Расставание из ада

Энн Давила Кардинал (2023)

Что делать, если твой парень оказался монстром из фильмов ужасов? «Расставание из ада» — смешная, остроумная, увлекательная история любви для поклонников фильмов «Труп невесты», «Коралина в стране кошмаров» и сериалов «Милые обманщицы» и «Люцифер». «Стремительный, мрачно-комический роман для поклонников сериалов "Милые обманщицы" и "Люцифер". Это идеальная книга для всех, кому необходимо выпустить своих внутренних демонов». — Доун Куртагич, автор романа The Dead House «Оригинальная, веселая, юмористическая и эмоциональная история, рассказывающая о чудовищах, бойфрендах и чудовищных бойфрендах». — Адам Чезаре, автор книги Clown in a Cornfield

5

Но в устах твоих будет сладка, как мед.

Откровение 10:9 ап. Иоанна Богослова

Пятница еще никогда не казалась такой далекой, и неделя тянется чертовски медленно. Что еще хуже: каждый день после школы я под домашним арестом, но, к счастью, меня перестали беспокоить видения. На самом деле все почти вернулось на круги своя, а того, что произошло несколько дней назад в часовне, вообще словно никогда не было. Но это не умаляет моей решимости докопаться до сути дела. Сегодня вечером я притворяюсь, что пишу исследовательскую работу на ноутбуке, а на самом деле провожу кое-какие исследования о Сэме и его семье. Пока абуэла смотрит телевизор, я начинаю копаться в социальных сетях.

Я хочу найти его профиль в «Инстаграм»^[14], но замираю, когда понимаю, что не знаю его фамилии. Почему я не спросила его? Потому что это было бы странно, Мика. Я печатаю «Сэм», и появляется около пятидесяти миллионов Сэмов. Это логично.

Стоп!

Рона. Жуткая сестра. Ее имя довольно уникальное. Я набираю его, но вместо этого высвечиваются Рональды. Затем я вспоминаю, что Сэм назвал ее как-то по-другому, когда разозлился. То имя было длиннее.

Ронова.

Я ввожу это имя в поисковую строку. Загружается маленькая круглая фотография первого аккаунта, и я вижу характерные огненные волосы. Я нажимаю на имя и по мере того, как фотография увеличивается, чувствую тошнотворное шевеление внизу живота.

Да, это она.

У нее триста тысяч подписчиков? ЧТО ЗА?! Она подписана только на четырнадцать человек, и это облегчает мои поиски. В этом списке я сразу же вижу Сэма Шеола и узнаю его красивое лицо. Неприятно признавать, но мое сердце замирает, когда я вижу его ямочки на щеках. Затем я замечаю маленький черный символ висячего замка.

Приватный профиль?

Он закрыл профиль. Черт. Ладно, в пятницу у нас свидание, так что он, вероятно, одобрит мой запрос. Но так я признаю, что искала его в «Инстаграме». Не стоит. Я просматриваю страницу Роны, ища фото с Сэмом. Она числится как ин-флюенсер, и когда я просматриваю ее фотографии, то понимаю почему.

Ряды прекрасных фото ее и ее великолепных друзей, сделанных по всему миру. Бесконечные снимки татуировок и бикини на фоне лазурно-голубой воды, канатная дорога в Коста-Рике, вечеринки в Сингапуре. В груди начинает закипать зависть: я не думала, что смогу ненавидеть ее еще сильнее. Я замечаю первое фото Сэма и нажимаю на него.

Это та же компания с ярмарочного комплекса на Коачелле.

Фу. Коачелла.

Сэм в центре стоит рядом со звездой реалити-шоу, ее имплантированные сиськи выпирают из укороченного топа, как поднимающееся тесто для хлеба. Я собираюсь двигаться дальше и просмотреть остальную часть аккаунта Роны, когда замечаю, что фотография меняется. Это видео? Бумеранг? Лица Сэма и его друзей начинают темнеть, их улыбки становятся гротескными, нижние губы пронзают острые клыки. Какого черта! Сэм особенно пугает, его красота — пародия на саму себя, как у того паука, у которого на спине фальшивое лицо, чтобы отвлечь свою жертву, пока он нападает своей настоящей пастью.

