Нас услышит море

Чармили Энн Белл, 2023

Главные герои этой истории – актёры, у которых, казалось бы, есть всё. На что вообще можно жаловаться, подписывая контракт за контрактом, вращаясь по миру в вихре бесконечных встреч, съёмок и оглушительных вечеринок? Но Эдди и Тейлор давно начали понимать, что упустили нечто важное. Ведь делая то, что кажется правильным, они раз за разом отказывались друг от друга.И теперь, просматривая уже “отснятые” эпизоды своей жизни, они пытаются понять, возможен ли в их истории “хэппи-энд”.При создании обложки использована нейросеть Midjourney.

Тейлор. Бежать по краю пропасти

Я попросила таксиста остановиться за несколько кварталов до многоэтажного дома недалеко от площади Гросвенор. Выскочила под ливень, сшивающий улицы с низким темным небом. Должно быть, я надеялась, что холод дождя остудит жар недопустимого безрассудства, загонит меня обратно домой, и само небо заколотит тучами двери и окна, не даст мне совершить глупость.

Но ничего подобного не произошло. Никакая сила не образумила меня, и я бросилась бежать по знакомой улице, петлявшей между сиянием витрин и мрачными глыбами зданий.

Я спрятала лицо за примятыми дождём волосами, проскочила внутрь многоквартирного дома вместе с каким-то крупным рослым незнакомцем. Он ненароком обтёр об меня свой промокший серый плащ, и я бегом направилась вверх по лестнице, стараясь как можно скорее скрыться из виду.

Ближе к маленькому убежищу Эдди — ближе к ненасытному пеклу ада, куда я стремилась с безумным, неудержимым рвением… Я не смогла уснуть ни на минуту, завидуя крепкому сну Уилла: его сердце билось спокойно и ровно. Целое сердце, не раненное хлыстом подозрений и ударами предательства. Под невыносимый, монотонный ритм стрелки часов на прикроватной тумбочке я будто распадалась на части. Теряла себя в темноте, пыталась собрать заново из дрожащего сумрака и пыли света. Рой неутихающих сомнений смешивался с доводами разума, робкие порывы разворошённых чувств таяли в пугающей тишине спальни. Казалось, бесконечная ночь медленно разъедала меня, вытягивала вену за веной, растаскивала на куски — иначе не передать словами ту муку бессонницы, выкручивающей нутро души. И даже не Эдди в этом виноват. Он поверил своему сердцу и бросился спасать то почти неуловимое, сгинувшее в обмане и урагане выдуманных обличий что-то важное, оставшееся между нами. Оставшееся от когда-то значимого и бесценного мы. Я не смела ни в чём его винить, зная, что он раздавит себя чувством вины и без моих бессмысленных подсказок. О, Эдди…

Ступень за ступенью. Шаг за шагом. Всё дальше от кричащего разума, всё дальше от обязательств, долга, обещаний. Всё глубже во мрак ушедших лет в поисках единственного тёплого света, что будто и не угас вовсе…

Я тихонько подошла к квартире Эдди, замерла на мгновение и затем почти лишилась чувств, ударив лбом холодную дверь, с трудом поднимая руку, чтобы надавить на звонок. Последний шанс сбежать, замуровать себя в клетке приличий и всего, что можно назвать разумным, правильным. Последний шанс отказаться от Эдди раз и навсегда.

Но я, зарыдав, вдавила ладонь в пластмассовую кнопку, с замиранием дыхания услышала треск звонка и торопливые шаги.

Открылась дверь — и я упала в объятия человека, которого невозможно разлюбить, невозможно ненавидеть, презирать, осыпать градом обвинений! Злиться, молчать о чём-то главном, зарываться в обиды — да. Но ненавидеть?

Прижимаясь в каком-то нелепом страхе к его груди, я задыхалась от слёз, цепенела от ужаса — я могла только любить Эдди, до дрожи, до беспамятства, до смерти любить!

