Эхо тоннелей

Юлиан Дашевский (2024)

Машинист Кайрат Алтынбаев воспользовался шансом, который выпадает раз в жизни: для обмена опытом его пригласили стажироваться на новом метрополитене за несколько месяцев до открытия. Он ещё не знал, что его там ждали вовсе не с распростёртыми объятиями, а «работа мечты» обернётся для него непростым испытанием. В обстановке, раздираемой противоречиями, где у каждого своя правда, и каждому есть, что терять, ему предстоит познать цену дружбе, справиться с грузом прошлого, обрести призвание и встретить любовь всей жизни. И убедиться на собственном опыте, что если судьба что-то даёт, то непременно забирает что-то взамен. Но есть и то, что забрать не под силу никому…

Парад ржавых гвоздей

Айгерим проснулась от шума на кухне. Она медленно открыла глаза и потянулась. По квартире разносился приятный аромат жареной курицы со специями. «Неужели мама решила что-то приготовить?» — подумала девушка, втайне надеясь, что сегодняшний день будет не таким, как обычно. Динара — мама Айгерим — уже давно ничего не готовила, и её меню ограничивалось замороженными полуфабрикатами, которые достаточно было просто разогреть. А Айгерим, разрывавшаяся между тренировками и работой, предпочитала обедать на бегу. Особенно обидно для неё звучала глупая мамина отговорка: «У меня нет времени, тебе хочется — ты и делай», когда дочь, едва державшаяся на ногах от усталости, возвращалась домой, чтобы увидеть, что мать весь день не выходила из своей комнаты.

— Доброе утро, мам!

Вместо ответа раздался удар, визг и звон битого стекла. Динара, увидев дочку на пороге кухни, дёрнула рукой, чтобы спрятать здоровенную бутыль. Но она, резко обернувшись, зацепила локтем клеёнку и снесла всё, что стояло на столе. Пол засыпало фейерверком из мелких осколков, содержимое бутылки разлилось, смешиваясь с натоптанной по кухне уличной грязью и распространяя повсюду больничный запах дешёвой водки.

— Ты как, не порезалась? — испуганная Айгерим кинулась к матери, но та отпихнула её и взглянула глазами, полными слёз. Это были слёзы человека, лишившегося последней и единственной радости в жизни. Но Айгерим не собиралась оставлять это: больше всего девушку возмутило то, что мать пытается скрыть своё пьянство таким глупым способом. Видимо, она до сих пор считает свою дочь малолетней дурочкой, которая ничего не понимает.

Выключив плиту, девушка вооружилась веником и совком, чтобы убрать битое стекло с пола, пока мать сидела в прострации, застыв в одной позе.

— Тебе не страшно так жить? — закончив с осколками, девушка села за стол прямо напротив матери и посмотрела ей в глаза.

— Ничего мне не страшно, я уже всё в жизни потеряла, — проворчала женщина, отрешённо глядя в пустоту.