Но больше всего беспокоят знаменитости и люди из толпы. Кожа на их лицах слезает, обнажая сырые красные мышцы, блестящий жир и, наконец, ярко-белые кости. Их плоть растворяется в яркой дизайнерской одежде, рты застыли в крике, идеально уложенные волосы превратились в пылающие гривы. Я не могу перестать смотреть в их глаза, расширенные от ужаса, которые вскоре лопаются, а затем плавятся, собираясь в пустых глазницах черепов.

Я издаю странный сдавленный крик и сбрасываю компьютер с колен на пол гостиной.

— Мигуэла? ¿Qué pasó?^[15]

Я резко поднимаю голову и вижу абуэлу с клубками ниток на коленях, которая с беспокойством смотрит на меня. Я и забыла, что она там.

Я нервно хихикаю:

— Ничего! Правда, ничего, абуэла. Я просто… — Я смотрю на телевизор. — Я просто забеспокоилась… о том… что агент Гиббс может найти на месте преступления. — Это полная импровизация, но бабушка заставляет меня смотреть этот дурацкий сериал всю жизнь, и я уверена, что этот комментарий подойдет к любой серии.

Она прищуривается, затем смотрит на ноутбук, лежащий на полу.

— И для этого потребовалось швырнуть дорогой компьютер через всю комнату? Мигуэла, ты же знаешь, у нас нет лишних денег. Я не могу позволить себе купить новый…

— Прости-и-и. — Я широко улыбаюсь, на что она качает головой и снова принимается за вязание, переводя взгляд на экран телевизора.

Я глубоко вздыхаю, беру ноутбук и смотрю на фотографию. Сейчас она выглядит нормально. Никаких облезших лиц, выпученных глаз. Я снова нажимаю на фото, но ничего не меняется. Может, это какое приложение для спецэффектов? Или самый страшный фильтр, который я когда-либо видела? Сильно сомневаюсь в этом.

Похоже, мне придется добавить это к списку вещей, о которых нужно расспросить Сэма во время нашего завтрашнего свидания. Может быть, этот чертов сериал все-таки полезный.

В пятницу, когда прихожу домой, я направляюсь прямиком в свою комнату под предлогом головной боли. Когда абуэла зовет меня ужинать, я говорю ей через закрытую дверь, что не голодна и рано лягу спать. Не вру, просто избегаю. После того как бабушка вколола мне обезболивающее и пощупала лоб, она наконец оставляет меня в покое. Я слышу, как она моет посуду после ужина, затем устраивается в кресле, чтобы посмотреть испанские мелодрамы, которые она с таким восторгом открыла для себя, когда у нас появился «Нетфлики», как она это называет.

Как и всегда, меньше чем через час я слышу, как ее храп волнами перекрывает звук телевизора. Если я дома и ей не нужно беспокоиться о моей безопасности (ее любимое развлечение), она не выдерживает даже одной серии. Это как цифровой мелатонин. Я тихонько подхожу к окну своей спальни, затем останавливаюсь и снова прислушиваюсь. Все еще храпит. Я открываю окно, перекидываю одну ногу через подоконник и спрыгиваю на траву.

Я пробегаю между нашим домом и соседским, затем вниз по кварталу, заворачиваю за угол и вижу Сэма, ожидающего меня перед кафе, где мы и договорились встретиться. Оно, конечно, закрыто — заведения Стоу сворачиваются чертовски рано, — и он стоит на крыльце, прислонившись к колонне. Он еще не видит меня, поэтому я пользуюсь моментом, чтобы понаблюдать за ним — за его худощавым телом, одетым во все черное, за расслабленной позой, за угловатым и совершенным лицом, смотрящим на луну, поднимающуюся над хозяйственным магазином через дорогу, за легкой улыбкой, возникшей, будто он думает о чем-то приятном.

Он замечает меня и улыбается. Сосредоточься, Мика. Ты в режиме детектива, помнишь? Но по моей коже снова пробегает электрический разряд, и я не могу удержаться, чтобы не ответить собственной широкой улыбкой. Он неторопливо спускается по ступенькам и встает прямо передо мной. Я смотрю ему в глаза.

