Нарт-орстхойский эпос вайнахов

Хасан Цечоев

Нартские сказания о героях-богатырях считаются общим достоянием культуры многих народов Северного Кавказа. Нарты – эпический псевдоним орстхойского народа, создавшего эпос и запечатлевшего в нем свое восприятие мира, общественные отношения, повседневный быт и духовные ценности на ранних этапах своей истории, известной науке как эпоха военной демократии. В образах воинственных и благородных героев эпоса воплощены главные качества самого народа: его дух, его стремления и его чаяния.

I. ЖИЛИ-БЫЛИ НАРТЫ…

Как нарт-орстхойцы сгинули со света

В то старое время весь мир был благодатным. Во вселенной не знали, что такое дуновение ветра. С неба свисала нитка, на конце которой были лоскутки. Они никогда не шевелились. Да и могли ли они без ветра колыхаться?¹ Люди жили в спокойствии и благодати. Посеянное, хранимое, как и принесенное, — все было изобильным. В то время в нашем краю появились нарт-орстхойцы во главе с Сеска Солсой. Со своими 60 нарт-орстхойцами он разорял села, совершая насилие над людьми. С появлением нарт-орстхойцев во вселенной появилось зло и задули ветры. Они уносили уложенное на горных холмах зерно, разносили скошенное сено. Посевы зерна стали малоурожайными; овцы и скот хирели. Все, создаваемое трудом человека, становилось неблагодатным.

В один из дней в большое село прибыл Сеска Солса со своими всадниками, чтобы людей ограбить, а оказавших сопротивление — убить. Следовавшие за Солсой люди сказали:

— Большое это село, много людей живет здесь. Мы пострадаем, если они окажут сопротивление. Лучше нам разделиться на группы и прибыть к ним в гости, сделав вид, будто мы ищем пристанище². После этого мы выкрадем из жилищ оружие и тогда возьмем село без ущерба для себя.

Сеска Солса согласился. Разделившись на группы, нарт-орстхойцы направились в дома. С 13 нарт-орстхойцами Сеска Солса оказался в гостях у Жербабы. Жербаба охотно ввела гостей в комнату и принялась за угощение. В медный наперсток взяла муки для изготовления хлеба, отломила кусочек бараньего ребрышка и начала готовить пищу.

— Эй, чем это ты занимаешься? — спросил удивленный Сеска Солса. — Кого ты собираешься насытить такой малой пищей, приготовленной тобой?

— Э, мальчик, после того, как вы все насытитесь вдоволь, еще останется излишняя еда. Это ведь пища, которая была на земле до появления Сеска Солсы и его орстхойцев. Это было тогда, когда во вселенной не было ветра и была одна благодать. Кто не видел Сеска Солсу — да не увидит его, кто однажды видел — пусть не увидит больше! Появившись со своими нарт-орстхойцами, он унес благодать с нашей земли. Страна обнищала и люди разорились.

Услышав сказанное, Сеска Солса остался сидеть на месте, пригвожденный горем.

— Эй, что стало с тобой? — произнесла удивленная Жербаба. — Ты потерял цвет лица и стал как воск. Не ты ли Сеска Солса? Кто не видел — да не увидит, кто видел — пусть больше не увидит его!

— Я и есть Сеска Солса, — сказал он Жербабе и ушел со своими орстхойцами не только из села, но и из того края.

С тех пор их никто больше не видел.

Комментарии У. Б. Далгат

«Героический эпос чеченцев и ингушей». М., 1972, стр. 330. Сказание записано Д. Д. Мальсаговым на ингушском языке в 1964 г. со слов И. X. Мальсагова, уроженца сел. Гамурзиево Назрановского района ЧИАССР. Сказитель слышал это сказание от Патархана Куциговича Арчакова в 1920 г.

¹В описании благодатного времени особый интерес вызывает представление о безветрии; этот же признак благодатного времени запечатлен и в ингушском предании «Магал» (ССКГ, вып. VIII, 1875, стр. 15).

²Намерение нарт-орстхойцев совершить разбой под сенью гостеприимства, по понятиям горцев, величайшее преступление.

Как погибли нарты эрхстуа

Там, на закате солнца, где дальний Мингитау¹у поднимает к небу свои белые груди, близко к тому морю, что вечно бьет прибрежные скалы своими черными, как ночь, волнами, жили в старину нарты — Эрхстуа. Злые то были богатыри, завистливые на чужой достаток; нападали они на мирных людей, не пославши им вперед вести о войне, отнимали у бедняков их последнее достояние. Не почитали нарты Эрхстуа и Сердцеведца, за это не дал он женам их плодородия. Было нартов только шестьдесят. Не благословил он их стада: от овец их рождались серые волчата, бурьяном дарили их поля, и мясо в их нартском котле о сорока ручках обращалось в вонючую падаль.

— Куда пойдем мы в набег за добычей? На три раза семь дней в пути кругом наших жилищ земля стала серой пылью от копыт наших нартовских коней: четыре раза десять и

один день надо нам ехать по пеплу сожженных нами селений; два раза округлит луна свое лицо, пока доведется нам услышать человеческий голос, — так говорил товарищам-нартам разведчик их, хитрый Батоко Ширтяха, хитрый проныра, сумевший построить себе повозку из меди и спуститься на ней до седьмого адского дна.

И так продолжал он свою речь:

— Есть в восточной стороне среди лесистых гор и зеленых долин пещера. В нее загоняет Колой-Кант на ночь свои овечьи стада. Несметны его богатства. Но и силой с ним никто из живущих не может сравниться. Я не хотел бы видеть поднятую над нашими головами его вражескую руку.

Ему с гневом отвечал гремящим, как гром, голосом сильный Солса, князь нартов Эрхстуа. Слова о несметном богатстве Колой-Канта разожгли его жадное сердце.

— Молчи, Батоко Ширтяха, сын раба-чужестранца, — сказал он. — Мы приняли тебя как товарища, но презираем как труса. Знай: мы, нарты, никого не боимся, и нет никого из

живущих под солнцем, кто был бы сильнее меня. Веди нас немедля к пещере Колоя, коль знаешь дорогу.

Молодым ушел Колой-Кант из тех мест, где жил его род — тухум; безбородым мальчиком ушел он в неведомые леса и погнал с собою только семь овец, но впереди овец

шел старый козел, вожак стада, сильный смелый козел, одаренный разумом человека, а на тучных пастбищах, под охраной козла-вожака, овцы плодились несметно. Пищей Колою служило лишь мясо годовалых очец, питьем молоко; соли, волнующей кровь, и перебродившего питья, туманящего ум, никогда не вкушал он. Не видал женской прелести, ослабляющей тело… Могучий, кроткий, спокойный — был любимым слугой Сердцеведа.

— Враги идут на тебя, господин мой. Готовься защищать себя, свое богатство свое от злах, жадных нартов Эрхстуа, — сказал Колой-Канту его вещий козел, страж его стада.

Отвечал козлу Колой-Кант:

— Кто может напасть на мое белое стадо? Кто б ни пришелко мне, я приму его как гостя и как для гостя ничего не пожалею для него.

