В случае смерти разбить

Шая Воронкова, 2021

Принято считать, что уж на Том свете точно царит идеальный порядок. Но когда демон вступает в преступный сговор со школьной учительницей, ангел водит дружбу с чертями и вешает в сторожке у Райских врат «календарь с Евами», а в Аду опять не включают отопление – в это слабо верится. Как ангелы проходят учебную практику? Что снится духам? Какая связь между сбором душ и комбайнами? Что бывает с интровертами в Аду? И, в конце концов, зачем жнецам орбизы? Ответы на все эти вопросы вы найдете внутри книги. И помните: для взрослых тоже пишут сказки! Содержит нецензурную брань.

Салочки

Очнулся и вспомнил только, что он любит красный и его зовут Улисс.

Странное сочетание.

Почти сразу же подумал, что, кажется, есть такой роман — «Улисс», и он его читал, спрятавшись под столом на кухне, а в книжке недоставало страниц — то ли первых, то ли последних — но воспринимать себя иначе чем Улиссом уже не мог.

Асфальт, на котором лежал, был холодным и мокрым, а стена дома почему-то теплой, будто кошачье брюхо — Улисс коснулся ее рукой и не мог себя заставить оторвать ладони пару минут, согреваясь, а когда встал, заметил, что стена ничуть не похолодела. Было тихо и сыро, а еще темно, даже фонари не горели, зато луна — еще как, и все равно Улисса не покидало ощущение, что ночь наступила только что. Пару минут назад — и вечер, может, даже пару секунд.

В этом Городе всегда начало ночи, верно?

В затылке закололо, и Улисс поморщился. Почему эти узкие кривые улицы и нависающие балконы кажутся более знакомыми, чем он сам? Он не помнил, пьет по утрам чай или кофе, любит ли кошек, ест ли оливки или терпеть не может, на какой улице живет и цветут ли там одуванчики, за какую команду болеет, покупает ли пиво, насколько хороший водитель. Зато был точно уверен, что если идти прямо, еще прямо, а потом налево, то можно выйти к стене с огромной оранжевой рыбой, а про дом на соседней улице рассказывают страшилки.

Если долго бежать, не сворачивая, можно добраться до городской стены, за которую сложно выйти, но если выйдешь…

Улисс застыл, широко распахнув глаза. В его голове будто появилась дырка, в которую один за другим пробирались голоса, шепот, шорохи, заполняя, перемешиваясь, перебивая его мысли и друг друга, пока боль не стала такой, что Улиссу показалось — голова лопнет. Прямо сейчас лопнет. Потемнело в глазах, и он чиркнул ногтями по теплой стене, а потом вдруг все пропало.

Улисс стоял на подгибающихся ногах, уставившись на асфальт, и разглядывал свои кроссовки — помятые, грязные, когда-то белые, а теперь потерявшие цвет, зато с яркими синими шнурками. Постепенно очертания становились четче, переставая плыть, и Улисс понял: ну все, можно выдыхать, обошлось. Можно выдыхать, давай, расслабь плечи и выдохни, а то лопнешь уже сам — от напряжения.

Выдыхай.

Открыл рот, проведя по губам языком и пытаясь ощутить, как поток воздуха щекочет горло и опускается грудная клетка, но вместо этого провел по груди руками, ощупывая тонкий серый плащ. Грудь была плоской и совершенно неподвижной. Он же сейчас задохнется! Почему же так сложно выдохнуть? Сделать вдох? Улисс закрыл рот, шевельнув крыльями носа, но не почувствовал колебания воздуха. Пальцы вспорхнули выше, огладив шею, и он не понял — это пальцы горячие или шея холодная, как ледяная скульптура? Начал нервно касаться лица, затылка, запястьев, даже распахнул плащ и приложил ладонь к животу, но везде натыкался на холод.

Звеньк.

В кармане что-то есть. Улисс быстро выудил оттуда овальный предмет и пригляделся к нему. Оказалось, это просто маленькое дешевое зеркало в красной оправе, такое ни одной девушке не понравится, а Улиссу и вовсе не нужно. Он задумчиво повертел его в пальцах, размышляя, почему не спешит задыхаться и умирать, даже в глазах не мутнеет. Может, он дышит, только так привык, что не чувствует этого? Так это легко проверить! Улисс поднес зеркальце к лицу, на уровне губ, и стал медленно считать про себя.

Раз. Два. Три. Четыре.

На «пять» отодвинул и пригляделся, но не заметил запотевшего пятнышка — стекло было, как и раньше, чистым, будто озерная гладь. Может, издалека не рассмотрел? Улисс поднес зеркальце к глазам, и в нем отразилось его лицо.