— Это была слишком долгая неделя. — Даже несмотря на то что мы не прикасаемся друг к другу, клянусь, я чувствую, как звук его голоса вибрирует в моей груди.

— Ты это мне говоришь? Мне нужно ходить в школу и на работу… и, конечно же, кормить Челюсти.

Он наклоняет голову набок.

— Челюсти?

— Золотую рыбку, что ты выиграл.

Он усмехается:

— Ах да. Ей подходит это имя.

Он берет меня за руку и поворачивается к одинокому автомобилю, стоящему на стоянке перед кафе.

Изящная черная машина с откидным верхом притаилась там, как кошка, готовящаяся к прыжку.

Видимо, он понимает, что я не впечатлена.

— Перестарался? Она даже не моя.

— Подожди, ты украл ее?

— Нет!

Он кажется таким ошеломленным, что я смеюсь.

— Просто шучу. — Вроде. Его плечи заметно опускаются, и я испытываю облегчение, что он тоже нервничает. — Взял напрокат.

— Напрокат? Ты не можешь арендовать машину, пока тебе не исполнится двадцать пять. Подожди… — Я смотрю на него, сощурив глаза. — Сколько тебе лет?

Он смеется:

— Я не настолько стар. Мне девятнадцать. И… мой отец вроде как владеет компанией по прокату автомобилей. Вернее, корпорацией, которой принадлежит компания. — Он потирает шею и снова выглядит смущенным.

Не то чтобы богатство меня удивляет. Просто я живу в Стоу. Он переводит взгляд с меня на машину.

— Тебе не понравилось.

— Нет, нет, просто… — Я смотрю на него и слегка вздрагиваю. — Ладно, ты прав.

— Ауч!

Я пожимаю плечами.

— Прости. У меня пунктик на ложь.

— Не стоит, я уважаю это. Просто хотел впечатлить тебя. Большинство людей убили бы за такую машину. — Он показывает на нее жестами, как будто мы участвуем в игровом шоу, и автомобиль — главный приз в нем.

— Это просто… что-то вроде пожирателя бензина, разве нет?

Он смотрит на меня и наклоняет голову.

— Ты другая.

Я немного раздражаюсь. Всю свою жизнь я слышу слово на букву «д».

— В каком смысле другая? — осторожно спрашиваю я.

— Хмм… — Я буквально вижу, как он думает, прежде чем заговорить. — Я знаю не так много людей нашего возраста, которые так считают. На девушек, которых я знаю, производят впечатление такие вещи, как быстрые автомобили, дизайнерские лейблы и черные карты.

— Похоже, тебе нужно расширить свой круг общения.

— Тут ты права.

Сэм открывает пассажирскую дверь, и я сажусь в машину. Он буквально подпрыгивает за рулем, как будто слишком взволнован, затем задним ходом выезжает с парковки на центральную улицу. Когда мы едем в направлении Маунтин-роуд, я уточняю:

— Куда мы едем?

Кивком подбородка он указывает куда-то вперед:

— Увидишь.

Я заглядываю за свое сиденье и вижу старомодную плетеную корзинку для пикника, из которой торчит запотевшая бутылка.

— Пикник? Я люблю пикники! — Я хлопаю в ладоши, будто мне пять лет. Впрочем, именно так я себя и чувствую.

— Что ж, оттуда будет отличный вид.

Затем внезапно до меня доходит, что я в машине с парнем, с которым совсем недавно познакомилась и чья сестра заставила мою руку гореть. Да, не самая умная затея, но у меня черный пояс по тхэквондо, и, по правде говоря, я нисколько не жалею об этой встрече. Тем не менее я быстро пишу Зи, где нахожусь.

Когда мы едем по Маунтин-роуд, ветер развевает мои волосы и я закрываю глаза.

— Все хорошо?

— Ммм… Так вот почему людям нравятся открытые машины.

— У них есть свои плюсы. — Он улыбается.