В молодости Динара была на редкость привлекательной, да и сейчас её красное опухшее лицо всё ещё хранило следы былой красоты. Айгерим хорошо помнила её лучшие годы, когда чету Иманкуловых приводили в пример всем соседям как образец счастливой семьи. Муж Марат — молодой офицер, жена Динара — настоящая восточная красавица, которая без малейшего сожаления принимала все тяготы быта, выпадающие на долю офицерской жены: и постоянные переезды, и смену работы, и комнаты в общежитиях военных городков, и постоянное ожидание очереди на жильё. А рождение дочери только укрепило их брак и веру в собственные силы. Когда в водовороте лихих девяностых многие, даже самые прочные семьи распадались, казалось, не было таких трудностей, с которыми бы не справились Динара и Марат Иманкуловы. А затем всё рухнуло. Когда Айгерим училась в выпускном классе, Марат уже мог бы выйти на пенсию, но на просьбы супруги подумать об этом он только отмахивался. Более того, он согласился на командировку на полигон утилизации ядерных отходов. А через пару дней после возвращения его увезли в госпиталь с лёгочным кровотечением. Служба в войсках химзащиты взяла своё сполна. И хотя цифры в журналах учёта доз облучения регулярно занижали, чтобы не возникало неудобных вопросов у командования, Марат ещё до отъезда в командировку понимал, что обречён. Но что-то заставляло его не говорить о плохом самочувствии ни родным, ни товарищам по оружию. Может быть, он недооценивал угрозу, а может — стремился держаться до последнего, чтобы обеспечить семью, когда его не станет? Неспроста в свои последние дни он так часто говорил о будущем… Айгерим слышала краем уха его диагноз, длинный, который было невозможно выговорить, а уж запомнить — тем более. Девочке запомнились только два слова, которые чаще всего говорили врачи: «прогрессирующий» и «необратимый». И ещё — «на фоне лучевой болезни». Айгерим помнила, как пыталась шутить в телефонную трубку и казаться весёлой, чтобы не расстраивать папу, а потом падала на кровать и давилась от слёз. Даже сейчас, по прошествии нескольких лет, её терзала совесть за то, что она говорила папе, что тот обязательно поправится, хотя исход уже давно был предрешён. Ей было безумно больно за эту, казалось бы, безобидную ложь. Когда происходит авария или несчастный случай, это легче. Человек просто был — и раз! — его уже нет. Ты поплачешь и перестанешь. Это лучше, чем мучиться каждый день, когда твой любимый человек умирает, а ты ничего не можешь сделать и начинаешь ненавидеть весь мир от своего бессилия. В жизни каждого человека есть эпизоды, которые он хотел бы вычеркнуть или позабыть. Но прошлое не изменить, а будущее не предсказать. Остаётся только настоящее, в котором стоит жить так, чтобы не пришлось жалеть ни о прошлом, ни о будущем. Девушке всё это было вдвойне неприятно, поскольку после смерти отца и последовавшего за этим возвращения в город детства, где им дали квартиру от Минобороны, Динара покатилась по наклонной. Казалось, что она лишилась того стимула, который позволяет жить дальше. Она не могла найти постоянную работу, перебиваясь случайными заработками, вскоре к бытовым проблемам присоединился алкоголь, и, хотя мама Айгерим, по её собственному мнению, пыталась наладить свою личную жизнь, это сводилось к поиску очередного собутыльника. Перед Айгерим в тот год встал сложный выбор — работа или фигурное катание: надо было зарабатывать деньги, чтобы хотя бы не влезать в долги. В конце концов девушке попался приемлемый вариант, и она устроилась внештатным корреспондентом в агентстве спортивных новостей.

— Мама, — сказала Айгерим негромким, но строгим голосом. — Ты сколько угодно можешь корчить из себя мученицу, но я тоже потеряла любимого человека. Тебе он был мужем, мне — отцом. Мы с тобой в равных условиях.

— Хватит! — рявкнула Динара. — Я потеряла всё, что любила в жизни!

— И меня, значит, тоже потеряла?

Ответа не последовало. И Айгерим вернулась в свою комнату, чтобы по-быстрому собраться на работу: на сегодня у неё было запланировано большое интервью. А вместо завтрака снова бесплатный кофе в офисе информагентства.

***

— Олег Михайлович! — послышался крик из коридора. — Вас Пустовалов зовёт!

— Да не орите вы на весь этаж! — отозвался Стрельников ещё громче: он был на взводе ещё со вчерашнего вечера, когда понял, что на подготовку к предстоящим мероприятиям потребуется целый день, но как всегда этого единственного дня не хватало.

Он так торопился, что даже не успел отчитать за неуставной вид попавшегося ему навстречу помощника машиниста в зелёной армейской рубашке, на которой красовались синие железнодорожные погоны. Хотя и остальные работники рядились, кто во что горазд: чего только было не встретить на униформе — и советские нашивки МПС, и РЖД, и даже железнодорожных войск, которые вообще-то к метрополитену имеют не больше отношения, чем к полётам на Луну. А отдельные особо одарённые личности даже пришивали форменные знаки различия к джинсовым курткам, купленным на китайском рынке. Единственный предмет обмундирования, который носился исправно всеми, была оранжевая жилетка с буквой «М» на спине, за что некоторые работники метро называли друг друга в шутку гастарбайтерами. Впрочем, не самый опрятный внешний вид был наименьшим из зол.

Дверь в кабинет начальника метрополитена оказалась распахнута настежь, что было крайне нехарактерно. Стрельников остановился, оглядывая кабинет, прежде чем войти. Но Павел Николаевич Пустовалов, видимо, заметил его раньше:

–Заходите, заходите, Олег Михайлович, чего стесняетесь?

Достаточно было одного взгляда на лицо Пустовалова, чтобы Стрельников понял — хороших новостей ждать не стоит.

— Поздравляю вас. Сердечно поздравляю, — завёл беседу начальник, поднявшись со своего кресла и неторопливо шагая по кабинету из угла в угол.

— Спасибо, — несколько недоумевая, с чем же его поздравляют, ответил Стрельников. — А по какому случаю?

— Начальник инспекционной комиссии у нас Громов.

— А откуда информация?

— Сорока на хвосте принесла.

— Пускай обратно унесёт. Нам нужны факты, а не сплетни, — начал храбриться Стрельников.

— А это и есть факты. Хотели, чтобы русские приёмку проводили? Получите, распишитесь. А когда начинаете выделываться и гнуть свою линию, не удивляйтесь, что прилетит ответка.

