Сочинения. Том 4. Антидепрессант

Эмануил Бланк

Редкое и бесценное по своей сути восприятие автором окружающей действительности увлекает читателя за собой. Погружает в особые, очень чувствительные, вибрации человеческой души. В процессе чтения возникают удивительный резонанс и сопереживание. Куда делись панические атаки, депрессия, неверие в собственные силы? Читатель книги вдруг начинает узнавать и познавать самого себя. А затем, с радостным удивлением, неожиданно обнаруживает, что впереди – только счастье…

ХОЛОКОСТ…

6 июня 1941, у отца был день Рождения. Впереди были длинные летние каникулы, наполненные детскими играми и почти взрослыми подработками.

Однако, 22 июня, над Сокирянами, вдруг, пронеслись тёмные стаи незнакомых самолетов-крестоносцев. Один из них, как-то очень буднично, сбросил одну бомбу, прямо у клуба. Взрыв, смертельно перепугав нескольких случайных прохожих, разметал ближайшие кусты и деревья.

В 12 часов дня, репродукторы, голосом Молотова, хрипло объявили о начале страшной Войны. Многие Сокирянцы, русские, украинцы, молдоване, включая молодых и задорных Абрама Зицера, Янкеля Вайнзофа, Нюму Высоцкого и Яшу Файнблата, сразу кинулись в военкомат. Они-то и успели на Войну, тем единственным и, как оказалось, последним эшелоном.

О плановой мобилизации, в условиях дикой неразберихи, в ту пору, не могло быть и речи. Государственная граница была совсем рядом, в соседних Липканах.

Советские войска отступали повсеместно, особенно на севере. Только немцы и румыны входить в Сокиряны, не очень-то и торопились. Выяснилось затем, что отважные пограничники в Липканах отдав свои жизни, оказали геройское сопротивление, сражаясь до последнего.

В Сокирянах, после ухода Красной Армии, воцарилось безвластие. Вернее, наш городок оказался в руках небольшого процента оголтелых погромщиков, безнаказанно убивавших, грабивших и насиловавших.

В отличие от правивших свой разбойный бал прорумынских кузистов, разогнанных своим же Королем, за пару лет до этого, те убийцы, назвавшие себя бандеровцами из Черновицкого куреня, были настоящими изуверами.

Круглосуточные грабежи, удары сапогами в живот беременных, потоки крови от зарубленных топорами, нечеловеческие крики истязаемых, наполнили многие улочки нашего местечка.

Даже вошедшие в город румынские части, были шокированы злобствовавшими нацистами. Для срочного наведения порядка, пришлось, скорым военно-полевым судом, осудить и расстрелять нескольких отъявленных убийц-погромщиков. Правда, расстрелять, наряду с группой евреев, осмелившихся оказать вооруженное сопротивление. Казалось, что порядок был восстановлен.

Прячась по чердакам,/в то страшное время, отец лихорадочно, ещё и ещё раз, спрашивал Чарну — свою старшую сестру. Вопрошал о причинах той ужасавшей вакханалии. Она же, не могла ничего объяснить. Только судорожно вздрагивала при каждом вопле, доносившемся до места, где они скрывались.

На другой сокирянский улице, на таком же заброшенном чердаке, расположенном над конюшней румынского вспомогательного взвода, пряталась семья моей будущей мамы. Они все пытались не привлекать внимания погромщиков, продолжавших свои ужасавшие ночные рейды по еврейским жилищам. С какими страданиями, подушкой, они приглушали мучительный кашель маленькой двухлетней Ревуси. Ей, тогда, удалось выжить, чтобы затем, через несколько месяцев, угаснуть, умереть в нечеловеческих муках гетто.

Роза, бабушкина сестра, всю жизнь, потом, вспоминала свою единственную и неповторимую доченьку, от которой, только и остался, что один единственный портрет, висевший на стене нашего дома.

В детстве, я мог часами смотреть в ее ангельски-добрые, по-детски наивные глаза, ещё и ещё раз, внимая грустному рассказу ее несчастной матери.

Моим родным, только ещё предстояли долгие мучительные дороги Смерти в Могилев и Винницкую область, страшные картины тысяч убиенных стариков, с торчавшими из воды бородами, медленно и величаво сносимых вниз быстрым течением Днестра. С первобытным ужасом, мои близкие наблюдали безвинных мертвых младенцев. Поднимая над собою, высоко вверх, в немом вопросе, — За что?, — их предъявляли Небесам несчастные родители, доведённые до крайнего отчаяния. Большое количество малышей погибло в одну из очень холодных ночей, заставших многих в страшном Косоуцком лесу, промокшем от бесконечного дождя и горючих слез.

Впереди, была страшная зима сорок первого с горами замёрзших трупов в свинарниках Песчанки, Ободовки и Бершади, гибель многих и многих близких — братьев, сестёр, мам и пап, дедушек и бабушек.

Из тридцати пяти тысяч евреев Сокирян и окрестных местечек, домой, из гетто, вернулось менее пятисот взрослых и детей. В бездушной статистике трудно обнаружить и подсчитать таких, как одна из несчастных женщин, умершая во время сокирянского погрома. Погибшей от страха, от разрыва сердца, прижимая к себе пятимесячную дочку.

Малышка чудом выжила и, впоследствии, стала мамой Риммы Чаплин (Ройзман). Она, огромное ей спасибо, написала мне об этом случае — одном из десятков, сотен и тысяч происшествий, в той безжалостной, горестной трагедии.

В конце января, очередной раз, прошёл ежегодный День Памяти о Холокосте — тотальном, многомиллионном уничтожении европейского еврейства. 27 января 1945 года, советские солдаты освободили Освенцим.

Русские, украинцы, казахи, грузины и беларусы, представители всех народов и народностей Союза, разгромили немецких и прочих проклятых нацистов. В 1944 году, более двухсот гетто, на территориях Винницкой, Черновицкой и Одесских областей, перестали существовать. При этом, следует отметить еще один важный факт.

Начиная с Победы Красной Армии под Москвой, в декабре 1941 года, наиболее массовые убийства евреев, в том числе, на Украине, прекратились. Часть полицаев, от страха, разбежалась, часть — была направлена на службу в германские части СС, а небольшое количество, на которое немецкие фашисты попытались свалить основную вину в массовых казнях, была отправлена в немецкие концентрационные лагеря.

В 1942 году, Гиммлер организовал срочную инспекционную поездку по местам массового уничтожения и организовал огромную работу по сокрытию следов ужасных преступлений нацистов. В Бабьем Яру, Треблинке и прочих местах массовых убийств, наладили сжигание миллионов трупов. По всей территории убийств, запылали, задымили тысячи гигантских костров. На поля, где рассеяли пепел убиенных, высыпало местное воронье с плоскогубцами и ножами. Не думаю, что золото, добытое таким способом, принесло, хоть кому-нибудь из них, что-то, кроме проклятой жизни во многих и многих поколениях.

Накануне горестной даты, я,в очередной раз, с Любовью и великим Состраданием, вспоминаю и поминаю прадедушку с прабабушкой — Аврума и Цирл, дедушку Менделя и Залмана — мужа моей Розы, их маленькую дочь Ревусю, которая могла бы стать моей тетей, а главное, мамой и бабушкой детей и внуков, а также, многих-многих других, чьих счастливых глаз и голосов, уже никогда и никто, не смог ни увидеть, ни услышать.

Вечная Память, Вам, мои Дорогие. Постараемся вместе сделать так, чтобы подобное, никогда больше не произошло. Ни с одним народом…