Обычно в это время года слишком холодно, чтобы открывать верх. Но сейчас вечер теплый, по-весеннему теплый. Несмотря на ноябрь. Если подумать, погода тоже изменилась, с тех пор как Сэм приехал сюда. Я смотрю на него. Его короткие черные волосы развеваются, а глаза остекленели от ветра. Я помню, как однажды ночью была на пляже в Пуэрто-Рико и луна отражалась от поверхности воды, как бриллиант. У него такие же глаза. Я ловлю себя на том, что теряюсь в них, и это кажется… потрясающим.

Звонит его телефон — он подключен к машине, так что я вижу имя «Рона» и фотографию его сестры на экране. Я сдерживаю дрожь.

— Уф, — бормочет он и сбрасывает звонок.

В точности мои чувства. И все же я не хочу показаться грубой.

— Ты мог бы ответить. Я не против. — И это правда. Можно узнать многое о людях, подслушивая их телефонные разговоры.

Он качает головой:

— Не, не хочу, чтобы она знала, где я.

— Ладно…

Он вздыхает.

— С ней… сложно, но я вроде как привязан к ней, понимаешь?

— Нет. У меня нет ни братьев, ни сестер. Иногда я жалею об этом, но потом люди рассказывают мне страшные истории.

— Да, на бумаге братья и сестры звучат лучше.

Мы продолжаем петлять по Маунтин-роуд, и я понимаю, что мы направляемся к горнолыжному курорту. Он заезжает на пустую парковку слева, горнолыжные подъемники спят внизу в ожидании зимы. Я смотрю на него:

— Ты же знаешь, что курорт еще не открыт?

Он паркуется перед затемненным зданием, выходит и обходит машину. Я все еще в замешательстве и не слишком-то ему доверяю, но когда он открывает дверь и протягивает руку, я принимаю ее.

— Это слишком прекрасная ночь, чтобы проводить ее в помещении. — Он кивает в сторону лыжных трасс и бесшумных подъемников, забирая корзину для пикника с заднего сиденья.

Когда мы начинаем спускаться к подножию горы, я кое-что замечаю краем глаза. Что-то маленькое и черное, похожее на движущуюся тень. Я останавливаюсь. В кустах рядом со зданием раздается шорох. Что это было?

— Что-то не так?

— Нет. Я просто… — Я замечаю голову, заостренные уши, похожие на те, что я видела возле беговой дорожки, и светящиеся оранжевые глаза. — Сэм, ты видишь это? — шепчу я, указывая на существо как раз в тот момент, когда оно поворачивается и взмахивает заостренным хвостом, прежде чем исчезнуть.

— Что? — К тому времени, когда он смотрит, никаких следов не остается.

— Странно. Мне показалось, я увидела… — Я оглядываюсь по сторонам, но никого не вижу. Затем снова иду вперед по тропинке. — Наверное, это была кошка или что-то в этом роде.

Когда мы добираемся до подножия подъемника, я смотрю вверх на знакомую гору, а затем снова на Сэма.

— Ты же не думаешь, что я полезу на эту гору? Мне, конечно, нравятся пешие прогулки, но не ночью без налобного фонаря.

— Конечно, нет.

Я ахаю, когда начинает гудеть подъемник, а на горе один за другим загораются огни, оживают двигатели.

Он подходит к креслу, которое ждет внизу, и поднимает поручень безопасности.

— Вот наш аттракцион. — Он величественным жестом указывает на мягкое сиденье.

Я оглядываюсь с нервным смешком.

— Не думаю, что нам можно здесь находиться.

Он поворачивается ко мне, его глаза блестят в свете огней подъемника. Я чувствую, как земля уходит у меня из-под ног, совсем чуть-чуть. Он чертовски великолепен.

— Если тебе некомфортно, Мика, мы вполне можем вернуться в город, сходить в кино или еще куда-нибудь. — Он указывает на машину, стоящую на пустой стоянке и ожидающую, как верный пес.

Но он неправильно понял меня. Меня не волнует, законно это нет. Хотя должно бы. Обычно волнует. Но ничто не проникает в этот счастливый пузырь, в котором я сейчас нахожусь.