«Господи, только не он! — мысленно выругался Стрельников. — Такой дотошный, все бумаги смотрит, в прошлый раз все отчёты по дефектоскопии затребовал, прикапывается к каждой запятой!»

— Раньше было проще, заказчику поляну накроют, водочки нальют, он всё и подпишет. Фуршет — это тоже часть приёмки! Может, даже самая важная.

— Раньше было проще, согласен. Но если всё делать, как раньше, мы бы не метро сейчас запускали, а бегали бы с каменным топором за мамонтом. Ну что ж, Олег Михайлович, вы человек опытный. Какие будут предложения?

— Готовим подвижной состав к приёмке сегодня. Я сейчас позвоню Тырышкину, пусть берёт всех, кого считает нужным…

— Я сам позвоню, — отрезал Пустовалов. — А вы спускайтесь в цех, вы там нужнее.

Антон Тырышкин был заместителем Стрельникова, и если Олег Михайлович сейчас большую часть времени проводил в тишине кабинета, то Антону доставалась вся физическая работа. У него тоже имелся свой кабинет по соседству с кабинетом Стрельникова, но если Тырышкин там и появлялся, то разве что ранним утром или поздним вечером. Всё остальное время его нужно было искать в производственном корпусе.

Решительным шагом Стрельников спустился на первый этаж, и прошёл по узкому и тёмному коридору из административного корпуса в производственный корпус депо, который сотрудники называли просто «цехом». Олег Михайлович открыл скрипучую железную дверь, и в сторону пулей метнулся рыжий приблудный кот, которого прикармливали работники. Суета вокруг вагонов прозрачно намекала на то, что Тырышкин свою работу знает. Рабочие срывали и уносили упаковочную плёнку, таскали инструмент. С одного из путей послышался громкий крик «Раз! Два! Взяли!» Стрельников заинтересованно посмотрел в сторону, откуда доносился шум, и увидел, как человек десять-пятнадцать пытались сдвинуть с места вагон. Если бы не подошедший как раз в этот момент Антон, то Олег Михайлович и дальше продолжил бы любоваться этим абсурдным действом, а так смысл сей операции так и остался непостижимой тайной.

–Цыгане шумною толпою толкали жопой паровоз? — обратился Стрельников к Антону, намекая на эпизод с толканием вагона. — Хороший у вас тут тамада, и конкурсы интересные.

— Ну дык, Олег Михайлович, снова электропитание накрылось. А мотовоз не подогнать, — ответил Тырышкин таким тоном, спорить с которым было бесполезно. Умение быстро найти ответ даже на самый каверзный вопрос было одним из самых ценных его деловых качеств.

— ПТЭ давно читали? Если бы не аврал, получили бы выговор и лишение премии.

Последняя пара месяцев и так была одним сплошным авралом. И Стрельников, конечно, не стал бы давать выговор или лишать премии, все это понимали. Максимум — выскажет в личной беседе всё накипевшее, да и отпустит с миром. После этого первые несколько недель все будут работать добросовестно, а затем вновь расслабятся, и так до следующего происшествия. Это уже была давно устоявшаяся череда событий, и никто за прошедшие годы не верил, что начальство от угроз когда-нибудь перейдёт к делу.

В эту минуту Олег Михайлович оглядел помещение, и первое, что предстало его взгляду — это резиновое изделие, свисающее с датчика пожарной сигнализации. Глаза Стрельникова налились кровью, он обернулся, но Тырышкина в этот момент уже и след простыл. В попытке выпустить накопившийся пар, он жестом подозвал ближайшего к себе работника и показал пальцем на использованное не по назначению средство контрацепции.

Работник, молоденький узбек, испуганно залепетал с неразборчивым акцентом:

— А, это у нас датчик дыма, сигнализация. На лестнице все курят, вот и повесили, чтобы не срабатывала.

— Вы же не хотите, чтобы приехала большая красная машина? — усмехаясь, добавил появившийся из ниоткуда Антон.

— Так, — начал Стрельников, срывая презик с датчика. — Я не знаю, кто это сделал и не хочу выяснять. Но если я кого-нибудь застукаю ещё раз, то эта штука ему больше не понадобится! Я понятно выразился?

Олег Михайлович швырнул продукт резинотехнической промышленности в мусорный бак и направился дальше, явно готовя к раздаче очередную порцию мотивирующих звездюлей. Судя по удвоенной суете Антона, таким разъярённым начальника депо он давненько не видел. Стрельников прямым шагом двинулся к головному вагону с открытой торцевой дверью и спущенным на пути аварийным трапом, поднялся по трапу в кабину, бегло смотрелся внутри, потом прошёл по салону. На свою беду, там дремал один из монтёров. Завидев начальника, тот вскочил с пассажирского дивана и выпалил:

— Порядок, товарищ начальник!