— Тейлор, — шептал Эдди, захлопнул дверь и, обхватив руками мою спину, помог присесть на стул возле пустой вешалки. Я чувствовала немыслимое бессилие, глотая слёзы, смешанные с каплями дождя, стекавшими по разгорячённому лицу, — боже, ты же вся промокла! С твоей ненавистью к зонтам нужно срочно что-то делать! — Эдди осторожно стянул с меня куртку, повесил её на крючок и встал передо мной на колени, развязывал грязные шнурки моих старых ботинок. Я и собралась было возражать, сопротивляться, но лишь молча всхлипывала, глядя, как его пальцы ловко справляются с тугими узлами. Руки с изумительной аккуратностью, нежностью, снимают ботинки, а затем мягко касаются тёмной ткани мокрых джинсов, облепивших мои дрожащие от напряжения ноги. — Я хотел, чтобы ты пришла, а не бегала наперегонки с дождём.

— Я думала, дождь отрезвит голову, отговорит от глупой затеи.

— Но ты здесь, Тейлор, — Эдди ухватил мою руку за запястье, крепко прижал ладонь к горячим губам. Этот крепкий поцелуй сравним с нежностью согревающего весеннего солнца. — Я так долго ждал тебя.

— Сейчас же всего десять, — изобразив недоумение, подметила я.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, — Эдди взглянул с тенью испуга, невыносимой мольбой, которую я не желала разгадывать, чтобы не подкреплять безумство, разрывающее сердце. — Мы ещё можем…

— Нет, Эдди, мы ничего не можем, — выдохнула я против воли, — я пришла не толкать тебя к измене Лоретте и не предавать чувства Уилла. — Мне до последнего хотелось притворяться, что сюда меня привёл очищенный от пепла соблазнов разум, что я с трудом вынудила себя переступить через приличия и ускользнуть из дома, пока Уилл праздновал День рождения школьного друга.

— Тогда признайся честно, зачем ты пришла? Я вдоволь налюбовался твоей старательной, убедительной ложью, что почти забыл, кто такая настоящая Тейлор Марсден, как она бесподобно умеет смеяться, внимательно слушать и говорить обо всём! — произнёс Эдди отрывисто, нервно, словно ища спасения в том, что я должна была ответить. Вне вспышек жадных камер он не старался выглядеть лучше, не прятал истину за искажённым отражением надломленной души. — Но бежать под проливным дождём могла только настоящая Тейлор, — он уткнулся лицом в мои ноги, прижимаясь в приступе какого-то разрушительного отчаяния, загоняющего в ловушку. — Моя Тейлор.

Внутри что-то больно отозвалось на его робкий шёпот, в груди неистово заколотилось отчаяние, и оковы обмана рассыпались. Я обессиленно склонилась к Эдди, глубоко вдохнула его лёгкий, приятный запах — невесомая свежесть цитруса, мягкость уютного тепла. Запах спокойствия, едва уловимый аромат прошлых лет.

Вот они мы, загнанные в капкан до безумия ненавистного, безжалостного слова правильного, жестокого слова надо, слова без смысла, слова-преграды, ставшего контрольным выстрелом. Одна на двоих дрожь, одна горькая правда и ломающая пополам беспомощность… И нам было страшно заглянуть друг другу в глаза, сорвав наконец приросшие к лицу маски. Теперь мы оказались вдали от беспощадного, хищного маскарада и мук десятков сыгранных ролей, за которыми так легко было спрятаться. Затеряться и лгать самим себе, утешать ядовитым обманом.

— Согреть тебе молока, пока ты принимаешь тёплый душ? — спросил вдруг Эдди, оборвав тревожное молчание и осмотрев меня с задумчивым любопытством.

Я в ответ промолчала, улыбаясь одновременно печально и радостно, и поцеловала Эдди, повинуясь надрывному зову сердца, а оно настойчиво убеждало — сегодня я оказалась права…