Я улыбаюсь и опускаюсь на сиденье. Сэм садится рядом со мной, ставя корзину для пикника с другой стороны, и опускает страховочную перекладину перед нами. Когда сиденье начинает рывком двигаться, меня подбрасывает ближе к нему, и он обнимает меня одной рукой. Он такой же теплый, как свежеиспеченный хлеб.

Мое сердце должно бешено колотиться. В любую минуту персонал или даже полиция могут прибежать через парковку и обвинить нас в незаконном проникновении на территорию. Однако я достаточно спокойна, чтобы откинуться на спинку сиденья и почувствовать тепло его руки на своей шее. Я глубоко дышу. В воздухе пахнет соснами и свежескошенной травой.

Когда мы добираемся до верхней площадки, я готовлюсь спрыгнуть, но подъемник просто останавливается. Я смотрю вниз, на землю, которая все еще пугающе далеко.

— Обычно он этого не делает; обычно он делает круг, а затем снова спускается с горы. — У меня такое чувство, что нам обоим надоел привычный ход вещей, — говорит он, легко подпрыгивая и приземляясь.

О, он понятия не имеет, насколько прав.

Подъемник находится высоко над землей; без снега он гораздо дальше, и мои ноги болтаются в воздухе. Сэм протягивает руку, чтобы помочь мне слезть, но я спрыгиваю, раскинув руки, будто лечу, пока мои ноги с приглушенным стуком не ударяются об утоптанную землю в нескольких ярдах от подъемника. Когда я оборачиваюсь, то вижу, что он улыбается.

— Что?

— Ты невероятно крутая, Мика Анхелес.

— Почему? А, да, я такая. — Я не могу перестать улыбаться, когда беру его за руку.

Мы добираемся до ровной площадки в самом начале тропы, где Сэм достает плед из корзины для пикника и расстилает его на траве. Я оглядываюсь вокруг и вижу, что весь город раскинулся под нами, как темно-зеленый ковер. И звезды. Отсюда я вижу все небо, устланное ими. Вермонт похож на маленькую деревню и чертовски скучный, но даже я готова признать, что он может быть волшебным.

— Красиво, не правда ли? — От его шепота я чувствую, словно по моей коже пробегает статическое электричество.

— Я подумала о том же.

— Ты голодна?

Я киваю и сажусь на красный плед, мягкий и теплый. Он открывает корзину, и запах доносится до меня, прежде чем он вытаскивает контейнер.

— Куриные крылья? — Я смеюсь. — Я обожаю куриные крылья! Это мое любимое блюдо.

— Мое тоже.

Я тянусь за крылышком.

— Я удивлена, думала, ты предпочтешь более изысканные пикники.

— Я? С чего ты это взяла?

— Не знаю… спортивные машины, шампанское… — Я указываю на запотевшую темно-зеленую бутылку, лежащую в корзине.

Он достает ее.

— Это? Это газировка с виноградным соком. Ты же спортсменка, и я подумал, что ты не пьешь, поэтому выбрал ее.

— Откуда ты знаешь, что я спортсменка?

— Тот прыжок через забор намекнул мне об этом. И… — его взгляд на мгновение опускается к моим ногам. Он возвращается к прилежному откупориванию бутылки, как будто смущенный.

Теперь моя очередь краснеть. Брось, Мика. Соберись.

— Кстати, о спортсменах… Тот вечер на ярмарке. Я быстро бегаю, но не настолько, такое было со мной впервые.

— А казалось, что ты всю жизнь это делала. — Он смеется.

— Мне тоже.

— Может быть, если бы ты достаточно отдавалась бегу, ты могла бы чувствовать это постоянно.

Рейдж часто говорит мне, что я сдерживаюсь. Странно думать о нем, пока я с Сэмом, словно я предаю его. Нет. Соберись. Пора задать Сэму несколько вопросов. Я пришла сюда ради этого. Я беру влажные салфетки, которые он предлагает, и, вытирая с рук соус для крылышек, небрежно спрашиваю:

— А что насчет тебя, Сэм? Почему ты так можешь бегать?

