Летняя королева

Элизабет Чедвик, 2013

Идеально для любителей качественных исторических романов, основанных на реальных событиях. Понравится фанатам творчества Элизабет Фримантл и Филиппы Грегори, а так же тем, кому по душе «Корона», «Волчий зал», «Тюдоры» и «Еще одна из рода Болейн». Трилогия Элизабет Чедвик повествует об одной из самых известных королев в истории Запада. Ее имя переводится с латинского как «особенная», и именно такой была ее судьба. Символ красоты XII века, вечная воительница и мать Ричарда Львиное Сердце. Самая желанная невеста и самая влиятельная женщина средневековой Европы – Алиенора Аквитанская. Супруга двух королей. Хозяйка трех корон. Европа, XII век. Юная Алиенора – наследница богатой Аквитании. Но когда ее отец внезапно умирает, детство девочки заканчивается. Алиенору ждет Париж и бракосочетание с наследником французского престола Людовиком. Смерть будто преследует тех, кто рядом с Алиенорой, и в тринадцать лет она становится королевой Франции. Впереди – дворцовые интриги, страсть и встреча с тем, кто перевернет всю ее жизнь. «”Летняя королева” – вожделенный поцелуй эпохи Высокого Средневековья. Феминное изречение жизни Алиеноры Аквитанской. Напористой, величественной и изящной королевы Франции. Вас ждут обуревающие чувства, политические распри, неукротимая и губительная власть». – Катя Обризан, книжный блогер

1

Дворец Пуатье, январь 1137 года

Алиенора проснулась на рассвете. От высокой свечи, горевшей всю ночь, остался лишь огарок, и даже сквозь закрытые ставни было слышно, как петухи, встрепенувшись на насестах, стенах и навозных кучах будили Пуатье. Петронилла спала, зарывшись в одеяло, ее темные локоны разметались по подушке. Алиенора встала с кровати, стараясь не разбудить младшую сестру, которая капризничала, если ее беспокоили слишком рано. К тому же Алиенора дорожила минутами наедине с собой. День предстоял необычный, а шум и суета, раз начавшись, не прекратятся еще долго.

Она накинула сложенное на крышке сундука платье, сунула ноги в мягкие туфли из тонкой кожи и отперла маленькую дверцу в ставнях, чтобы выглянуть наружу и вдохнуть новое утро. Легкий влажный ветерок принес знакомые запахи дыма, мшистых камней и свежего хлеба. Заплетая косы проворными пальчиками, она любовалась чередующимися лентами угольного, светло-бежевого и золотистого цветов на восточном небосклоне, а потом с задумчивым вздохом вернулась к кровати.

Сдернув с вешалки накидку, она на цыпочках вышла из спальни. В соседней комнате просыпались служанки, зевая и протирая сонные глаза. Алиенора, будто юная лисичка, проскользнула мимо и бесшумно сбежала по лестнице башни Мобержон, в которой располагались жилые покои герцогского дворца.

В большом зале заспанный юноша расставлял корзины с хлебом и кувшины с вином на длинном столе. Алиенора ухватила с краю еще теплый, недавно из печи каравай и вышла на улицу. Кое-где в домишках и хозяйственных постройках еще горели фонари. С кухни доносился стук кастрюль, кого-то ругал за пролитое молоко повар. Знакомые звуки будто уверяли, что все хорошо, даже на пороге перемен.

В конюшне готовили лошадей к путешествию. Жинне, пятнистая верховая Алиеноры, и Морелло, лоснящийся черный пони сестры, топтались в стойлах, а вьючных лошадей уже запрягли — во дворе стояли телеги, готовые везти груз полторы сотни миль на юг из Пуатье в Бордо — где им с Петрониллой предстояло провести весну и лето во дворце Омбриер на берегу реки Гаронны.

Алиенора протянула Жинне ломоть свежего хлеба и потрепала кобылу по теплой серой шее.