Вывалилось из пальцев, но не разбилось почему-то, хотя должно было, даже не отскочило. Улисс не кинулся поднимать — проговаривал, поправляя неизвестно кого: себя или реальность. Не его лицо, не может быть, чтобы его, значит, совсем не его лицо.

У чужака была сухая, ссохшаяся кожа, такая же серая, как стена дома рядом. Его волосы свисали почерневшей травой, а на щеке, лбу и шее были сине-фиолетовые пятна. На болезненном лице горели желтые кошачьи глаза, отражающие лунный свет. Чужак стоял, прижав руки к груди, будто сросся с асфальтом, и неотрывно смотрел на зеркало. Потом медленно опустился и поднял его, засунул в карман, не смотря.

Улисс был одет в тонкий плащ с зеркалом в кармане, его кожа была ссохшейся, а волосы будто пожухлая трава, и он мог врать себе сколько угодно, однако… Улисс был мертв. Кто, как не мертвый, может так должно не дышать, то есть, не дышать вообще?

— Надо что-то делать.

Сказал вслух, сам не понял, зачем, и, главное, как — легкие ведь «того». Улисс учил, как образуются звуки, и знал — без воздуха не обойтись. А еще Улисс знал — наверное, с детства — что мертвые ходить и думать не могут. Вроде как, если ты мертвый — то все, конец.

Улисс, покрытый трупными пятнами бездыханный Улисс, стоял посреди ночного города, и знания не очень-то ему помогали.

Почему-то не подумал, что пьян или сошел с ума, легче было поверить, что все его остальные знания — глупая выдумка. Вместо этого кинулся проверять руки: Улисс, конечно, мог забыть паспорт в сканере и голову дома, но не заметить, что ты мертвый — это просто верх мастерства. Пятна на руках были — по спине пробежал холодок, чего тоже, вроде бы, не было положено — но Улисс нашел кое-что поинтереснее.

На левой ладони была четкая надпись. Судя по почерку, писал он, но когда — не вспомнить, поэтому Улисс прочитал ее как в первый раз.

«1. Искать красные колпаки. 2. Просить огонь. 3. Не спрашивать время. 4. Не давать ничего Водящим. 5. Собрать пять огней и выйти за стену.»

Водящими… Улисс слегка улыбнулся — это напомнило ему салочки. Значит, как в детстве? Правда, эта игра посложнее. Как он может узнать, кто такие эти Водящие? И что будет, если им попасться — особенно учитывая, что он уже мертв?

Улисс опустил руку и прикрыл глаза. Опять почувствовал шепот в своей голове, только в этот раз легкий, как перо — кольнуло, и все. Не успел испугаться или разозлиться, как легкая боль пропала, и Улисс внезапно ясно понял, что ему просто необходимо попасть за стену. Так же необходимо, как есть, чтобы не умереть с голода, и спать. Улисс может потерпеть и не делать этого, но рано или поздно не сможет сопротивляться или просто ничего не сможет. Эта мысль осела в глубине его сознания и не собиралась исчезать.

За стеной его ждут. Там его дом, там безопасно и правильно. Поэтому Улисс просто обязан выбраться из Города — любой ценой.

Обязан, но все еще не понимает, что делать.

Улисс натянул рукава на руки — скорее, по привычке — и медленным шагом побрел по улице. Он не понимал, что искать, но стоя на месте точно нельзя ничего найти — это он понимал. Вокруг не было слышно ни шума машин, ни голосов, даже собаки не лаяли, и это заставляло постоянно ежится, прислушиваясь. Даже окна не горели. Кто-то выключил звук в этом городе, поэтому иногда так и хотелось сказать что-то вслух — даже полный бред. Улисс не понимал, почему не говорил. Впервые в жизни на него напало стеснение, хотя стесняться, вроде бы, было некого.

Первый колпак он увидел в маленьком огороженном дворике, по краям которого росли лавровые кусты. Когда-то их регулярно стригли, но забросили, так что они были похожи на корявые прямоугольники. Фонарей здесь тоже не было, но когда Улисс проходил мимо подъезда, зажглась лампа над дверью, брызнув белым, и он увидел сгорбленную фигуру в ярко-красном колпаке. Почти все расстояние преодолел в пару шагов, но, когда осталось немного, застыл, топчась на месте.

— Впервые здесь? — фигура подняла голову, и это оказался пожилой мужчина с полосатым шарфом и шрамом на щеке. Он не казался опасным, и Улисс кивнул.