Темной ночью тихо подъехали нарты Эрхстуа к пещере Колоя; шли кони их волчьей поступью по траве, пробирались лисьей пробежкой меж ветвями кустов. У скалы,

закрывающей вход в пещеру, сошли нарты с коней, и все шестьдесят стали отодвигать скалу с места, упираясь в нее могучими плечами; до колен ушли ноги в землю; но скала не

сдвинулась и на ноготь.

— Вот приехали враги твои, господин, и хотят силою ворваться к тебе, — сказа Колой-Канту его вещий козел, вожак его стад по тучным лугам.

Отвечал Колой-Кант:

— Не верю я, чтобы то были враги: я зла людям не сделал. Я впущу их в сам в мою пещеру; приму их как гостей и свято соблюду обычай: ни в чем не отказывать гостю.

С этими словами встал Колой-Кант и тихо толкнув скалу рукой, легко отодвинул ее от входа… Ужаснулись могучие нарты, и в страхе отступили к своим коням.

— Войдите, путники, — молвил им ласково хозяин стада, — да будет приезд ваш на пользу вам и мне на счастье!

Но не захотели свирепые нарты войти гостями в жилище Колоя. Молча сели они на коней и уехали, не ответив ни слова.

— Дадите ли, нарты, мне десятую долю богатств Колоя, если я научу, как захватить их? — спросил хитрый разведчик Батоко Ширтяха, хитрый проныра Ширтяха, сумевший

спознаться с алмас, зеленоокой великаншей, лесной красавицей, одетой лишь своими волосами, злой страшной ведьмой, пожирающей грудных младенцев.

Крепкое нартское слово, нарушив клятву, дали нарты Батоко Ширтяхе, что ему отделят они десятину всех богатств Колой-Канта. Тогда молвил им хитрый знахарь-разведчик:

— В лесах быстрой Аргуни живут великанши-алмасы. Красивейшую из них я пошлю к Колой-Канту, чтобы она очаровала его женской прелестью и лишенного силы отдала в

ваши руки. Через три луны, три недели и три дня приезжайте в пещеру Колоя, там буду я вас ожидать.

У входа в пещеру, отпустив стада свои на пастбище, сидит Колой-Кант. И слышит он плач женщины в глубине леса; рыдания женские тревожат его кроткое сердце. И идет он

на голос. Перед ним — красавица. К скале прислонясь, стоит она, и слезы горными ручьями льются меж пальцами ее белых рук.

— Кто обидел тебя, женщина?

— Нарты, злодейское племя Эрхстуа — мои враги. Отец мой и мать, и все родные мои убиты ими, только я одна спасла свою жизнь, но заблудившись в этом лес, гибну теперь голодной смертью.

В пещеру свою ввел богатырь Колой предательницу, отогрел у огня ее тело, подкрепил ее пищей и сладким молочным питьем. Веселым огнем загорелись тогда

зеленые, словно глубокие озерные воды, очи алмас, жарким пламенем пахнуло на богатыря от ее золотых волос.

— Кого положил ты, господин мой? Кого обнимаешь ты, целуя и прижимая к сердцу? То — не женщина из рода людского, то — злая, коварная алмас, отродье бесов, — сказал

Колой-Канту его вещий козел, возвратившийся со стадами в пещеру; но не внял Колой-Кант его слову: не внял и убил своего верного слугу, ударив о камень.

Месяц прошел с неделей и днем.

— Что сделал бы ты, господин мой, с врагами моими, злыми нартами Эрхстуа, если б пришли они сюда, чтобы убить меня? — спросила алмас Колой-Канта, нежно ласкаясь к нему.

Вспыхнуло гневом сердце богатыря, не ведавшего раньше злобы, схватил он рукою скалу, что служила ему вместо двери, и далеко швырнул ее на чащу лесную: застонала, дрогнула земля от удара, с треском и гулом рухнули наземь столетние сосны.

— Я раздавил бы их так, как этот камень давит жалких червей.

Еще месяц прошел, прошли еще неделя и день. Опять спросила злая алмас Колой-Канта:

— Как бы ты казнил наших врагов нартов, если бы они пришли к нам?

Упершись плечами, с трудом пододвинул Колой скалу к ущелью и завалил его вход.

— Сюда они к нам не вошли бы, — молвил он тихо.

Три месяца минуло и три недели прошло с тремя днями.

— Ты очень силен, мой Кант! Но не оборвать тебе и тонкого шнурка, сплетенного из моих волос… Дай я свяжу тебе руки, — молвила злая алмас богатырю и с теми словами, будто шутя, опутала его могучие руки сзади золотыми волосами.

Раз богатырь свою силу напряг — шнурок впился в его кожу, от второго усилия — брызнула кровь от разрезанных мышц. Когда же рванул он со всей силы в третий раз, и

шнурок, не поддавшись, впился в тело до белых костей, то радостно крикнула злая алмас. Дикой медведицей ревет она в чаще лесной, воет хищной волчицей. И на зов ее словно

коршуны, что слетаются со всех сторон небосклона на труп, мчатся к пещере Колоя жадные нарты… И молвил им связанный богатырь — бессильный защитить своих белых овец. Так сказал он окружившим его нартам:

— Да будет вам, чужеземцы, приезд ваш на пользу, а мне на счастье! Принимаю вас в моем жилище за дорогих гостей. Все, что есть у меня — ваше; я — ваш слуга, вы же будете моими господами.

Злобно засмеявшись, отвечал ему Солса, старший над нартами, голосом, подобным грохоту катящегося с горы обвала, так загремел он в ответ:

— Приезд наш будет нам на пользу, мы берем все твои богатства. Мы будем твоими господами, а ты — нашим рабом. Будешь ты, скованный по рукам и ногам, молотить ячмень для наших жен, сидя в глубокой яме… Не хотим быть твоими гостями!

И ворвались алчные нарты в пещеру Колоя; кровожадные, стали рубить они овец, пробуя остроту своих мечей и силу руки. И с насмешками били ногами беззащитного и плевали в лицо связанного богатыря.

— Господа мои! — молвил им Колой-Кант. — Вы вольны над вашим слугой. Но во имя бога, прошу вас: убивая овец из моих белых стад, отделите десятинув жертву Серцеведцу и сыновьям его Елта и Этеру, и богу грома, грозному Сэлли, чтобы не прогневались на вас они, привыкшие вкушать дым сжигаемой здесь жертвы.

С насмешкой отвечал ему свирепый Солса, князь нартов:

— Пусть боги твои будут сыты прежними жертвами. Мы же не дадим и дохлого ягненка.

Тогда вступился за Колоя Сердцеведец. Грозного владыку грома Сэлли послал он к нартам, пировавшим в пещере. И смутил Сэлли их разуми, пищу в котле их обратил в расплавленную красную медь. Все нарты вкусили той меди, и умерли из них тотчас пятьдесят девять. Лишь шестидесятый — князь их, могучий Солса — долго боролся со смертью. Сгорая от палящей жажды, лежал он без сил у пещеры.

Ворон кружился над ним.

— Принеси мне воды, черный ворон! Я вдосталь поил тебя кровью людской…

— Не затем прилетел я. Жду твоей смерти, чтобы выклевать очи твои!

— Ты, волк, что глядишь на меня из чащи? Дай воды мне… Я был тебе другом и кормил тебя досыта мясом людским…

— Скорей умирай! Я хочу сожрать твое сердце!