— Папе необязательно идти в Компостелу, — сказала она лошади. — Разве он не может остаться дома, с нами, и молиться здесь? Терпеть не могу, когда он уезжает.

— Алиенора.

Она вскочила и, пылая от стыда, встретилась взглядом с отцом, сразу по выражению его лица поняв, что он ее слышал.

Высокий, с длинными руками и ногами, с каштановыми волосами, припорошенными сединой на висках и над ушами. От уголков глаз расходились глубокие морщины, а впалые щеки подчеркивали четко очерченные скулы.

— Паломничество — важное обязательство перед Богом, — серьезно произнес он. — А вовсе не глупая прогулка, на которую отправляешься из прихоти.

— Да, папа.

Она знала, как важно для него паломничество, действительно необходимо для блага его души, но все равно не хотела, чтобы он уезжал. В последнее время отец изменился: стал замкнутым, обремененным чем-то, и она не понимала причины.

Указательным пальцем он приподнял ее голову за подбородок.

— Ты моя наследница, Алиенора, и должна вести себя так, как подобает дочери герцога Аквитанского, а не капризничать, будто дитя.

Алиенора возмущенно отстранилась. Ей было тринадцать лет, то есть совершеннолетней она стала уже год назад и по праву считала себя взрослой, хотя и не желала отказываться от отцовской любви и отпускать его в неизвестность.

— Вижу, ты все понимаешь. — Он наморщил лоб. — Пока я в отъезде, Аквитанией правишь ты. Наши вассалы поклялись тебе в верности, и ты обязана чтить их преданность.

Алиенора прикусила губу.

— Я боюсь, что ты не вернешься… — Ее голос дрогнул. — Что я больше тебя не увижу.

— Дитя мое! Бог даст, я непременно вернусь. — Он нежно поцеловал ее в лоб. — Я еще не уехал. Где Петронилла?

— Спит, папа. Я не стала ее будить.

За Жинне и Морелло пришел конюх. Отец вывел Алиенору во двор, где серый рассвет уступал более теплым краскам. Герцог нежно дернул дочь за пышную медово-золотистую косу.

— Ступай разбуди ее. Потом будете с гордостью рассказывать, как прошли хотя бы немного по следам святого Иакова.

— Хорошо, папа.

Пристально взглянув на отца, Алиенора ушла — она держалась очень прямо, шагала уверенно и степенно.

Гильом вздохнул. Его старшая дочь стремительно становилась женщиной. За последний год она заметно выросла, бедра и грудь слегка округлились. Она была восхитительна; стоило лишь взглянуть на нее — и его боль напоминала о себе с новой силой. Алиенора слишком молода для того, что ее ждет. Господи, помоги им!

В спальне Алиенора увидела, что Петронилла проснулась и собирается в дорогу, деловито укладывая любимые безделушки в матерчатую сумочку. Флорета, повсюду сопровождавшая их кормилица, вплетала в роскошные каштановые косы Петрониллы голубые ленты, убирая волосы с лица и открывая нежный изгиб ее щек в профиль.

— Куда ты ходила? — требовательно поинтересовалась Петронилла.

— Никуда — просто гуляла. Ты спала.

Петронилла затянула шнурок на сумке и помахала кисточками на концах завязок.

— Папа сказал, что привезет нам освященные кресты из усыпальницы святого Иакова.

«Можно подумать, освященные кресты как-то восполнят предстоящую разлуку с отцом», — подумала Алиенора, но придержала язык. Петронилле исполнилось одиннадцать лет, но рассуждала она по-детски наивно. Сестры были близки, однако два года разницы порой казались пропастью. Алиенора заменяла Петронилле покойную мать, в то же время оставаясь сестрой.

— А когда он вернется после Пасхи, мы устроим праздник, правда? — Распахнув карие глаза, Петронилла искала подтверждения своим надеждам. — Правда?

— Конечно, устроим, — ответила Алиенора и заключила сестру в объятия, находя в них утешение.