— Можно мне огонь, пожалуйста? — он сделал шаг, разглядывая колпак — почти как новогодний, только без белого меха и помпончика — и зеленые полоски. Они будто извивались, как змеи, но Улисс подумал, что ему показалось.

— Значит, новенький, — мужчина полез в карман, и на свету блеснуло тонкое медное кольцо. — Так и быть, отдам так. Только если увидишь черную кошку, передай ей от меня привет, ладно?

Он протянул раскрытую ладонь, на которой лежала помятая коробка спичек. Улисс нерешительно протянул руку, не зная, этот ли «огонь» надо искать, но все-таки взял. Спичка внутри была всего одна, зато сухая, не отсыревшая. Уже засовывая коробок в карман, Улисс опомнился и виновато выпалил:

— Конечно, я передам. Только их же много, ну, кошек.

— Такая — одна, — мужчина сощурил глаза и отвернулся. Ну и ладно, каждой встречной передаст, не сложно же. Кто этих чудиков знает.

Он кивнул на прощание и почти вышел со двора, но обернулся и спросил, почти не надеясь на ответ:

— Как мне отличить Водящих?

— У них никогда нет ничего красного.

Следующий «колпак» встретил почти сразу, что странно. Полноватая женщина в легком веселом платье вешала белье на втором этаже, и на ее голове был красный колпак, немного неровный, но зато с бубенчиком, который звенел от каждого ее движения. Улисс невольно улыбнулся и крикнул ей:

— Привет! Можно мне огонь, пожалуйста?

Толстушка перегнулась через балкон, приветливо помахав рукой, и крикнула в ответ:

— Конечно, только найди мне мое полотенце. Я его уронила.

Улисс быстро оглядел землю под балконом, но не увидел ничего кроме притоптанной травы — фонарей-то нет, а луна помогает разве что окурки разглядеть и палки. Он почесал затылок и опять задрал голову.

— Я ничего не вижу! Может, его унесло ветром?

Женщина расхохоталась так, будто он сказал веселую шутку, и Улисс на всякий случай улыбнулся, хотя не видел в этом ничего смешного.

— Ну конечно! — толстушка фыркнула, вытащив откуда-то прищепку. — Оно же невидимое.

И, прежде чем Улисс успел что-то ответить, исчезла с балкона. Что за черт?! Улисс расстроенно поджал губы. Кто вообще пользуется такими полотенцами? Может, она и вовсе это выдумала? Поискать, что ли, кого-то еще…

Ну да, конечно. И никого не найдешь. Надо хотя бы попробовать, наощупь там, все равно от света никакого толку. Улисс опустился на колени и принялся ползать по земле, щупая ее руками. Таким она его и увидела — копошащимся, будто огромный жук, и любовалась, видимо, несколько минут, пока Улисс ее не заметил.

Мелкая девчонка, ниже на голову-две стояла в паре шагов и с любопытством следила за его попытками. Огромная темно-зеленая куртка, черные туфли и тонкий русый хвостик. А еще у нее была красная повязка на голове, с бантом, так что Улисс не стал убегать, как собирался, едва поднявшись на ноги и отряхнув колени от земли.

— Что ты делаешь?

Он не ответил, напряженно рассматривая ее, словно дикого зверя. Девчонка поняла это по-своему.

— Не говоришь с незнакомцами? Меня Соль зовут. А ты…

— Соль это от Асоль? — сказал и сам удивился своему страху. Невежливо как-то, да и красный у нее есть. — Улисс.

— Наверное. Я не знаю, — Соль ответила на его вопрос сразу же, не задумываясь. — Так что ты делаешь?

— Ищу полотенце, чтобы получить огонь. Только вот оно невидимое, — Улисс сморщил лоб и наклонился, водя по земле руками. — Ты тоже должна достать огонь?

— Может быть. Только я не помню почти ничего, — она беззаботно улыбнулась и потянулась. — Я проснулась на детской площадке. Странно, да?

Улисс не ответил, только качнул головой. Его будто что-то тянуло, влекло за стену, прямо как уставшего от странствий моряка на сушу. Поэтому он не сразу увидел, как Соль приблизилась и опустилась на корточки.

— Тогда я тоже поищу, ладно?

Как будто ей нужно было его разрешение. Улисс продолжил искать, все больше сомневаясь, что это полотенце существует. Спина начинала ныть, а руки затекать. Рядом скакала Соль, и Улисс недоумевал, почему она не боится его. Так и спросил.