— Будьте вы прокляты вечно! Напои меня, голубь! Я изнемог… Помоги мне смерти отдаться без стона, глядя ей прямо в глаза.

И добрый голубь принес ему воды в красном сафьяновом чувяке и освежил уста умирающего… Не было уже слов у князя нартов; рукой, которой он брал из котла жидкую медь, он погладил шейку воркующей птицы и от того виден теперь на шее голубя отблеск меди.

Так погибло все племя нартов Эрхстуа, и князь их, могучий Солса, стыдившийся жалости, так встретил конец свой. Со смертью Солсы развязался шнурок, опутывавший руки Колой-Канта.

Комментарии И. Дахкильгова.

«Ингушский нартский эпос», стр. 296—301. Нальчик, 2012. В литературно обработанной форме изложил Владимир Левченко. Текст опубликовал А. Газдиев в газете «Сердало» (22 сентября 2011 г.). Информатор и место записи не указаны.

В основе этого сказания лежит сюжет о лишении могучего пастуха — нарта Колой-канта своей телесной силы врагом (Сеска Солсой или князем) с целью угона его огромноо овечьего стада. Однако приводимый сюжет во многих деталях отличается от традиционного. Например, искусительницей нарта является не сестра Соска Солсы, а алмас — персонаж низшей мифологии; в действие сказания введены боги ингушского языческого пантеона Села, Елта, Этир; сам Колой-кант представлен пассивным героем, поскольку не вступает в сражение с разбойниками, которых губит бог Села. Перекликается это сказание с другим — Соска Солса и Горжай».

В обоих сказаниях мирные пастухи, предупреждаемые об опасности, не оказывают никакого сопротивления, уповая на защиту бога, которому они возносят жертвы, что не спасает их от нападения разбойников. Традиционным является здесь мотив: умирающий Соска Солса просит принести воды у разных птиц и животных, и лишь один голубь помогает ему.

Отдельные детали, имена, мотивы этого произведения могут натолкнуть на мысль: не есть ли это компиляция из ингушских сказаний, записанных Ч. Ахриевым и Б. Далгатом.

¹Мингитау («Вечная гора») — карачаево-балкарское название горы Эльбрус (прим. составителя).

О вамполож¹

(отрывок)

В одно время с Соской Солсой жили в горах джелты (греки) ². Они были народ трудолюбивый и образованный, хоть не так, как теперь. Они были хорошие строители и построили много башен и замков. Кроме того, они оставили в разных местах большие клады. Они уехали от нас в какую-то другую сторону. После джелтов жили вамполож. Между ними были двуротые.

Комментарий У. Б. Далгат.

«Героический эпос чеченцев и ингушей». М., 1972, стр. 275. Записано Ч. Ахриевым на русском языке. Текст опубликован без названия.

¹«Вамполож», в ингушской огласовке «вампалаш» (ж), означает великаны.

²Объяснение Ч. Ахриевым значение слова «джелты» как «греки», на наш взгляд, следует считать весьма субъективным. «Джелты», возможно, происходит от ингушского «джел» — загон, укрытие для овец; карачаевское «джалчы» — работник.

Гарбаш (великан-чудовище)

Наши отцы говорили, что одна гарбаш имела девять тысяч голов. Были между гарбашами мужчины и женщины; они жили совершенно отдельно от обыкновенных людей и вели особый образ жизни. Орштхоец Чопа Борган видел, как гарбаши дрались. Вот что рассказывает нам предание стариков.

Однажды Чопа Борган поехал верхом на лошади. Проехав степи, он попал в лес. В лесу он увидел кровавую реку. Чопа удивился и дал себе слово не уезжать, пока не узнает, откуда эта кровь, и поехал вверх по течению реки. Когда Чопа доехал до опушки леса, он увидел лежащего на боку человека, величиной со скалу. Оказалось, что этот человек порезал себе мизинец и кровавая река образовалась из его крови.

Когда Чопа подъехал к нему, Гарбаш спросил его: «Что ты за человек и зачем пришел сюда?». Тот ответил: «Я Чопа Борган. Проезжая по лесу, я увидел кровь, и мне захотелось узнать, откуда кровь вытекает». «Я слышал много о тебе, — сказал Гарбаш. — Я думал, что ты витязь, а оказывается, ты не что иное, как муха». «Ну что ж, муха не муха, а тот самый Чопа я и есть. А ты зачем порезал себе мизинец и валяешься здесь?». «Да вот, — отвечает Гарбаш, — другой Гарбаш поехал за посватанной за меня девушкой. Я же хочу отбить ее и отомстить ему за это. Вот я и караулю его здесь, но, боясь заснуть, взял и порезал себе мизинец». «А, может быть, я тебе в чем-то помогу?», — спросил Чопа. «В чем же ты можешь помочь мне?». «Да хоть разбужу тебя, если ты заснешь». «Как и чем ты меня разбудишь?». «Я выстрелю из ружья». «Нет, ты меня этим не разбудишь, а вот я лягу головой к чинаре, и когда вдали покажется туман, то ты подруби чинару; дерево упадет на мою голову — и я проснусь».

Сказав это, он прилег головой к чинаре. Чопа сидел, сидел, и увидел, что между двумя хребтами в долине показался туман. Он мигом схватил топор, подрубил чинару и свалил ее; чинара упала Гарбашу на голову — и он проснулся. «Что такое? Зачем ты разбудил меня?». «А вон туман». «Это не туман, а пар от быков, на которых он везет мою невесту. Надо приготовиться». «А может быть, я и в драке помогу тебе?», — спросил Чопа. «Нет, ты мне не поможешь. Ты лучше спрячься. Когда мы закричим, ты подойди к нам. Мы умрем оба. Тебе останется девушка, при ней будут деньги: как угодно, так ими распоряжайся».

Гарбаш схватил чинару, вырвал ее с корнями, обчистил, как траву, и приготовился в ожидании врага. Когда противник приблизился, он кинулся на него. Тот тоже схватил чинару, и они начали бить друг друга; чинары поломались. Тогда Гарбаши схватили топоры и стали наносить ими друг другу удары, но у обоих противников были волшебные оселки, и потерши ими свои раны, они заживляли их.

В конце концов оба заревели и упали мертвыми. Тогда Чопа подошел к девушке и сказал: «Да, это не худо. Гарбаши убили друг друга, а мне остались девушка и деньги». «А что ты хочешь со мной сделать?» — спросила девушка. «Конечно, возьму тебя для себя». «Хорошо, иди сюда, я расставлю ноги, и если ты, вытянувшись во весь рост и протянув рукой плеть, достанешь до моих шальвар¹, то ты для меня годишься, а если не достанешь, то я и ты не годимся друг для друга». Чопа сделал так и не достал. «Ну, хорошо, быть по-твоему. Ты пойдешь домой, будь счастлива! Тем не менее я должен взять себе арбу, быков, деньги и все, что находится в арбе», — сказал он. Гарбаш пошла домой, а Чопа взял все и тоже отправился домой.

Комментарий У. Б. Далгат

«Героический эпос чеченцев и ингушей». М., 1972, стр. 275—277. Записано Б. Далгатом на русском языке в 1892 г. со слов сказителя Ганыжа.