— Где порядок? Какой к чёртовой бабушке порядок? — рявкнул Стрельников, уже готовый схватить этого работника и ткнуть его носом, как котёнка, который сделал лужу на ковёр. Парнишка молчал, уставившись в пол, и не мог сказать слова, пока руководитель сверлил его взглядом в ожидании вразумительного объяснения или хотя бы отговорки.

— Что? Русский язык забыл? Так давай напомню! — и послышался громкий мат. Кто-то из рабочих, услыхавших эту тираду, захохотал, но Стрельников обернулся к нему и довольно резко бросил сквозь дверной проём:

— Вам смешно? Нет? Смешно ему… А вот мне плакать хочется.

Антон, вновь материализовавшийся поблизости, сам едва удерживался от того, чтобы не начать нервно подхихикивать, хотя отлично понимал, что в такой ситуации это сделает только хуже, а попасть под горячую руку Стрельникова — не самое удачное начало рабочей смены.

— Вот же! На день нельзя технику оставить без присмотра, как из неё помойку делают! — рявкнул Стрельников, пнув ногой наполненное окурками ведро, припрятанное в салоне. Оно с грохотом выкатилось из вагона на землю. — Бычки сами уберёте!

Один из новеньких вагонов рабочие уже приспособили под бытовку и даже успели наладить внутри некое подобие домашнего уюта в виде налепленных на стены плакатов с красотками в купальниках. В другом конце того же вагона в живописном беспорядке валялась ветошь, промасленные тряпки, вёдра, канистры, матрас… При виде дырявого матраса, брошенного на полу между сидений, Стрельников громко и грязно выругался, словно этот предмет нанёс ему личное оскорбление. Возможно, именно так оно и было.

— Ладно, пёс с ними. Загорится — их проблемы, не наши. Если не умеют с машинами обращаться, так и ездили б на ишаках. А коль купили, так пускай учатся.

— Может, им внеплановый инструктаж по пожарной безопасности нужен? — спросил Тырышкин.

— Нужен… — повторил Стрельников, — как пионерке сифилис. Прослушают, будут кивать, поддакивать, дескать, всё поняли, и всё равно сделают по-своему.

— А может, ведро оставить стоило бы? Москвичи бы полюбовались.

— Стоило бы, если честно.

— Ну ёкарный компот, а раньше не могли сказать? — на этот раз громко выругался Антон, наконец-то понявший, что от него требуется.

— Что там ещё? — обернулся на его голос начальник депо.

— Машина двести пятьдесят шесть! Замок кабины машиниста вверх тормашками поставили.

Казалось бы, после матраса и ведра с окурками в абсолютно новом вагоне уже ничего не могло удивить, но, как вскоре оказалось, сюрпризы только начались. И Антон предусмотрительно решил далеко от Олега Михайловича не отходить и помогать в осмотре составов.

— Вот, посмотри только на это! — крикнул Стрельников Антону.

— Твою ж етить… — только и можно было сказать в ответ.

А посмотреть было на что: дверь в кабину машиниста, закреплённая только на одной нижней петле, свалилась вниз, как только Стрельников повернул ключ, чтобы открыть её.

— Антон, помоги тут повернуть её и в кабину затащить! — крикнул Олег Михайлович, пролезая под перекошенную дверь внутрь кабины.

— Тяжёлая, зараза…

— А кто сказал, что легко будет? Короче, записывай — машина номер один-один-четыре, отвалилась дверь в кабину машиниста.

Табло в вагоне не работало. Во всяком случае, в графе «время» светились нули, а температура воздуха, если верить цифрам, составляла +28 градусов, что в этот осенний вечер выглядело издевательством.

— Смотри, стекло выбито в двери.

— Надо же, а я-то уж подумал, что это у нас такие окна чистые!

— Так, вольтметр не работает, скоростемер не работает… — начал Стрельников листать журнал рекламаций. — У вас вообще хоть что-нибудь тут работает?

— Но, Олег Михайлович, когда вы сами проверяли двери, сказали, что всё нормально. Но ведь закрывалось не полностью и с таким шумом… А потом нам же предъявляете претензии, что мы тут ерундой занимаемся. Подавайте серьёзные неисправности, видите ли! Я неспроста сказал, что на сто четырнадцатой машине дверь вывалилась, и на этой тоже отвалится, если никто не посмотрит, в чём причина шума, — попытался объяснить Тырышкин, который, похоже, был единственным человеком, к чему мнению ещё прислушивался Стрельников.

Но его слова так и остались неуслышанными.

— Послушай, я тебе как друг говорю: прочитай инструкцию, пока не сломал всё окончательно! — послышалось из-под вагона на соседнем пути.