— А разве я должна? Ты ведь добрый, у тебя такой плащ красивый, — тоже мне аргумент.

Однако, у Соль ни желтых глаз — мороз по коже, — ни сине-фиолетовых пятен не было. И пахло как-то странно — морем, что ли. Ну, да это глупости. Улисс не видел до этого других «играющих», так что, может, только он один такой. Штраф за многочисленные проигрыши, хех, даже если Улисс их и не помнит. Он много чего не помнит, что поделать. Спустя некоторое время Улисс сдался. Это бесполезно. Бес-по-лез-но.

Обернулся в поисках Соль, как та сама возникла перед глазами, сжимая что-то в руке.

— Нашла! Я нашла! — подпрыгнула, сперва на двух ногах, потом на одной. Улисс схватил ее за рукав куртки, заставляя стоять на месте.

— Что нашла?

— Полотенце!

Не веря, протянул руку и наткнулся на что-то мягкое и пушистое, но своими глазами видел — трогает воздух. Да как такое возможно? Глаза Соль светились, как звезды, и он тоже ощутил внезапное желание подпрыгнуть как можно выше и коснуться пальцами луны. Толстушка отдала в благодарность уголек, еще теплый, тлеющий, Улисс еле удержал его одной рукой, другой схватившись за железную перекладину пожарной лестницы. Не знал, куда же его положить, но женщина со смехом сказала засунуть в карман, и он решился, а когда сунул руку второй раз, там уже ничего, кроме зеркала, не было — даже коробка со спичкой. Ну надо же!

Чувствуя необыкновенную легкость во всем теле, почти вприпрыжку двинулся дальше по улице. Сам не понял, как, но Соль пошла с ним, и Улисс даже обрадовался — как-то повеселее, чем одному, да и быстрее получится.

Третий «колпак» топтался прямо под фонарем — Улисс даже шаг замедлил, так удивился. Он уже свято поверил в то, что в этом городе фонарей нет, так же, как и света в окнах и шума. Тем не менее, под изогнутым фонарем, льющим желтоватый свет, стоял мальчишка в драных джинсах, запихав руки в карманы, и пинал пивную бутылку. Колпак его был таким же грязным и рваным, как штаны, а глаза какими-то злыми. Улисс не успел ничего сказать, пацан его опередил:

— Ага, еще один! Огонька хочешь. Только, если сыграешь со мной в догонялки.

Этого еще не хватало. Улисс насупился, не чувствуя в себе достаточно энергии, чтобы тягаться с этим шилом-в-попе. Он и в детстве никогда у таких не выигрывал — вспомнил вдруг и расстроился еще больше.

— Может, с тобой она сыграет? — Соль явно так и рвалась в бой — топталась на месте, пританцовывая, как жеребенок. Но мальчишка скривился, как от неспелой сливы.

— Ей нельзя играть.

— Эй, что ты имеешь в вид…

Улисс встал между ними, предотвращая драку, потому что не был уверен, что удастся найти еще одного «колпака». Да и если подерутся, все равно придется вмешаться, а там без покусанных рук и выдранных волос не обойтись, хотя кусать Улисса сейчас явно было бы совершенно невкусно.

— Ладно, я сыграю. Кто водит?

Мальчик ехидно ухмыльнулся, разве что язык не показал.

— Играть будут наши тени. Моя и твоя. Пока я считаю до ста. Давай, вставай под фонарь.

Улисс недоуменно вздернул бровь, все-таки встал, и его тень упала на землю, длинная и черная, даже длиннее мальчишкиной. Это было по-детски — радоваться такому, но он почему-то почувствовал удовлетворение. Это выражение лица, похоже, разозлило мальчишку, и он резко свистнул:

— Лови!

И отступил.

Улисс повторил за ним раньше, чем осознал, что с его тенью что-то не так. Пару секунд будто не мог понять, что. Но потом Соль удивленно вскрикнула, и тело застыло, как каменное: Улисс отошел, но его тень осталась под фонарем, совсем не сдвинувшись, а потом резко кинулась бежать. Это выглядело так, будто два черных длинных пятна, одно больше, другое поменьше, скользят друг за другом в желтоватом свете. Тень Улисса имела его очертания, она даже махала руками, пытаясь схватить тень мальчика, но той каждый раз давалось ускользнуть.

Как такое возможно?

Улисс смотрел во все глаза и не мог оторваться.