¹Говорится «и до колен» (примеч. Б. Далгата).

Орштхойцы (карабулаки)

Чопа, сын Барата, и Загк, сын Гарда, были знаменитые мужи; трудно было дать кому-нибудь из них преимущество; оба они жили возле реки Фортона¹, один на одном берегу, другой на другом; до сих пор видны следы их жилищ. Чопа не имел наследников, говорят, что он был женат на лесной женщине².

В Ногайской стране жил князь Баркчапо³. Ему было предсказана смерть от руки или Чопы, или Загка. На том месте, где жители собирались для препровождения времени, лежало бревно с дуплом. Туда забрался Чопа с целью убить князя. «Нужно осмотреть бревно», — сказали ногайцы, когда пришел князь. «Что скажут прочие князья, когда узнают, что я не могу спокойно провести день и осматриваю даже бревно, на которое должен сесть?», — воскликнул князь и отклонил предосторожность своих подвластных. Чопа оставил бревно, перешел в отхожее место князя и стал его ждать. Князь пришел туда — и Чопа заколол его.

Чопа продолжал связь с лесной женщиной, и у них родилось две дочери. «А что, Чопа, ты испугаешься, если к тебе придет ночью какое-нибудь чудовище?», — спросила однажды лесная женщина. «Нисколько не испугаюсь и буду защищаться, кто бы ни напал на меня!», — отвечал Чопа. «Сегодня я оставлю тебя одного, ты должен показать свою храбрость; в полночь придет к тебе лесной человек!», — сказала женщина.

Чопа остался в лесу один. В полночь поднялась буря, гроза, и все приняло страшный вид. Вдруг с вихрем появляется чудовище; оно освещалось огнем и подошло к Чопе. Чопа выстрелил в него. «Я брат той женщины, которая живет с тобой! — сказало чудовище. — Напрасно ты выстрелил». Раздался стон, и чудовище исчезло.

«Приходил к тебе кто-нибудь?», — спросила женщина. «Да, приходило в полночь огненное чудовище; я в него выстрелил. После этого оно сказало, что оно — твой брат; застонало и исчезло!». «Ты убил моего брата!», — стала упрекать женщина Чопу.

Связь между ними продолжалась, и у них родился сын. Когда сын подрос, Чопа стал опасаться мести от него за убитого дядю. Он вынужден был прекратить продолжительную связь с лесной женщиной и даже боялся ходить в лес.

Однажды Чопа отправился на плоскость к кабардинцам, которые жили на теперешней Назрановской плоскости. Чопа возвращался домой через ущелье Аршту. Перед входом в ущелье он наткнулся на огромное чудовище⁴. Чудовище спросило, кто он такой. «Чопа», — отвечает тот. «Какой ты маленький человек!», — говорит чудовище. — Послушай, Чопа! Я — лесной человек. Мы, лесные мужи, полюбили ногайскую княжну. Чтобы не обидеть нас, княжна не захотела отдать предпочтения одному из нас; она велела нам удалиться и обещала сказать после за кого выйдет замуж. С дороги мой товарищ тайком воротился к княжне; его-то я и подстерегаю. Он будет возвращаться на арбе с невестой и деньгами. Между нами произойдет драка, и в драке мы убьем друг друга. Тогда тебе достанется невеста и огромное богатство. Но если я засну, то прозеваю товарища, и никакие твои толчки не смогут разбудить меня. Я лягу под дерево. Когда будет ехать мой товарищ, ты подруби дерево, чтобы оно упало на меня; только этим и можно меня разбудить».

Через некоторое время поднялся ветер, и Чопа увидел, что едет лесной муж с невестой. Он стал рубить дерево, и оно упало на лесного человека, спавшего под ним. «Что ты меня будишь?», — спросил он Чопа. «Вон, едут!», — отвечает Чопа. Между лесными мужами произошла драка; они убили друг друга. Чопе остались невеста и огромное богатство. «Теперь ты должна выйти за меня!», — говорит Чопа невесте. «Лучше отпусти меня. Возьми себе все богатство. Ты не можешь быть моим мужем, потому что не можешь исполнить супружеские обязанности». Чопа настаивал на своем. «Ну, если достанешь до моих колен, то я выйду за тебя!», — сказала княжна. Чопа не мог достать до ее колен. Тогда он отпустил княжну домой.

Чопа отправился дальше по ущелью Аршту. Не доезжая до аула Балтум, он встретил своего лесного сына. Между ними произошла драка. Чопа был ранен и ограблен сыном в отмщение за дядю⁵. Чопу подобрали жители аула Балтум. Умирая, он завещал, чтобы в комнате, где он будет лежать мертвый, никого не было. Так и сделали. Но одна женщина из любопытства осталась с трупом. В полночь комната вдруг осветилась, это явилась лесная женщина со своими прекрасными дочерьми оплакивать Чопу. Затем они омыли и одели его.

К рассвету лесная женщина говорит дочерям, что чует человеческий запах. «Кто слышит наш разговор, да не удовлетворится душа его потомства!» — сказала она. Произнесши это заклятие, лесная женщина исчезла с дочерьми. От женщины, спрятавшейся в комнате, произошли орштхойцы (карабулаки). Известно, что они самый беспокойный народ и ничем не удовлетворяются⁶.

Комментарии У. Б. Далгат

«Героический эпос чеченцев и ингушей». М., 1972, стр. 261—263. Записано Ч. Ахриевым на русском языке.

¹Место жительства Чопы и Загка говорит о том, что эти герои были из карабулаков, которых Ч. Ахриев называет «орштхойцами».

²Ингуши верят, что в лесах живет особая порода лесных людей. Лесные мужчины покрыты волосами; имеют страшный вид, свирепый и коварный характер; на груди у них острый топор. Лесные женщины отличаются чрезвычайной красотой; волосы у них до пят и прекрасного золотисто-серебряного цвета; но по характеру они так же злы и коварны (прим. Ч. Ахриева).

³Баркчапо — возможна аналогия с именем Борга + Чопа. Здесь его убивает «орщтхоец» Чопа.

⁴Отсюда начинается второй эпический рассказ, известный в вайнахском эпосе как моносюжетный. Все сказанное контаминировано из двух самостоятельных сюжетных звеньев.

⁵Дядя по матери и в настоящее время у ингушей пользуется большим уважением, что является подтверждением господства материнского (когнатического) рода в прошлом.

⁶Аналогичный сюжет зафиксировали Б. Далгат в рассказе «Чопа Борган» и Д. Мальсагов в рассказе «Сеска Солса и вампал».

Семь сыновей вьюги¹

(Ингушское предание)

Это было в те незапамятные времена, как рассказывают старики-ингуши, когда землю населяли нарты, сотворенные всесильным Тга², после того, как он сотворил лучшее украшение Вселенной — снежного великана Бешлам-Корт³. Нарты были могущественные и сильные люди-великаны, которых Тга поселил у подножия горы в тесной долине, по ложбине которой протекала бурная река.