Он достает из корзины пару стеклянных фужеров для шампанского и наполняет их газировкой.

— Все супергерои умеют это делать. Разве ты не получаешь новостную рассылку? — Сэм с лукавой улыбкой протягивает бокал и подносит свой к моему. — За первое свидание в горах.

Я смотрю на него:

— Уверен?

— В чем?

— Что это свидание?

— Боже, надеюсь, это так.

Я пытаюсь придумать что-то остроумное, но замолкаю под его пристальным взглядом. Он так смотрит, словно хочет запомнить каждую черточку моего лица.

И я смотрю в ответ.

Я не знаю, как долго мы молча сидим и смотрим друг на друга, но впервые… возможно, за всю свою жизнь, я не хочу находиться в другом месте.

Нет.

Стоп. Мне нужно выяснить, что происходит. Я немного отстраняюсь, но это тяжело, как будто борюсь с магнитом. Сосредоточься, Мика.

— Все в порядке? — спрашивает Сэм, и, когда он выпрямляется, из-под его куртки раздается шуршащий звук. — Ох! Чуть не забыл. — Он лезет внутрь, достает сложенный листок бумаги и протягивает его мне: — Это было в твоей книге.

Мое письмо о зачислении!

— Черт, мне нужно быть более аккуратной с ним.

— Поздравляю, кстати.

Я пристально смотрю на него.

— Оно выпало, когда я открыл книгу, и я не смог удержаться, чтобы не посмотреть.

— Ох. Спасибо.

— Ты поставишь его в рамку? Поэтому тебе нужно быть с ним аккуратнее?

Я качаю головой:

— Нет. Моя бабушка не знает, что я подала заявление. Она настаивает, чтобы я поступила в колледж Сент-Майкл здесь, в Вермонте.

Он кивает:

— Обучение в штате гораздо дешевле.

— Нет, дело не в этом. — Я с трудом сглатываю. — Она очень сильно беспокоится о моей безопасности и не хочет выпускать меня из виду.

— Мне кажется, что ты прекрасно можешь за себя постоять.

Я смотрю на него:

— Спасибо. Я тоже думаю, что справлюсь.

— Уверен, она просто очень сильно любит тебя.

Я улыбаюсь.

— Но твои друзья поддерживают тебя, верно?

От этих слов я чувствую тяжесть в груди, и улыбка исчезает. Я так сильно хочу ответить «да». Всю жизнь мы с ребятами были так близки. Да, они поддерживают меня во всем. Но я не могу солгать. Я смотрю на клетчатый узор на пледе.

— Не совсем. Они тоже хотят, чтобы я осталась в Вермонте. Как будто мой путь высечен в камне. Но я не имела никакого отношения к его проектированию и не могу сказать, куда он приведет.

— Тогда почему бы тебе не сойти?

Я недоумевающе смотрю на него:

— Что ты имеешь в виду?

— Сойти с этого пути. Разве не поэтому ты подала заявление в Калифорнийский университет?

— Я не понимаю.

— Это не мое дело. Просто… — Он начинает активно жестикулировать. — Отец всегда спрашивает меня, что я делаю и как я это делаю, постоянно указывает, как я должен что-либо делать. Клянусь, я никогда ничего не смогу сделать правильно в его глазах.

Это определенно звучит знакомо. Я сажусь на колени и внимательно слушаю его.

— Он расписал мое будущее так, как будто у меня нет своих собственных планов и мечтаний.

— Именно!

— Как будто он держит меня на поводке и все, чего я хочу, — это убежать.

— Да! — я почти кричу.

Он трясет кулаком в небо.

— Vexilla regis prodeunt… — Он замолкает и вдруг смотрит на меня так, словно забыл, где находится.

— Подожди, что это значит?

Вместо ответа он потирает лицо и делает глубокий вдох.

— Прости, я становлюсь немного эмоциональным, когда говорю об отце. — Теперь он смотрит на меня более осмысленно. — Я просто хочу, чтобы ты знала: я полностью понимаю.

— Что понимаешь?

Он берет меня за руку, и я чувствую, как его тепло согревает меня, а между нами шуршит письмо о зачислении.