А мальчишка начал считать, четко и громко. Десять. Двадцать. Тридцать. Сорок. Пятьдесят! Половина… Во рту пересохло, хотя пересыхать там было нечему. Улисс весь подался вперед, дрожа и неотрывно следя за тенями, которые бегали совсем на равных. Быстрые, плавные, будто две стрелы — никто из них не мог ни выиграть, ни проиграть, и время тянулось бесконечно, хотя его здесь не было, ну, времени. Когда оставалось около тридцати до конца, Улисс заметил, что тень мальчишки стала медленнее. Не так быстро отскакивает, замирая на пару мгновений, будто выдыхается, а тень Улисса же не теряет в скорости. По позвоночнику прокатились острые льдинки, и он едва заставил себя молчать. Ну же. Давай.

Ну!

Раздался звон, во все стороны брызнули осколки. Улисс закрыл голову рукавом, отодвинув за спину Соль, и пара осколков царапнула его по руке. Под ногами захрустело. Когда он открыл глаза, то увидел мальчишку, что-то крутящего в руке, и сразу все понял, сжал кулаки и почти влепил ему подзатыльник.

— А никто не говорил, что это запрещено, — мерзкий довольный голос усмехнулся и продолжил отсчет. Оставалось где-то двадцать.

Улисс все еще видел тени, но теперь все поменялось: его собственная медлила, будто тая, а мальчишкина носилась подобно молнии. Конец. Никаких шансов. Улисс запустил пальцы в голову, чувствуя, как в груди что-то мечется, обдавая холодом, и это точно было не сердце. Липкие щупальца сковывали его, не давая ступить и шага, только смотреть, как утекает последняя возможность сбежать из Города и выбраться за стену, туда, где его ждет покой и уют.

Пятнадцать. Десять. Пять.

Все кончено.

Смотреть было слишком больно, и Улисс собирался уже закрыть лицо, но не успел — Соль резко дернулась вперед и выкинула руку. Выстрелил белый луч света, пригвоздив меньшую тень к асфальту, и тень Улисса коршуном накинулась сверху. Конец игры. Еще не веря, Улисс повернулся к мальчишке и прочел все по его злому лицу — все еще улыбающемуся, но улыбкой, больше напоминающей оскал. Мальчишка плюнул на землю, будто взрослый, и кинул что-то Улиссу под ноги.

— Да подавись.

Это оказалась потертая и поцарапанная зажигалка с голой рыжей девушкой на ней. Улисс засунул ее в карман, и тут вдруг случилось то, чего он никак не мог ожидать: до его ушей долетел шум. Цокот, ворчание, вой — в первое мгновение привыкший к безмолвию Улисс был оглушен, но тут из-за угла ближайшего дома выскочила стая огромных темно-серых псов. Мальчишка тут же злорадно рассмеялся и показал неприличный знак. Стая пронеслась мимо мальчика, и Улисс резко понял, что сейчас она набросится на них с Соль. Приближаясь, собаки намного больше напоминали диких волков и совершенно не лаяли, как подобает хищникам. Тошнотворная волна поднялась с низа живота до горла, и Улисс, схватив Соль за руку, кинулся бежать.

Соль спотыкалась, его собственные ноги заплетались от страха, поскальзывались на мокрой земле. А за спиной гремело шумное дыхание волчьей стаи, цокали их когти, звенел вой. Улицы походили одна на другую, изгибались слишком резко, внезапно, будто вставали на дыбы, то наоборот проседали, заставляя тормозить, чтобы не упасть. Довольно скоро ноги стали ныть невыносимо, у Соль сбилось дыхание, и он буквально тащил ее за собой волоком, а волки не отставали. Что же делать?

Что же делать?!

Боль. Холод. Вой. Страх. Отчаяние.

Улисс из последних сил рванул вперед и понял, что еще чуть-чуть — и он упадет. Едва стоя на ногах, Улисс забежал в какой-то подъезд — дверь как картонка — кинулся к ближайшей квартире и дернул за ручку. Заперто, конечно же. Вой приближался, и Улисс кинулся ко второй, третьей, четвертой. Ну же! Почти весь город пуст, или все просто сидят в темноте — было не ясно, но и выбора тоже не оставалось. Их почти нагнали, когда одна дверь поддалась, и Улисс ввалился внутрь, утянув за собой Соль, захлопнул защелку и подпер каким-то стулом. Там же сел, прямо на пол, прижавшись головой к стене.

Стая с рыком пронеслась по коридору, потом принялась царапаться — дверь дрожала на петлях, подскакивая, но вскоре перестала. Затихло, и Улисс устало прикрыл глаза, слушая, как удаляется цокот когтей. Он мог бы попытаться подумать, откуда здесь взялись волки, но, когда ты мертвый, а ходишь, как живой, это как-то теряет значение.