Сначала в небольшом селении было немного людей — пара нартов, от которых впоследствии разошлось по долине и соседним черным горам многочисленное потомство. И чем больше проходило времени, тем больше людей оказалось на земле и тем больше аулов появилось у подножия гор. Великаны-богатыри славились неслыханным мужеством, храбростью и гордостью, особенно отличались этими качествами предки нартов, сотворенных всесильным Тга, которые поселились у Бешлам-Корта. Они не признавали соседних племен, давно уже утерявших с ними первоначальную связь, и проводили жизнь в набегах, грабежах и разбоях. В особенности они были беспощадны к нартам-людоедам и вели с ними никогда не прекращавшуюся войну, часто побеждая их вследствие своей природной хитрости и ума⁴.

Естественно, кого они еще боялись, — это великого нарта Тга, их творца и повелителя. Ежедневно приносили ему к подножию горы в жертву по одному нарту-людоеду из числа тех, которых забирали в плен во время набегов. Когда же случалось, что пленных не оказывалось и приносить в жертву ненасытному Тга было некого, они бросали между собой жребий и закалывали на алтаре того, кто вытягивал жребий.

Животных на земле не было, так как Тга, заселив нартами подножие Бешлам-Корта, держал у себя стада баранов, предоставив созданным им людям питаться, чем им будет угодно. Вот почему они и питались разными травами и кореньями, отыскиваемыми ими в долине. Их враги, нарты-людоеды, не довольствовались такой скудной пищей и стали поедать друг друга, но нарты Бешлоам-Корта рассудили, что если они последуют примеру своих соседей, то вскоре весь род их должен будет прекратиться, так как есть уже будет некого.

Однако трава и коренья не могли удовлетворить их вечного голода, и понемногу они стали роптать на Тга. В особенности плохо им приходилось зимою, когда начинали дуть холодные ветра, растительность вымирала и трава, заготовленная впрок, подходила к концу. В эту суровую зимнюю пору всесильный Тга ревниво прятал около себя солнце, чтобы оно сильнее грело его самого, и окутывал его толстыми облаками, чтобы оно не посылало тепло на землю. Словом, создав людей и населив ими землю, он перестал заботиться о них и предоставил их собственной участи, вероятно, решив заняться созданием кого-нибудь другого, более интересным делом.

Жилось нартам плохо и оттого, что они должны были ютиться в пещерах, спать на голых камнях и не имели возможности укрыться от непогоды и ветров. И когда Великий Тга в припадке веселья хохотал, сидя на своих облаках и греясь у солнца, как у хорошей печки, то от его хохота сотрясались горы и каменные обвалы свергались на землю и побивали многое множество людей. А когда он вздыхал от какого-нибудь неудачного дела, то вздох его доходил до земли в виде ужасного холодного ветра, от которого нарты не знали куда укрыться, так как пещеры были открыты с наружной стороны.

Ну а когда Тга принимался в припадке злобы плакать, то слезы его падали на землю целыми потоками дождя, и нартам опять-таки приходилось плохо. Но хуже всего было тогда, когда Тга принимался ссориться с женой, со старухой Химехнинен⁵. Тогда поднималась буря, ветер со страшными порывами проносился над землею, вода в реке бурлила и выступала из берегов, снег валил хлопьями и обвал за обвалом сыпался на несчастные головы нартов. И они начали роптать.

Отношения между ними и Великим Тга совсем испортились. Они знали, по отдаленному преданию, что живет он в хижине из тростника, спит на толстых мягких облаках, ест досыта барашков и греется до пота у солнца. Но ропот не приводил ни к чему. Нарты все-таки продолжали зябнуть и голодать. И если от злости придумывали лишить Тга человеческой жертвы, то им это никогда не проходило даром: Тга посылал на них обвалы и вьюги, которые уносили вырванные с корнем травы; и еще посылал на них мор, от которого нарты умирали и ослабевали так, что людоеды их легко побеждали и поедали целыми толпами.

***

У самого подножия Бешлоам-Корта в глубокой и обширной пещере жил седовласый и длиннобородый нарт Созруко⁶ со своим сыном Курюко. Сколько времени жил старик на земле, он не помнил, не помнил себя и молодым, да и все, кто знал его, знали уже стариком.

Иногда собирались к нему в пещеру другие нарты, и тогда старик начинал им рассказывать о величии Тга, о его жизни и могуществе. И все внимали ему благоговейно, уставя бороды в землю и поникнув головами. Созруко и сам не знал, что говорил; порой его слова походили на бред, и тогда все думали, что устами его вещает сам великий Тга.

— Как дивны наши родные горы! — восклицал, закрыва глаза, Созруко. — Как дивны они, когда утренние облака покрывают их розовой тканью, а всходящее солнце золотит их верхушки огнем… Велик в своем творении Тга!

— Велик в своем творении Тга! — вторили хором присутствующие.

— Тихо двигаются барашки-облака, — продолжал Созруко, — по длинной цепи гор, с любопытством заглядывая в ущелья и долины, в пещеры и пропасти. Кое-где из этого стада облаков выглянет красный утес, покажется верхушка черной горы. Утренний ветерок поднимается от улыбки Тга, и тогда тают белые облачка. Вершина Бешлам-Корта розовеет от счастья увидеть улыбку Великого Нарта. Велик, велик и могуч в своем творении Тга!

— Велик в своем творении Тга! — опять хором подхватили присутствующие.

— Бешлоам-Кот — сказал старик, — верхушкой своей упирается в небо, и голова его покрыта льдом и снегом, которые никогда не тают. И эти льды сверкают на солнце, как самоцветные камни… И гора наша выше всех гор на свете… Когда Тга творил мир, он раньше всего сотворил нашу гору, чтобы устроить на вершине ее удобный шатер из тростника, в котором он обитает, наблюдая оттуда за созданной им землею. Слава Великому Тга!

— Слава, слава Великому Тга!

Старик продолжал:

— Были другие нарты, которые пытались пробраться к его вершине, и все они погибли, все погибли, даже самые отчаянные смельчаки, самые лучшие воины! Давно это было… очень давно… когда я был еще юноше… не упомню. Страшен в гневе своем Великий Тга!

— Страшен в гневе своем Великий Тга! — повторили слушатели, после чего все погрузились в благоговейное безмолвие.

Только один из нартов, молодой Курюко, внимал речам отца с насмешливой улыбкой и дерзким сомнением. Давно уже сердился он на Великого Тга и не мог простить его равнодушие к созданным им самим нартам. Он, как и все, терпел голод и непогоду, но в то время, как все молчали, он громко роптал и проклинал свою участь. У него было доброе сердце и ему было жаль этих сильных, но беспомощных людей-великанов, лишенных самого необходимого на земле. Он понял, что если бы Тга, сотворив их, дал им стада баранов и тростник, то они жили бы счастливо, занимаясь скотоводством; людоеды-нарты прекратили бы свое гнусное ремесло, потому чо им не к чему было бы питаться людьми, и все набеги, разбои, распри и ссоры кончились бы на земле. Да и вместо умилостивительных жетв людьми можно было бы приносить в жертву баранов.

И вот Курюко вздумал перехитрить Великого Тга и доставить людям счастье. Но он долго откладывал исполнение задуманного плана, не решался на него. Он думал жертвоприношениями и мольбами умилостивить Великого Тга. Но Тга оставался глух к его мольбам, потому что жил в тепле и сытости; а еще в те времена было известно, что сытость служит помехой к пониманию голода.