— Да пошёл ты! — раздался истошный вопль из кабины.

— Сам пошёл!

— Вот и поговорили! — крикнул Антон, давясь от смеха. Олег Михайлович, однако, радость своего коллеги не разделял.

— Приёмка — это всё равно что парад. Всем плевать на боеспособность армии, главное — чтобы маршировали красиво! — попытался успокоить начальника Антон.

— Парад… ржавых гвоздей! — резюмировал Стрельников. — А ещё этого киргиза, казаха или кого там пригласили… Как будто у нас своих мало!

— А эти швейцарцы тоже хитрозадые — уехали прямо перед приёмкой, и все документы в Москву отправили, чтобы все косяки сразу в министерстве увидели! А мы целых три месяца балду пинали, ждали инспекторов, а к вагонам никто даже не подходил!

В этот время в кармане у Стрельникова завибрировал телефон. Олег Михайлович резким движением достал его из кармана и сбросил звонок, после чего быстро попрощался с Тырышкиным и поспешил в кабинет.

Увидев, что начальник ретировался, один из машинистов подошёл к Антону и негромко спросил:

— А что это сегодня Михалыч разбушевался?

— Просто приезжают инспектора из Москвы, вот все и на ушах.

— Так на той неделе уже какие-то инспектора были.

— Да на железке всегда так: на одного работающего десять проверяющих! Куда ни плюнь, везде начальник. Больше начальников — меньше порядка! — отрезал Тырышкин.

— Послушай, ну бывают же нормальные люди, те же там электрики, сварщики, токари… Знают своё дело и работают на совесть. Все бы так. Ну так нет же — лезут все в начальство! Со свиным рылом…

В офисе Стрельникова ожидал ещё один сюрприз, который едва ли можно было назвать приятным: Лилия принесла толстую пачку актов приёмки, которые срочно требовалось подписать и отправить в Москву. Ситуация усугублялась тем фактом, что оборудование, на которое составлены акты, ещё не только не испытывалось, но даже не было полностью установлено.

— Олег Михайлович, тут Громов звонил буквально десять минут назад, и требовал подписать до шести часов.

— Разбежался! Мы ещё не закрыли контрольную точку по системе сигнализации, а вы меня ещё этой кипой документов завалили.

— Он сказал, что Минтранс проводит плановую ревизию документов, — покраснела Лилия. Девушка почувствовала себя очень неловко, как будто она отвлекает своего начальника от более важных дел.

— Что? Опять ревизия? Да это же было совсем недавно! — возмутился Стрельников.

— Отчего же недавно? — удивленно возразила ему Лилия, показав на календарь. — Уже три месяца как прошло! — и с обиженным видом села за компьютер, стараясь не смотреть на Стрельникова.

«И правда, — подумал Олег Михайлович. — Что же я на неё сорвался, она-то ни при чём. День такой, наверное, всё наперекосяк… Надо сходить в киоск, шоколадку ей купить, что ли, а то расстроилась девчонка». Стрельников взглянул на календарь и огорчённо вздохнул. И правда, три месяца… А сколько всего за это время случилось… И сколько времени пропало зря! Один день плавно переходил в другой, и они сливались в одну гигантскую рабочую смену, не оставляя никаких особенных воспоминаний. С какого-то времени он начал отмечать для себя наиболее важные события дня, что он сделал, что он не смог, а что — не успел. Он не знал, для чего это нужно, просто отмечал… Но с каждым днём понимал, что незаконченных дел оказывалось гораздо больше, чем законченных.

— И ещё, Лилия, — начал Стрельников, наклонившись в её сторону и обратившись на «ты», что для него было крайне нехарактерно. — Если будут о чём-нибудь расспрашивать, поменьше говори, да побольше слушай. Да, — вспомнил вдруг он. — У нас на той неделе на манёврах два вагона стукнули, если что, ты не в курсе.

— Что-что, Олег Михайлович?

— Ты не в курсе, — повторил он. — Естественно, историю замяли. Сама знаешь, как у нас всё устроено — дела идут, контора пишет, «сдал-принял», «выявили-устранили». Лазить проверять всё равно никто из большого начальства не будет. Главное — чтобы на бумаге всё красиво было. Как в песенке: «Всё хорошо, прекрасная маркиза», — негромко рассказал Стрельников. Он замечал за собой, что если поведает кому-то о беспокоящих его опасениях, то на душе становится легче. Но опасений в последние дни становилось всё больше.