Соль со вздохом села на корточки, расстегивая куртку. Улисс заметил у нее на шее татуировку — то ли какое-то животное, то ли иероглиф — кто его разберет? Увидел, и тату скрылась за воротником.

— Ушли? — шепотом спросила Соль, не двигаясь.

Улисс прислушался. В квартире тикали часы — первые часы, которые он увидел за все это время — но в остальном было тихо. Он завертел головой, потом поднялся и прошелся по комнатам. Вещи стояли так, будто все люди пропали в один миг, во время своих дел: газета и откусанный бутерброд на кухне, сбежавшая каша, работающий ноутбук, недостроенная башня в детской, миска с кошачьей едой — без кошки — и зубная щетка в ванной на полу с пятнышком синей пасты. Нашел и часы, точнее, догадался — ни стрелок, ни циферблата, и чему тикать? Однако звук не исчезал. По спине прошелся холодок и спустился ниже, так что он почти вскрикнул, когда Соль коснулась руки, но сдержался. Выглянул в окно — вроде бы тихо — и с тоской посмотрел на дверь.

Что страшнее — волки или эта пустая призрачная квартира — еще посмотреть.

Они ничего не взяли с собой, старались даже не трогать руками. Когда уходили, Улисс оставил открытой входную дверь — на всякий случай.

На улице все еще была ранняя ночь — луна совсем не сдвинулась, будто он только что очнулся один в холодном городе, а не столько времени назад. Само слово «время» показалось ему ужасно чужим и даже опасным. Улисс мотнул головой и двинулся вперед. Когда бежали, то не заметили, но сейчас стало видно, что они забрались на холм. С него даже был виден кусочек стены за домами. Пока Соль топталась на месте — все же, чем от нее пахнет, водорослями или… — он заглянул за угол дома и удивленно позвал:

— Иди сюда, посмотри!

На холме было озеро, совсем маленькое, но самое настоящее, с камышами и какими-то растениями, похожими на кувшинки. А на его берегу сидела молодая девушка, тонкая, как стебель, с овальным лицом и блестящим колпаком. В руках она держала кованый темный фонарь, и огонь отбрасывал тени на ее руки.

Улисс начал медленно приближаться, но Соль опередила.

— Привет, дай огонь, пожалуйста?

Девушка подняла голову, и он увидел, что у нее очень печальное лицо и длинные ресницы.

— Там, на дне, лежит мой муж, — начала она, будто не слышала вопроса, — и если я поймаю отражение луны, то спасу его. Что же мне делать?

Улисс моргнул пару раз, недоумевая. Такое задание он встретил впервые.

— Ну так поймай, если умеешь, — он дернул плечом.

— Но я не люблю своего мужа. Он злой, жестокий, он запрет меня дома, если я сделаю это, — девушка широко распахнула свои оленьи глаза, — а так я могу сбежать.

Улисс что, попал в низкосортную комедию или, того хуже, мелодраму? Этого еще не хватало. Ну почему из всех попалась именно она? Не зная, что ответить, он растерянно сверлил «колпак» взглядом, переступая с ноги на ногу. Девушка же продолжила, будто не нуждаясь в его ответах.

— Я так хочу сбежать! Но это мой долг — поймать отражение луны и спасти мужа. Я клялась, когда стала его женой, всегда быть на его стороне. Как я могу его бросить?

— Может, ты просто дашь нам…

— Я не могу убежать! Но остаться с ним так невыносимо. Что мне делать, что?

Девушка сгорбилась, мелко подрагивая, то ли плача, то ли смеясь. Рука Улисса дернулась, но он остался стоять на месте, не зная, как поступить. Соль же медленно подошла и опустила свою ладонь на хрупкое плечо. Их головы сблизились, и девочка что-то прошептала, но так тихо, что Улисс не расслышал. Тем не менее, печальное лицо красавицы вдруг разгладилось и посветлело. Она улыбнулась с таким облегчением, будто с плеч рухнул тяжелый камень, и протянула кованый фонарь. Почти машинально, Улисс взял его, теплый, и спрятал в карман.

Девушка махала им вслед рукой и желала удачи.

— Что ты ей сказала, волшебница? — Улисс мучился от любопытства уже долго.

Соль задорно рассмеялась и приложила палец к губам.