Однажды, после славословия Созруко, сын его отправился в пещеру и заколол в ней пленного нарта-людоеда. Затем он взвалил его на костер и зажег под ним сухие корни низкорослых деревьев, принеся людоеда в жертву Тга.

Курюко горячо молился во время этого жертвоприношения. Так горячо молился, как никогда. Он тут же растянулся на голом камне в пещере, заснув глубоким сном. Проснувшись утром, он думал найти у входа в свою пещеру стадо баранов, но ничего не

нашел. Тогда он отправился к реке, рассчитывая увидеть на ее берегах лес тростника. Но и этого не было. Курюко страшно разгневался. Он знал, что нарт-людоед был последним в их пещерном ауле и что, следовательно, сегодня необходимо будет принести в жертву кого-

нибудь из своих. А он надеялся, что это не придется делать, что молитва его будет наконец услышана Всесильным Тга.

Тогда он возроптал. Он почувствовал в себе необычайную силу и великое мужество. Если бы ему предстояло теперь сражаться в рукопашную с самим Тга, он и этого не испугался бы. Вечером, когда нарты собрались к пещере Созруко, чтобы бросить жребий, кому из них быть заколотым и сожженным, Курюко обратился к ним с торжественной речью:

— Братья нарты! — сказал он им. — Великий Тга, о котором так много говорит всегда отец Созруко, забыл нас. Мы голодаем и бедствуеми принуждены убивать друг друга, чтобы удовлетворить ненасытного Тга. У него стада баранов, у него хижина из тростника.

разве не мог был он бросить нам пару баранови несколько стеблей тростника? Мы бы сумели расплодить баранов и развести тростник. Мы бы тогда жили счастливо. Вражда,

убийства и распри прекратились бы между нами… Но Тга слеп и глух. Он не видит наших невзгод и не слышит наших горячих молений…

В это время раздался сильный глухой удар грома, и у самой пещеры Созруко упал обвал, который чуть-чуть не раздавил смелого Курюко. Курюко разразился проклятиями и

вовремя отскочил в сторону. Из пещеры вышел старый Созруко и, воздев руки к небу, заговорил:

— Приветствую вас, собравшиеся здесь нарты! Сегодня мы не приносили жертву Великому Тга, и он справедливо гневается на нас. Вернулись ли наши воины?

— Да! — ответил кто-то.

— Привели ли они нарта-людоеда?

— Нет! — послышался ответ.

— Тогда приступим к метанию жребия. Кто-нибудь из нас должен быть принесен в жертву. Вы слышите, как гремит гром, как дрожат горы? Великий Тга гневается, что мы забыли о нем.

— А не он забыл о нас? — воскликнул Курюко.

Старик укоризненно посмотрел на сына.

— Молчи! — строго сказал он. — Не призывай на нас страшного гнева Великого Нарта!

— Я не боюсь его!

— Смотри, он первого накажет тебя.

Курюко дерзко улыбнулся, но промолчал.

Тогда начали бросать жребий. Нарты уселись широким кругом около отверстия в пещеру старика, а один из них — на скалу, выдававшуюся в виде навеса над входом в пещеру. Там он обернулся спиной к нартам и бросил через плечо камень вниз. Камень упал как раз у ног Курюко.

— Курюко намечен! — сказал старик-нарт с глубокой печалью. — Я говорил тебе. Тга накажет тебя! Прощай, сын мой! Никогда, никогда больше не увидят тебя глаза мои и уши мои не услышат твоего голоса. Да будет славно имя Великого Тга!

— Да будет славно имя Великого Тга! — повторили нарты.

Гром перестал греметь, небо сделалось ясным. Жертва была угодна Тга.

— Теперь ступайте готовить костер, — сказал Созруко и в великой печали удалился в пещеру.

— Я пойду, принесу старых сухих кореньев для своего костра, — сказал смиренным голосом Курюко, — у меня их много в пещере.

И прежде чем ему успели ответить, он исчез из виду. Курюко спустился к реке и скрылся в пещере, ему одному известной. Он боялся преследования и погони. Он досидел в укромном местечке до глубокой ночи.

— А! — злобно шептал он. — Ты избрал меня своей жертвой!.. Ты хотел, чтобы эти трусливые перед твоим могуществом глупцы сожгли меня в угоду тебе! Меня, единственного между ними, который осмелился роптать на тебя! И что же ты хотел показать этим? Только одно: ты боишься меня! Боишься — и потому хочешь уничтожить! Берегись! Я не боюсь тебя и вступлю с тобой в борьбу!

Он услышал невдалеке от своего убежища голоса. Это нарты искали его. Они удивлялись его побегу. Никто еще с тех пор, как существовали нарты, не уклонялся от жребия быть принесенным в жертву Тга. Поэтому они поверили ему, когда он заявил, что идет за корнями и отпустили его. Он долго просидел еще в своем убежище, пока все вокруг не успокоилось, и пещерный аул не уснул мертвым сном.

Небо заволокло тучами. Собиралась гроза. Ветер свистел и гудел с такой силой, что камни с шумом отрывались от гор и скатывались в долину. Небо было почти черное, река бушевала, бурлила, клокотала. Даже Курюко почувствовал что-то вроде страха в своей душе. Но он быстро с этим справился и вышел из своего убежища.

Узкое ущелье расширялось по мере того, как Курюко приближался к подножию горы, и вместе с тем долина реки поднималась все выше и выше, подходя к отрогам величественной вершины, покрытой вечными снегами и льдами. Он взглянул вниз, в долину. Угрюмо и неприветливо было внизу: по голым скалам ползла жалкая и низкорослая растительность — вереск, колючка и серые мхи. Река глубоко, на дне долины, все еще бурлила и клокотала, роясь по каменному дну.

Но еще угрюмее и неприветливее было там, наверху, где растительности почти не было, где скалы были обнажены даже от мхов, и где начинались унылые, безнадежные снеговые поля и вечные льды. И все вокруг мертво и уныло, безмолвно и дико, и черные скалы, торчавшие из-под белого снега, казалось, тосковали о чем-то.

Курюко поднимался все выше и выше. Ноги его были уже изранены об острые камни, но жажда мести все еще поддерживала его, и он не замечал усталости. Бодро шагал он, карабкаясь по скалам, цепляясь руками за острые выступы их и изранив себе, кроме ног, еще и руки. Когда он добрался до вечных снегов, то остановился в изумлении.

На остром выступе скалы он увидел серебристого хищного луня, который ворочал желтыми глазами и тупо созерцал окрестность. Над головой Курюко пролетел огромный орел, шумно взмахнув крыльями. Молодой нарт никогда не видел таких птиц, и ему подумалось: уж не дошел ли он до жилья Тга и не эти ли странные существа именно те бараны, о которых он так давно мечтал, и похитить которых он так смело собрался. Но орел пролетел, и серебристый лунь скрылся с его глаз.