***

Кайрат проснулся оттого, что низкое утреннее солнце светило прямо в глаза, и стоило на мгновение приоткрыть веки, как ты получал бодрящий заряд солнечных лучей, отчего начинал переворачиваться то на один бок, то на другой, пытаясь спрятаться под одеялом, подушкой или даже всей кроватью. После такого природного будильника отпадало даже малейшее желание находиться в постели. Парень посмотрел время на телефоне — несмотря на то, что он спал всего около шести часов, он чувствовал себя выспавшимся и отдохнувшим. Его коллега, судя по шуму воды в ванной, встал ещё раньше.

Первое, что сделал Алтынбаев — это заправил кровать: он уже давно заметил, что убранная с самого утра постель настраивает на рабочий лад и уменьшает соблазн снова залезть под одеяло. Попив на завтрак кофе и закусив тем, что вывалилось из холодильника, парни по-быстрому оделись и направились в сторону депо, чуток поёживаясь — с утра, несмотря на сияющее солнышко и безоблачное небо, было довольно свежо. На железной подъездной двери красовалось написанное от руки на тетрадном листке объявление, что с завтрашнего дня на трое суток отключат горячую воду, и ещё холодную на сутки.

— Брависсимо! Этим остолопам из коммунальных служб взбрело в голову менять трубы! Уже отопление пора включать, поди не лето красное, а они снова воду горячую отключили…

— Забыли, что в июне уже две недели с лишним сидели без воды, а никто и пальцем не повёл, чтобы ремонт начать! — бурно обсуждали новость жильцы из соседнего подъезда.

Из разговора рассерженных соседей парням удалось узнать, что в ТСЖ два слесаря, один в отпуске, другой на больничном, и неизвестно, когда выйдет. А горячей воды нет с вечера понедельника, и неизвестно, дадут ли в пятницу. А в остальном — дом замечательный и красивый, и вообще жизнь прекрасна, если не считать готовящуюся коллективную жалобу жильцов по поводу завышенной суммы в квитанции за коммунальные услуги.

Пройдя по узкой тропинке, вытоптанной среди непролазных кустов вдоль полузаброшенной железнодорожной ветки, Алексей и Кайрат очутились прямо у забора депо. Пройдя ещё немного по дорожке, выложенной из бетонных плит, и завернув за угол, ребята оказались напротив проходной. Вся дорога заняла от силы четверть часа. Бывшее трамвайное депо, на скорую руку перепрофилированное под нужды метрополитена, выглядело крайне неопрятно: раскисшие от прошедших недавно дождей грунтовые дороги, которые не успели (или не хотели) заасфальтировать, серые корпуса с тёмными пятнами от влаги, которая ещё не скоро высохнет даже под ярким солнцем. Всё это навевало безысходность и недоверие ко всему предприятию. «И куда я попал? — подумал Кайрат. — Мог бы спокойно работать в Питере, а не ехать в эту тьмутаракань».

Мусор, обломки кирпичей и досок вместе с металлической стружкой валялись на земле в неописуемом беспорядке, а продукты жизнедеятельности братьев наших меньших, лежавшие прямо на тропинках, создавали непередаваемый колорит, что было неудивительно, учитывая то, что охраняемую территорию депо уже давно облюбовали бродячие собаки, бесхозные кошки и прочие представители городской фауны. Сотрудники же, по доброте душевной, их подкармливали. Охранники вообще считали, что чем больше собак — тем меньше работы им самим, а хвостатая четвероногая сигнализация гораздо эффективнее любых электронных систем. Напротив проходной уже стояла развозка — изрядно потрёпанная «барбухайка», издалека смахивавшая на машину дорожных рабочих. Аккуратно обойдя автобус, чтобы не испачкать ботинки в мокрой глине, Кайрат открыл дверь проходной. Сотрудник на посту без лишнего восторга воспринял появление новых людей — как раз в этот момент по телевизору, стоявшему в его будочке, начался какой-то сериал про ментов. Но затем, видимо, смирившись с необходимостью, оторвался от экрана и проводил гостей до бюро пропусков — оно находилось на втором этаже того же здания, за ободранной железной дверью. Войдя туда и на удивление быстро получив заветные картонки с печатью и наклеенной фотографией, Алексей и Кайрат услышали металлический стук в коридоре. Выглянув из-за двери, Кайрат едва успел увернуться от грузной уборщицы с ведром, которая вылетела из отхожего места прямо навстречу ему, издавая боевой клич:

— Какой паразит опять в туалете натабачил? Стены все прокисли! — вопль был, очевидно, адресован в космическое пространство, ибо курсанта эта дама даже не заметила.

— А вы проветрите, и всё. В чём проблема? Зачем же так шуметь? — пытался урезонить уборщицу внезапно нарисовавшийся на другом конце коридора высокий и худой мужчина. — И транспортное средство своё здесь парковать не надо, — продолжил он, указывая на швабру, прислонённую к двери.