— Мика, тебе нужно проложить собственный путь. Не позволяй никому сбить тебя с него.

Это именно то, что я хотела услышать всю свою жизнь. Сердце бешено колотится в груди, как будто ему наконец-то дали достаточно места для бега, и, не раздумывая, я наклоняюсь вперед и прижимаюсь своими губами к его. У него мягкие губы, и я улавливаю сладкий аромат винограда в его дыхании. Я чувствую, как оно учащается, и все, чего хочу, — это чтобы оно стало еще быстрее. Я никогда не напивалась и не принимала наркотики, но мне кажется, это ощущается одинаково. Вся гора кружится, когда мы целуемся, его руки обхватывают мое лицо, чтобы прижать к себе. Я ощущаю тепло во рту, которое вместе с дрожью распространяется по всему телу.

Я могла бы целовать Сэма вечно, но медленно отстраняюсь. Он слегка выдыхает, и я борюсь с желанием поцеловать его снова. Я чувствую, что мне нужно отдышаться и восстановить контроль над телом. Еще несколько ударов сердца мы так и сидим — в сантиметрах друг от друга.

— Значит, ты тоже думаешь, что это свидание? — спрашивает он.

— Боже, надеюсь, это так. — Я снова наклоняюсь, чтобы поцеловать его, но резко останавливаюсь. У меня же есть целый список вопросов. Я осознаю кое-что и отстраняюсь. — Подожди. Ты же не принц или что-то в этом роде?

Его смех низкий и сексуальный.

— Почему ты спрашиваешь подобное?

— Бабушка заставляет меня часами смотреть фильмы на канале «Халлмарк» на Рождество. Вот уж где истинный ужас! Почти в каждом из них есть парень из другого города, который встречает местную девушку. Он обязательно оказывается принцем какой-нибудь маленькой европейской страны, где волшебным образом говорят по-английски. Сначала они не ладят, но потом медленно влюб…

— Мигуэла, ты говоришь слишком много. — И его губы снова прижимаются к моим.

Когда Сэм отвозит меня домой, я забываю попросить его остановиться около кофейни, чтобы пешком дойти до дома и тайно пробраться в комнату. В голове царит непроглядный туман, губы припухли от лучшего поцелуя, который я когда-либо переживала. Все, что я делала до поцелуя, становится абсолютно не важным. Это совершенно другая категория, как, например, когда я попросила абуэлу купить мне «Орео», а она принесла домой какую-то подделку под названием «Крем-О», потому что она была на пятьдесят центов дешевле. Мы останавливаемся перед моим домом — когда я сказала ему, где живу? — я ощущаю себя на другой планете и не испытываю ни малейшего желания возвращаться на Землю. Я смотрю на темные окна и вздыхаю.

— Все нормально?

— Уверена, абуэла поняла, что я ушла, и сейчас ужасно злится. Я удивлена, что она до сих пор не вызвала Национальную гвардию.

Он берет прядь моих волос, не пытаясь расчесать их, как всегда делает абуэла, он, кажется… восхищается ими. Он подносит ее к лицу и глубоко вдыхает. Жар разливается по моему телу.

— Не переживай. — Он смотрит на дом. — Уверен, что твоя бабушка крепко спит в своей постели.

Я фыркаю:

— Ты не знаешь абуэлу. Она наверняка сидит в кресле в гостиной, как какой-нибудь часовой.

— Верно, я не знаю ее. Но мне бы хотелось.

Я смотрю на него, неуверенная, что правильно услышала.

— Точнее, мне скоро придется с ней познакомиться, — продолжает он. — Так будет правильно, если я планирую встречаться с ее внучкой.

— Мы встречаемся?

— Я думал, мы уже это выяснили. На горе. — Он указывает на гору Мэнсфилд, как будто я уже забыла о том, что там произошло.

— Да, но существительное «свидание» отличается от глагола «встречаться». Мы действительно используем этот глагол?

Он улыбается:

— Глагол, существительное, прилагательное, предлог. Мы — это любая часть речи, которая означает, что я снова увижу тебя.