Тогда он вспомнил о том, что старые люди рассказывали ему, когда он был еще малчиков, в его родном пещерном ауле. Они говорили, что кроме них, обыкновенных людей-нартов, Великий Тга ранее создал необыкновенных одноглазых великанов и поселил их между собою и людьми. Тга, очевидно, по ошибке создал их слишком сильными и слегка побаивался их. Но когда создал, то было уже поздно, и он поспешил отдать в их пользование несколько животных из своих многочисленных стад. Чтобы поправить ошибку, он сотворил обыкновенных нартов и в отместку за свою оплошность, а также из жадности, лишил их всего и предоставил судьбе, требуя от них однако же непосильных жертв.

В скалах, между снегами и дном долины, приютилось несколько аулов одноглазых нартов. Сакли их, с плоскими крышами, покрытыми землею и камнями, прилепились к самым скалам. Курюко с удивлением оглядывал местность. Он не подозревал, что, кроме нижних нартов, на свете существуют еще нарты верхние, которые ближе к Тга, чем сородичи Курюко. У порога одной сакли он увидел одноглазого нарта. Растянувшегося на земле и крепко спавшего, так как его единственный глаз был закрыт. Нарт грузным, огромным телом загородил ему дорогу, и Курюко должен был перепрыгнуть через него, чтобы получить возможность идти дальше. Нарт приоткрыл глаз и взглянул на него. Было уже темно, но луна показалась на темном своде неба и освещала местность бледным светом.

— Кто ты? — спросил юношу одноглазый нарт.

— Я нарт из долины, — смело ответил Курюко.

— Что ты пришел здесь делать?

— Я иду к Великому Тга.

— Зачем?

— Это уж мое дело.

— А твое, так ступай и не мешай мне спать! Я сегодня охотился за ланью и устал.

«У вас есть за кем охотиться, — подумал Курюко с завистью, — а у нас, кроме травы и кореньев, ничего нет». Но громко он не сказал этого, а только спросил:

— А где живет Тга? Укажи мне дорогу.

— Не мешай мне спать! — проревел великан. — Иди все прямо. Вон там, впереди, белеет ледяное поле… Там живут семь сыновей Великого Нарта, семь юношей. Они укажут тебе дорогу… А если ты сейчас же не уйдешь, я тебя сброшу вниз, туда, откуда ты явился!

Курюко поспешил удалиться.

***

Действительно, вскоре он достиг царства семи сыновей Тга. Темно и холодно было в этом царстве. Бесконечные поля, покрытые пеленою белого снега, раскинулись далеко вокруг. Серые туманы, где сплошь, где обрывками, заволакивали небосклон. Стонали

ветры, бураны и метели, и вихри неслись по безлюдным полям: визг и вой их леденили душу отважного нарта. Печаль царила в этих суровых полях.

Курюко все шел вперед, не замечая того, как ноги его леденели от холода, не чувствуя ни усталости, ни желания отдыха и покоя. Он был полон одной мечтой: добраться

о цели предпринятого им путешествия. Жажда мести не только не утихала в нем, а разгоралась все больше и больше. И чем дальше он уходил от родных мест, тем больше

росло в нем чувство жалости к тем своим обездоленным сородичам, которые ради алчности и злобы Великого Тга обречены были на вечный голод.

Но что это?.. Перед ним одна за одной на снежных полях выросли семь огромных теней, которые закрыли собою полнеба. Они взялись за руки и загородили путь Курюко.

— Кто вы? — в страхе спросил он.

И вдруг поднялся сильный ветер, засвистел ураган, вздымая с полей белоснежную пыль и засыпая ею глаза Курюко. Это тени-великаны смеялись, и смех их производил снежную метель.

— Он спрашивает, кто мы?! — услыхал юноша их голоса, показавшиеся ему ревом бури. — Ты кто? Скажи нам, кто ты?

— Я нарт… нижний нарт… Курюко! — силился он перекричать свист и вой бури. Он вдруг пришел в ярость и крикнул, что было сил, теням: — Если вы хотите слышать, кто я, не делайте такого проклятого ветра! Пусть говорит кто-нибудь из вас!

Тени расслышали наконец его голос и замолчали. Буря разом стихла. Один из них, сделав другим знак молчать, заговорил с Курюко. Тогда он почувствовал, как холодный, но не очень сильный ветер стал обдувать его.

— Ты нарт из долины? — говорил голос. — Как же ты попал в наше снежное царство?

— Так вот, пришел…

— Сюда не забирался еще ни один нарт! — говорил голос.

— А я вот забрался.

— Зачем же ты пришел к нам?

— Я не к вам вовсе пришел. Я не знаю, кто вы…

— Мы сыновья Великого Тга.

— Вот к нему-то я и пробираюсь. Укажите мне дорогу. Где он живет?

И вдруг опять полнялся великий снежный вихрь. Все семеро принялись хохотать.

— Указать тебе дорогу? — проговорил, нахохотавшись, тот же великан, который говорил с ним раньше. — Хитрую вещь задумал ты, бедный нарт! Ты хочешь знать, где живет Великий Тга?

— Ну да!

— Над этими полями, выше высоких утесов и гор, выше ходячих туманов царит старый дух — Могущественный Тга. Его страшным именем названы и горы, и долины по

всей окрестной местности. Лица его никто никогда не видел. Но вид его страшен и мрачен, как говорит наша мать Химихнинен, царица здешних мест и мать здешних вьюг.

— Значит, вы мне поможете похитить тростник и баранов?

Семеро сыновей Тга стали советоваться между собою, и Курюко слышал легкое дуновение ветерка.

Потом все тот же великан обратился к нему:

— Хорошо, — сказал он с обычным своим легкомыслием, — мы согласны. Только что дашь ты нам за это?

Курюко долго думал, но ничего придумать не смог.

— Что у вас есь на земле?

— Есть трава, корни низкорослых деревьев и камни.

— Нам ничего этого не нужно.

— Есть у нас скалы и река.

— И это нам не подходит.

— Есть еще огонь.

— Это наш природный враг. От него мы растаем и погибнем.

— Есть болезни и смерть.

— Болезни и смерть? — повторил великан. — Это что же такое?

И когда Курюко объяснил ему, он сказал:

— Ну, это еще хуже огня! От смерти ведь тоже погибают, как и от огня! Нет, это нам не подходит.

— Больше у нас ничего нет.

— Ну, так и мы не можем доставить тебе баранов и тростник

.Курюко задумался.

— Стойте! — крикнул он что было у него сил. — Есть еще!

— Что же? Такое же все негодное, как то, что ты назвал? Коренья да камни?

— Не знаю. У нас есть молодые девушки-нартки.

— А! — радостно воскликнул великан. — Это такие люди без усов и бород? Я видел одну такую, когда спускался однажды до границы нашего царства. Она мне очень понравилась.

— Ты, верно, видел одноглазых девушек… У нас они лучше. У них по два глаза.

— И ты подаришь нам по тако девушке?

— Да.

Великаны опять пошептались между собой.

— Ну, — сказал опять тот, который все время говорил с Курюко, — мы согласны! Идем же, пока старик спит. Ступай за нами.

Они пошли вперед, взметая тучи снежной пыли. Курюко последовал за ними. Снег слепил ему глаза, забирался в рукава, леденил его. Зубы его стучали друг о дружку, и холод захватывал его дыхание. Но он все шел, еле поспевая за легкомысленными братьями.

Шли они долго, так долго, что Курюко не мог уже сообразить времени. И вот наконец ледяные поля кончились.