— Не скажу, — она зевнула. — Кстати, как думаешь, сколько сейчас време…

Холодный пот прошиб насквозь уже тогда, когда Улисс зажал ей рот. Успел. Соль дергалась в его руках, пытаясь высвободиться, и что-то мычала, но Улисс отпустил ее, только когда успокоился. Унял дрожь и холод в своем теле, мысленно выдохнул, потому что выдохнуть по-настоящему не мог.

Соль отплевалась и вытерла рот.

— Ты чего, сдурел?

— Это ты сдурела! Чуть не угробила нас обоих, черт! — продолжил ругаться безмолвно, у себя в голове: черт, черт, черт, черт, черт. — Нельзя такое спрашивать! Как можно не знать?

— Хватит орать! — Соль повысила голос, и только тогда он понял, что сам кричит, и уже давно. Прижал руку к горлу, потрясенный. — Я не знала.

Он едва разобрал конец ее фразы. Соль опустила голову и стояла, не шевелясь.

— Ну, прости. Ну, — Улисс никогда не умел утешать, особенно тех, кого сам же и расстроил — вечно чувствуешь себя полным болваном, — я не хотел, просто ты напугала меня. Не читала, что ли, правила?

Соль вздрогнула. Ее спина выпрямилась, и девочка ответила совершенно ровно:

— Я забыла про этот пункт, извини, ладно? Пошли.

Шла впереди, а Улисс, глядя ей в спину, думал, что, вроде-бы, не видел надписей на ее ладони, хотя теперь, когда он об этом подумал, уже не был уверен. Кажется, когда она махала руками, заметил, или когда светила фонарем на тень? Повезло же девчонке, полезнее его зеркала, хоть и не красный.

Четыре колпака уже были найдены, и думать о чем-то таком совершенно не хотелось. Еще чуть-чуть, и Улисс будет в безопасности, тугая пружина внутри распрямится, можно будет расслабиться. Согреться. По-настоящему согреться, он был в этом уверен. Хотелось ускорить шаг, передвигаться бегом, лишь бы побыстрее. Улисс с трудом заставлял себя идти нормально, внимательно глядеть по сторонам, чтоб не пропустить, прислушиваться… Но мысли то и дело пускались вскачь, неслись туда, за стену. Еще чуть-чуть.

Он почти видел палатки под открытым звездным небом, огонь, огороженный камнями, вокруг которого смеющиеся и добрые люди, котелок с кашей. Здесь звезд не было, но за стеной точно есть, он был уверен!

Однако, чем дольше они шли, тем слабее становилось наваждение, и сильнее — отчаяние. Ни одного человека в красном колпаке, да и просто красного колпака. Пустые злые улицы, погруженные в молчание. Кажется, стало еще более тихо, чем до этого. Улисс сжал зубы, но продолжил идти. Это всегда сложно — отпустить надежду, и он не собирался, хотя сам себе не верил. Может, пятого огня просто нет? Потух, исчез, растоптан?

Улисс начинал ненавидеть ночь.

Эта улица была такой же, как и другие: кривой, темной, сырой, как подвал, и — он поклялся — последней. Просто устал так, как не положено уставать ни живым, ни мертвым. Последним — особенно. Когдапроходили мимо одного из домов, краем глаза Улисс заметил какое-то пятно красного цвета и повернулся. Сначала подумал — стоит кто-то в таком же плаще, ха!

А потом пробрало, и он понял, что это зеркало — обычное, широкое, висит прямо на стене дома. И отражает его — уставшего, мертвого, но — в красном колпаке на голове. Улисс чуть не упал, но устоял, провел рукой по голове — двойник повторил движение, — но колпака на ней, конечно, не было. Улисс беспомощно оглянулся на Соль, и тут ее зрачки расширились, и он вздрогнул. Обернулся.

Двойник по ту сторону зеркала улыбался. Улисс, оцепеневший, смотрел, как его отражение ведет по зеркалу пальцем, выводя буквы, а потом поднимает левую руку, и она словно вспыхивает оранжевым пламенем, и каждое движение двоилось в глазах, расплываясь. Улисс отшатнулся, задев пискнувшую Соль локтем, и понял, что его руки дрожат.

— Эй, слышишь, — двойник не двигался, будто ждал, и Улисс осмелился посмотреть на дергавшую его девочку, — это зеркальное письмо. Его нужно отразить, чтобы прочитать.

В голове щелкнуло, и Улисс полез за зеркальцем в карман, стараясь не уронить его онемевшими пальцами, а Соль тем временем приблизилась к зеркалу вплотную и стояла, хмурясь. Бант на ее голове чуть качнулся, и Улиссу показалось, что он заметил какое-то белое пятно, но потом понял, что ошибся.