Что-то шевелится внутри меня, напоминая о Роне. Я смотрю на Сэма, пытаясь заставить себя спросить о ней, но когда вижу его лицо и то, как мечтательно он смотрит на меня, я просто нежно прижимаюсь губами к его губам для последнего поцелуя. Когда я закрываю пассажирскую дверь, он улыбается мне в свете приборной панели, и я с трудом заставляю ноги двигаться вперед.

Я практически плыву по дорожке и машу в последний раз. Когда машина Сэма исчезает, меня охватывает слабость. Она начинается в коленях и поднимается вверх по позвоночнику. Словно я была связана в течение нескольких дней и сейчас наконец освободилась. Когда я хватаюсь за дверную ручку, чтобы не упасть, дверь со скрипом приоткрывается, совсем чуть-чуть.

Она знает.

Я делаю глубокий вдох и открываю дверь, чтобы встретиться лицом к лицу с гневом абуэлы.

Я оглядываю темную гостиную. Лампа выключена. Я тихо закрываю за собой дверь и делаю несколько неуверенных шагов.

Ее кресло пустое.

Я на носочках иду к ее комнате и тихо открываю дверь. Вот она, лежит в постели и крепко спит, как и предсказывал Сэм. Я приглядываюсь повнимательнее: да, она все еще дышит. Она даже улыбается во сне.

— Хах.

Я закрываю дверь и останавливаюсь. Я не могу избавиться от подозрений. Словно Сэм что-то сделал с ней. Хотя гораздо более вероятно, что абуэла подумала, что я сплю; вероятно, она не стала проверять и просто ушла к себе. Но нельзя отрицать, что Сэм обладает магнетической энергией, которая притягивает меня к нему до такой степени, что я едва могу думать о чем-либо другом, когда я с ним. Это заставляет меня задуматься о словах Зи о том, что мы не сошли с ума. Но я чувствую себя немного безумной, как будто мои чувства не совсем мои.

Я снимаю худи и джинсы и ложусь в кровать, внезапно почувствовав себя уставшей. Когда закрываю глаза, я вспоминаю, что Сэм сказал что-то на латинском. Vex что-то там, reguss… prudent? Рейдж — президент латинского клуба, но я точно не буду спрашивать у него. Я беру телефон и ищу. Мне требуется минута, чтобы правильно написать слова, и наконец я нахожу фразу.

Vexilla regis prodeunt. Переводится как «Знамена Господни грядут». В «Википедии» сказано, что это гимн.

Почему Сэм цитировал гимн?

Кровать такая теплая, а у меня так болят ноги…

Завтра. Я выясню все… завтра…

* * *

Я резко просыпаюсь и обнаруживаю, что стою в центре города с Зи, Барри и Рейджем. Люди с криками стекаются по горной дороге, их лица омрачены ужасом. Я поднимаю голову, чтобы посмотреть, откуда они бегут, и вижу поток раскаленной лавы, несущийся вниз по лыжным трассам, направляясь к деревне. Я наблюдаю, как он подхватывает бегущую женщину с ребенком на руках и они исчезают в расплавленной массе. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на своих друзей, и обнаруживаю, что кожа с их лиц слезает, как на фотографии с Коачеллы в «Инстаграме» Роны. Я хватаю Рейджа, я должна спасти его! Я чувствую, как пылающий жар разливается у меня по спине, когда я тяну его за собой, убегая по центральной улице. Перед церковью я оборачиваюсь и вижу, что тащу скелет, его пустые глаза смотрят на меня снизу вверх.

Я просыпаюсь с беззвучным криком, рот открыт, голосовые связки скованны. Я в панике оглядываю комнату, пытаясь собраться с мыслями, и на секунду, всего на секунду, замечаю фигуру в углу. Я включаю лампу на ночном столике и вижу, что там никого нет — это был просто сон, перетекающий в реальную жизнь, и мой пульс начинает замедляться, веки снова тяжелеют…

Завтра, я выясню все завтра…

Примечания

14

Инстаграм принадлежит компании Meta, признанной в РФ экстремистской.

15

Что случилось? (исп.). (Прим. пер.)