— Если я окно открою, так ругаться будут, что холодно и дует. А если не проветривать, то мы тут задохнёмся, — уборщица стала похожа на рычащего цепного пса. И ещё скажите охране, чтобы камеру на входе поставили, а то туалетную бумагу воруют. Я уже третий рулон за неделю приношу!

— Ничему не удивляйтесь, это у нас нормальная рабочая атмосфера, — наконец обратился высокий мужчина к парням. — Скоро привыкнете. Вы, как я понимаю, Кайрат Алтынбаев и Алексей Красавкин. А я Олег Михайлович Стрельников. Вы уже, я тут посмотрю, начали вливаться в коллектив?

— Стараемся, Олег Михайлович! — первым выпалил Лёшка, отчего Кайрату стало немного неприятно. Уж больно уверенно для первого знакомства Алексей держится. Алтынбаев не любил выскочек и подхалимов.

— Вы уже в курсе рабочей программы? — задал вопрос Стрельников и жестом пригласил парней на лестницу, которая вела в цех.

— Ну, в общих чертах, — теперь уже Кайрат ответил первым, но Лёшка тут же вставил и свои пять копеек:

— Нам присылали по электронной почте план работы.

— Значит, ребята, дело такое: план будет немного скорректирован, но собственно вашей роли это не касается. Пока идут все приёмки, вы будете проходить сначала теоретическое обучение, потом практика на тренажёре и в техклассе, затем вы сдаёте экзамен и получаете допуск к самостоятельному управлению электропоездом. С вами ещё проведут экскурсию по тоннелям, покажут расположение средств сигнализации, это тоже будет на экзамене. Надеюсь, к моменту начала практических занятий мы уладим все формальности, и линию признают готовой к пуску.

— А если не признают? — поинтересовался Алексей.

— Тогда придётся ждать, а насколько долго — это уже не ко мне. До обеденного перерыва я познакомлю вас с коллективом, покажу депо и технику, на которой нам предстоит работать. А после обеда зайдите в учебный класс, там вам выдадут необходимую литературу и ознакомят с расписанием и прочими документами. А сейчас идите на склад получать форму. Это в конце коридора, я вам покажу. Извините, наши снабженцы снова накосячили, поэтому кому-то достанется наша форма, синяя, а кому-то армейская, зелёная. Но хотя бы шевроны правильные сделали! И ещё — ботинки выдают уж совсем позорные, уже после часа работы в них ноги будут ныть, как после марафона. Так что советую брать в кабину на смену обычные кеды.

— Как в шараге, блин… — проворчал Лёшка, не слишком обрадованный перспективой снова сесть за парту. Хотя он произнёс это вполголоса, этого было достаточно для Стрельникова, который отреагировал немедленно:

— И да, совсем забыл. Зачётки у вас тоже будут. Перед началом испытаний всем необходимо тщательно ознакомиться с линией, вы сначала всё увидите на чертежах и на тренажёре, затем посмотрите, как расположены стрелки, светофоры и прочее оборудование уже в настоящем тоннеле. После чего будет экзамен, по итогам которого вы будете допущены к поездной работе на период обкатки.

— Кто не сдаст?… — вырвалось у Кайрата.

–… тот педераст, — закончил его мысль Лёшка. Но на эту выходку Стрельников не обратил внимания и, как ни в чём не бывало, закончил свою мысль:

— Кто не сдаст, тот будет работать в качестве слесаря или монтёра. И пожалуйста, не спрашивайте, будет ли пересдача. Пересдачи не будет. Вопросы есть? Вопросов нет, — Стрельников даже не удосужился дождаться ответа.

Олег Михайлович проводил ребят до двери вещевого склада, а сам вышел во двор, благо выход был за соседней дверью.

— Алтынбаев — назвал Кайрат свою фамилию женщине за высокой стойкой и получил объёмистый пакет. «Зелёная…» — разочарованно подумал он. У Алексея форма была синяя.

Переодеться можно было в небольших кабинках, задёрнутых тканью, похожих на примерочные в магазине. Кайрат натянул на себя брюки и светло-оливковую футболку с длинными рукавами и воротником, плотно прилегающим к шее, а поверх неё — зелёную куртку на молнии. После этого он достал из маленького пакетика шевроны на «липучке» и прикрепил к куртке: на левый рукав «птичку» — крылатое колесо, а на правый — технический знак локомотивщиков: скрещённые молоток и гаечный ключ на фоне зубчатого колеса. Пока парни переодевались, Стрельников успел выкурить сигарету и ждал их в коридоре.

Поднявшись по лестнице, они оказались в тёмном проходе, освещённом редкими лампочками. С одной стороны в стене были широкие проёмы, сквозь которые открывался вид на цех отстоя подвижного состава. Через каждые несколько метров шла лестница вниз, в проход между путями, отчего вся галерея напоминала надземный переход через железную дорогу.