— У меня есть зеркало. Лучше отойди, мало ли.

Он сам еле держался на ногах, так что не горел желанием проверять на себе это «мало ли», но кто, если не он — все равно уже мертвый. Давай, Улисс, воображаемый вдох-выдох, вдох-выдох, дурацкая человеческая привычка.

Вдох-выдох.

Соль схватила его за руку.

— Стой! Дай его мне.

— О-о чем ты? — неужели, уже заикаться начал? Стыд-то какой. Распрямил плечи, стараясь не стучать зубами — все будет хорошо, все будет в порядке, еще чуть-чуть осталось — и посмотрел на Соль сверху вниз. Она не отпускала руку, смотрела со страхом, кусая губы. Нервно вырвал руку. — Соль, я должен получить последний огонь.

— Нельзя отражать надпись! Я прочла ее, мы так в школе дурачились, и я научилась. Там написано, что нужно уничтожить твое зеркало. Нельзя подносить его к надписи, это ловушка.

— Но как бы я об этом узнал? — Улисс замер, держа руку с зажатым в ней зеркальцем на весу. — Может, ты ошиблась.

Тугая пружина внутри так сильно скрутилась, что давила, и грудь вздрагивала от напряжения, будто он опять начал дышать. Может, начал, ведь мертвые не задыхаются, а он — да, от страха и нетерпения. Что за глупости в голову лезут? Улисс сжал челюсть.

— Я не ошиблась! Дай мне зеркало, и я разобью его, ты все равно не сможешь! — Соль говорила, сбиваясь, и тянулась вперед. — Улисс! Я ведь помогла тебе столько раз! Ты бы не справился без меня.

В груди кольнуло — там, где когда-то было сердце. Улисс невольно стал опускать руку, протягивая зеркало Соль. Она ведь нашла полотенце, она помогла выиграть в догонялки, она добыла последний огонь. Наверняка эта девочка игралась с подружками и научилась читать зеркально, такое бывает. Зачем ей врать? Соль ведь точно такой же «игрок» и тоже хочет за стену.

— Дай мне зеркало.

Соль подалась вперед, как цветок навстречу солнцу, и Улисс опять ощутил странный запах. Не то чтобы морской, скорее соленый — да, с металлическим привкусом, Улисс уже ощущал его раньше. Ну, на языке вертится, вроде как железо или…

В голове будто сверкнула молния.

— Тебе передавали привет, — совершенно спокойно, надо же, сказал Улисс и резко развернулся, подняв зеркальце. Они отразили друг друга, и за его спиной вскрикнула Соль. Ее отражение дрогнуло и исчезло, хотя казалось, что Соль не пропала, а просто переместилась.

Когда она тянулась за зеркалом, шея опять оголилась, и Улисс наконец увидел, что за тату это было: маленькая черная кошка. И правда, совершенно особенная. Старик явно все знал наперед, знал и смолчал.

Стало тихо.

Улисс не оборачивался, был уверен, что не нужно — вместо этого прочел отразившуюся надпись: «Забери этот огонь с собой». Переместил зеркало так, чтобы пламя отразилось в нем полностью, и оно, вспыхнув, пропало. Улисс собрал все пять огней.

В груди потеплело, пламя накрыло волной, и он ощутил, как медленно согрелись пальцы. Такая мелочь, а будто снова ожил. Улисс широко улыбнулся и легким шагом двинулся прочь от своего двойника. Шел и думал только: как же раньше не вспомнил, чем пахнет, ясно же, что кровью. Почти как от сырого мяса. Старик не соврал — у Водящих нет ничего красного, но ведь белая повязка, смоченная в крови, остается белой. А кажется, будто ее цвет — красный, особенно в этом Городе-вне-времени.

У стены оказался быстро, будто рядом стоял, хотя до этого шел и не мог даже издали ее увидеть. Когда Улисс подошел ближе, стена просто растаяла и появилась только за его спиной. Запахло костром, свежей травой и кашей. Улисс сделал вдох, и голова закружилась, завертелась, не понятно — сверху звездное небо или под ногами, его подхватили, усадили у костра, дали теплую тарелку, и он понял, что дома, наконец-то дома, сейчас вот поест и сыграет что-то, только…

Очнулся и вспомнил лишь, что книгу «Улисс» дочитывать точно не будет, и что ненавидит красный.

Странное сочетание.

Сел на кровати, подставляя лицо солнцу, счастливый, но такой усталый, будто не спал вовсе, а носился по ночному городу. Еще и волосы пахнут дымом и лесом. Хотя, с чего бы?..