Взору Курюко открылась дивная картина. На самой верхушке, обнаженной от льда и снега, стоял трон, окутанный облаками. Сверху, с голубого неба, сияло горячее солнце, очевидно, никогда не заходившее, а по глубоким полям неба гуляли стада белых и серых барашков, и их было так много, что у Курюко не хватило бы уменья сосчитать их и закружилась голова от того, что он все время держал ее поднятой кверху. Вокруг трона росли целые леса великолепного тростника, а неподалеку от трона виднелась тростниковая хижина, из отверстия плоской крыши которой взвивался к небу синий дымок и пахло так вкусно жареным мясом, что Курюко почувствовал страшный голод.

Семь великанов остановились. Они сделались теперь меньше и шатались от слабости, как настоящие тени.

— Смотри, — прошептал один из них, и Курюко еле расслышал его голос, — вот он сидит, Тга, закрытый туманами и закутанный белым саваном. Он тихо дремлет, тоскуя в одиночестве. А там, в хижине, ему готовится пища.

— А как же достать барашков? — спросил нетерпеливо Курюко. — А как же вырвать тростник?

— Тростник около тебя, если у тебя хватит сил, вырви его. Мы не сможем этого сделать: мы очень слабы. Солнце — наш лютый враг. Если мы еще долго пробудем здесь, то вовсе растаем. Спеши, чтобы нам можно было уйти!

Курюко торопливо вырвал с корнем тростник, раскачал его над головой и бросил вниз на землю. В это время барашки низко спустились с неба и бежали по самой верхушке горы. Два барашка точно играли друг с другом, перегоняя один другого.

— Лови! — слабеющим голосом сказал один из семерых сыновей Тга.

Курюко расставил руки и поймал обоих барашков. Сначала они казались ему легкими и мягкими, как облачко, но потом он ощутил под из завитой, блестящей и шелковистой шерстью мясо и кости. Да, да, это были настоящие, живые барашки! Он взял по одному в каждую руку, сильно раскачал их над головой и бросил вниз, в родной аул.

— Они убьются! — с горестью сказал он, а сыновья Тга стали из всей мочи дуть, чтобы поддержать барашков и не дать им разбиться о землю. Но дыхание ослабевало все больше и больше у семи молодцов. Тем не менее, барашки закружились в воздухе и плавно стали опускаться на землю.

Но тут произошло нечто ужасное. Старый Тга проснулся. Облака вокруг трона рассеялись, и Великий Нарт выглянул из них. Лицо его было так страшно, что Курюко упал ниц и перестал дышать. Ему показалось, что он умер. И вдруг поднялся страшный ураган; небо сразу потемнело, солнце померкло, его заволокли густые тучи; целые груды обломков камней и скал стали срываться с окрестных вершин. В сознании Курюко промелькнула мысль, что теперь засыпаны каменными завалами пути и селения на его родине. Гора дрожала так, что Курюко качало из стороны в сторону. Тга нагнулся над выступом скалы, тучи и туманы рассеялись, и он увидел внизу, на земле, ствол тростника, воткнутый в землю, и двух барашков, пасущихся на поляне. Тогда гневу его, казалось, не было предела.

— Обокрали! — закричал он, и все вокруг задрожало от ужаса. — Теперь будет расти тростник на земле и не будут мне больше приносить умилостивительных жертв, они забудут меня! Страшная кара, неслыханная кара ждет дерзких похитителей! Слушайте суд Великого Тга.

Он еще долго кричал, и семь сыновей его становились все слабее, слабее и меньше, а Курюко все еще бросало из стороны в сторону, и он еще не мог отделаться от дрожи.

Наконец Тга крикнул:

— Приди сюда, Химихнинен, коварная жена моя, родившая мне семь изменников-сыновей!

И тотчас же после этих слов что-то пронеслось по воздуху, и вьюга сделалась такою, что Курюко показалось, будто наступает конец мира.

— Слушай суд Великого Тга! — повторил громовым голосом Великий Нарт и смирил вьюгу.

Мать вьюг трепетно склонилась перед страшным властителем горы.

— Отныне дерзкий нарт, осмелившийся похитить у меня барашков и тростник, будет прикован в царстве одноглазых великанов в пещере. Он будет до тех пор прикован к скале, пока у людей не переведутся барашки и не иссохнет весь тростник. И никогда у людей не переведутся барашки и не иссохнет весь тростник. И всегда, на веки веков дерзкий нарт будет томиться в пещере. Горный орел будет ежедневно прилетать к нему и терзать клювом своим его сердце.

А ты, мать вьюг, царица Химихнинен⁷, будешь сторожить его. У тебя будет гореть на снегу неугасимый огонь. Будет у тебя и неистощимый хлеб, и неистощимая нога барашка. И после каждой твоей трапезы хлеб и барашек окажутся на том же месте. Ты начертишь вокруг пещеры волшебный круг, которого нельзя будет перешагнуть ни одному смертному. Каждый смельчак, который покусится на это, будет сброшен твоим дуновением в пропасть, и ты его завалишь ледяным обвалом, мать вьюг! Вот тебе наказание за то, что родила мне семь легкомысленных изменников. Так говорит и судит Великий Тга.

Мать вьюг вздохнула, и Курюко был унесен вихрем в пещеру. Тогда Тга вещал сыновьям:

— Вас, легкомысленные сыновья, я буду судить строгим судом. Дерзкий нарт, похитивший мое добро, думал о земном и хотел осчастливить родичей. За это он будет прикован к земле, к твердой скале, на вечные времена. Небо, в котором вы рождены, наскучило вам, я прикую вас к небу на веки веков. Вы будете украшать собою темное небо, все семь неразлучно, чтобы вам не было скучно… Вы будете блистать звездами и с недосягаемых высот смотреть на эту жалкую землю!.. И назовут вас люди Дердза-Куангидж (Вьюгины Сыновья) ⁸…

И, сказав это, он повелел Богине Вьюг, старухе Химехнинен, вызвать великую бурю. Все семь сыновей ее были подняты на воздух, и по мере того, как они удалялись от земли, они становились все меньше и меньше и казались уже светлыми звездочками. Буря давно уже стихла, и все пришло в обычный порядок на вершине Бешлам-Корта.

***

Многое множество веков прошло после того, как нарт Курюко похитил у Великого Тга тростник и барашков и был за это прикован к острой скале. Многое множество раз сменялись зима летом и осень весною. Много на земле развелось барашков и тростника. И люди стали жить в полном довольствии, сытости и приволье. И все с глубокой благодарностью вспоминают до сих пор отважного нарта и из поколения в поколение передают повесть об его подвиге и гибели.

И только Курюко и до сих пор еще прикован к угрюмой скале Бешлам-Корта, и до сих пор ежедневно прилетает к нему горный орел и терзает его великодушное, храброе сердце. И до сих пор сторожит его старуха Химихнинен и ест перед его утомленными глазами неистощимый хлеб и неистощимую баранью ногу. А ему, похитившему баранов, так и не удалось попробовать этой вкусной пищи. Старуха, озлобленная на него за наказание, которое ей приходится нести из-за него, и за потерю своих сыновей, кормит его сухими кореньями и поит снежной водой.

Конец ознакомительного фрагмента.