок… Но сколько лет и по какой статье, информация полностью отсутствует.

Чог… этот успел отметиться под Идлибом в Сирии, банальная пуля на излёте. Ехал в госпиталь, а попал сюда… Посмотрев на спящего Чога, калачиком свернувшегося на полу, Кит усмехнулся, потом пошкрябал себе бороду над кадыком и снова запалил от свечки потухший было окурок…

Тонкошей… Странно, но инфа о нём тоже очень скудная; много путешествовал, один раз был депортирован из Греции… Всё?!Тайка? Тайка тоже пропуск! То, что она там наговорила о себе, когда её полуживую с укольчиком в попе нашли у пятого «фальшака», так это тоже не теорема Пифагора! А криокамера? Зачем она отрицает очевидное?

Манул с Лаки Мэном… эти прибыли вместе, будто на парашютах с неба спустились! Кстати, у обоих служба в ВДВ, только большая разница в призывах. И оба, что характерно, были с одинаковыми шрамами на лицах. Только у одного справа на щеке, а у другого слева! Манул, тот моложе своего напарника лет на десять, зато, здоровенный, гад, и цепкий, как степной забайкальский кот!

Сам Лаки Мэн никогда не распространялся об этом, а вот его напарник Манул говорит, что у того два нераскрытия «основного» было за службу! И правда счастливчик! Они теперь так и таскаются вместе, из наряда в подряд — чехча!» — Вспомнив про десантников, Кит весело дёрнул головой.

«Отстаёшься ты, Кит! Тебя здесь тоже все Китом почему-то называют, а ведь имя-то у тебя было раньше другое! Какой буквы в слове не хватает, подсказать? Кит «КИЛТОМ» был раньше, чехча! Вот в чём дело! Такое ощущение, что где-то их перехватили и так изменили им сознание, что они теперь все играют в несознанку?»

Бросив чертить, Кит двумя короткими, но сильными затяжками добил окурок, затушил его об доску на столе, потом развернувшись, лёг спиной на скамейку, сцепил кисти на животе, что б не болтались, и закрыл глаза. В образовавшейся темноте под веками стали сразу роиться образы, в основном из прошлого, не придуманные. Одни приближались близко к закрытым глазам, их можно было разглядывать не спеша, как статичные предметы, другие словно трепыхались на ветру, загибались краями и рвались, отлетая в сторону, в ещё большую даль во времени и стирались совсем.

Тогда, заполняя возникшую пустоту, туда тутже вползали мысли из отсюда, из очевидного и невероятного. Сознание противилось это признать, Кит противился этому тоже, как будто его сознание было отдельно, а сам он отдельно.

«От-дельно от-тельно»… Кит лежал на скамейке, а память его шла вразгон, как когда-то на пилотируемом космическом корабле «Стрейнджер»… Они тоже тогда летели к Марсу, а попали почему-то на «Икс-Прозедс»-200»!С них даже подписки о неразглашении не брал никто, ибо надо поискать ещё дурака, кто поверит в весь этот бред.

Кит, конечно, слышал о зрительно-вестибюлярных иллюзиях, о пространственной дезориентации…, Но получается, у них, у здоровенных мужиков, заклинило что-то в памяти, а ему Киту хоть бы что? Быть такого не может! Я им каждый раз, как сказочку на ночь, рассказываю про недавний полёт, а они смотрят на меня, глазами хлопают и восхищаются моим геройством! Как будто не Салогрей с Малым спасли меня тогда от гибели!

Засыпая, Кит хочет найти зацепку, но зацепок нет. Вот уже который месяц они пытаются отыскать с мужиками жопу у колобка, а выхода как небыло из Промки, так и нет его. Но если логикой не взять, тогда может лучше поискать недостающие буквы в словах?

Продавливаясь сознанием сквозь толщу ненужных смысловых нагромождений, Кит насильно помещает себя в анализ того, что следует считать нормальностью. Почему в одном варианте эгрегора на входе распятия не избежать, а в другом — отсутствует восток? И почему там и там, на выходе, — рассечение, заживление, шрам?

И почему слово «килт» вдруг утратило букву «л»? Лёжа с закрытыми глазами, Кит бесшумно отталкивается от последнего воспоминания. Стирая образы, забытьё лишает его сознания и он опять проваливается в эту чёрную мягкую перину, которая тутже обволакивает его ядовитым туманом сна.

Лишаясь опоры, он летит к земле. Там, внизу, он видит ракету на стартовом столе, а перед ним длинную шерегу оцепления и несколько автобусов. Из них по одному выходят люди в серебристых скафандрах. Неуклюжей вереницей они бредут на посадку и кто-то пытается приветственно махать провожающим рукой, а кто-то складывает непристойный жест из двух рук, толпа гудит и улюлюкает. Ещё немного и скоро всё закончится…