Поздним утром, после мессы, отслуженной в паломнической церкви Сент-Илер, стены которой были украшены орлами — символом аквитанских властителей, герцог со свитой отправился в Бордо.

Островки бледно-голубого неба проглядывали сквозь облака, и солнечные блики тут и там вспыхивали на конской сбруе и пряжках. Герцогская кавалькада вилась по дороге разноцветной тонкой нитью, в которую вплетались серебро доспехов, роскошные цвета дорогих платьев, пунцовых, лиловых и золотых, и на контрасте — приглушенные оттенки серого и коричневого одежды слуг и возчиков. Пешком шли все, не только герцог Гильом. В первый день предстояло преодолеть двадцать миль до ночной стоянки в Сен-Сован.

Алиенора шагала размеренно, одной рукой сжимая ладонь Петрониллы, а другой приподнимая юбки, чтобы не испачкать подол в грязи. Младшая сестра то и дело весело подпрыгивала. Менестрель, аккомпанируя себе на маленькой арфе, затянул песню, и Алиенора узнала слова, сочиненные дедом, Гильомом, девятым герцогом Аквитанским, который упивался дурной славой. Многие из его песен были бесстыдными, грубо-разнузданными и не годились для исполнения у семейного очага, эта же звучала пронзительно и заунывно, и от этих звуков по спине Алиеноры пробежала дрожь.

Не понимаю, наяву я иль во сне,

Пока мне не расскажут.

А сердце рвется от печали в тишине,

Но мне это неважно.

Клянусь святым Марциалом!

Некоторое время отец держался рядом с дочерьми, но он шагал шире, чем девочки, и постепенно ушел вперед, оставив их с женщинами. Алиенора смотрела ему вслед, задержав взгляд на руке, которой он сжимал посох паломника. Сапфировое кольцо, символ герцогской власти, сверкнуло на солнце, будто темно-синий глаз. Алиенора страстно желала, чтобы отец обернулся и посмотрел на нее, однако его взгляд был устремлен на дорогу. Казалось, что он намеренно отдаляется и вскоре исчезнет, оставив в пыли лишь отпечатки шагов, по которым пойдет она.

Алиенора даже не обрадовалась, когда к ним с Петрониллой присоединился сенешаль отца, Жоффруа де Ранкон, сеньор Жансе и Тайбура. Это был мужчина лет под тридцать, с густыми каштановыми волосами, глубоко посаженными темно-карими глазами и улыбкой, от которой Алиеноре становилось светло на душе. Она знала его с раннего детства, поскольку он был одним из главных вассалов и военачальников ее отца. Его жена умерла два года назад, но он до сих пор не женился во второй раз. От первого брака у него остались две дочери и сын, а значит, острой потребности завести наследника он не испытывал.

— Что за хмурый вид? — Он пристально взглянул ей в лицо. — Да тебе позавидует самая черная туча.

Петронилла хихикнула, и Жоффруа подмигнул ей.

— Не говори глупостей. — Алиенора вздернула подбородок и прибавила шагу.

Жоффруа ее догнал.

— Тогда скажи, что случилось.

— Ничего, — ответила она. — Ничего не случилось. С чего бы?

Он окинул ее внимательным взглядом.

— Возможно, оттого, что ваш отец уходит в Компостелу, а вас оставляет в Бордо?

У Алиеноры сдавило горло.

— И вовсе нет! — огрызнулась она.

Жоффруа покачал головой:

— Ты права, вечно я болтаю глупости, но ты простишь меня и позволишь немного пройтись с вами?

Алиенора пожала плечами, но в конце концов нехотя кивнула. Одной рукой Жоффруа крепко сжал пальцы Алиеноры, а другой подхватил Петрониллу.

Вскоре, сама того не замечая, Алиенора перестала хмуриться. Жоффруа не мог заменить отца, но рядом с ним ей стало легче, и она с новыми силами устремилась вперед.