— Осторожно, тут пол неровный, — предупредил Стрельников, не оборачиваясь. — Смотрите под ноги, и в телефоне тоже желательно не залипать.

На противоположном конце галереи располагался выход на внутреннюю территорию депо, едва заметная дверь среди наваленных ящиков и катушек с проводами. Стрельников открыл дверь и шагнул вниз, на узкую и крутую лесенку, где не было ни единой лампочки. Парни последовали за ним.

— Пригнитесь, здесь потолок очень…

Фразу Олега Михайловича прервал глухой стук и весьма эмоциональная фраза, содержавшая лексику, известную всем, но которой почему-то не найти ни в одном словаре: если Кайрата проблема низкого потолка и крутой лестницы не коснулась, то Алексей проверил высоту дверного косяка собственным лбом. Пройдя насколько пролётов, они, наконец, очутились на улице. Как приятно было после грохочущего цеха оказаться на свежем воздухе, в относительной тишине! Алексей озирался по сторонам, потирая ушибленный лоб, а Кайрат вглядывался в паутину из проводов, шедшую от небольшой подстанции, расположенной у бетонного забора. На изящной маятниковой подвеске над путями были натянуты по два контактных провода.

— Олег Михайлович, — поинтересовался Кайрат, раньше видевший нечто подобное только на старых фотографиях откуда-то из Италии, — а почему два провода? Потому что две фазы кинули на провода, третью на рельс?

— Ну, в общих чертах да. И пантографы на крыше, если ты обратишь внимание, попарно установлены. Оно, конечно, локомотивщикам хорошо, техника простая, как кувалда — ни тебе инверторов, ни прочей ерунды. На меди для обмоток, правда, явно не экономили. А вот энергетикам геморрой. Но главное — оборудование несовместимо с другими метрополитенами. Они бы ещё габарит другой сделали, гулять так гулять!

— А почему так устроили? — задал вопрос Кайрат, воспользовавшись тем, что сам начальник депо проводит ознакомление и охотно делится информацией, полезной и на предстоящих занятиях, и в работе.

— Чтобы вам задачки посложнее задавать! Шучу, городские власти решили сэкономить на электричестве. Двигатели без нагрузки начинают работать как генераторы, возвращая энергию в сеть. Перепады высот на трассе большие, поэтому вагоны идут на выбеге почти половину времени. Вот и считай. Вот только то ли крохоборы из администрации, то ли наши швейцарские друзья из «Браун-Бовери» не учли, — начал рассказывать Олег Михайлович, пока они шли по дорожке, вымощенной плиткой, заросшей одуванчиками, в сторону занятых вагонами путей, — что экономия в одном выльется в перерасход в другом. Лично я всегда был против неоправданного риска. Всю жизнь в метро был постоянный ток, а здесь решили, видите ли, выпендриться! А это значит, что со всей этой хитро-мудрой схемой и электрику всю, и сигнализацию надо с нуля проектировать. Кто-то, не будем называть, кто, на этом очень большие деньги сделал. А донести до отдельных скудоумных личностей, что столько лишних проводов в метро — это потенциальный шашлык, не получается. Не я здесь принимаю решения, вот в чём дело.

Олег Михайлович ценил общение с молодым поколением, и видя, что его внимательно слушают, он почувствовал облегчение: наверное, всё же он не зря согласился взять стажёров. Ведь в работе они смогут увидеть много такого, чего не расскажут на теоретических занятиях. Стрельников вспомнил годы своей молодости на Киевском метрополитене, когда в работе ещё оставались древние электропоезда серии Е и их многочисленных модификаций. Там он насмотрелся всякого — несанкционированных перенумераций и перецепок вагонов, полнейшего бардака с документацией, и совершенно безумных модернизаций, после которых вагоны из одного и того же поезда после прохождения капремонта наотрез отказывались работать вместе, и в то же время вагоны совершенно разного типа благополучно (но, разумеется, методом тыка) соединялись в систему. На деповском жаргоне такие сцепки называли «овцебык». Не раз и не два при встрече с очередными «недокументированными возможностями» слесаря поминали крепким словцом конструктора, а тот, в свою очередь, не единожды перевернулся в гробу от творчества местных «кулибиных». Но годы шли, и, когда Олега Михайловича перевели на работу, связанную преимущественно с документами, он не радовался своему повышению. Скорее, теперь он мысленно ощутил приближающуюся старость и хотел воспользоваться любой возможностью поделиться своим опытом с теми людьми, кому он по-настоящему нужен.

— Давайте, сейчас пройдём через цех, я вам заодно покажу, с чем нам предстоит работать, — Стрельников оглянулся, чтобы посмотреть, как лица курсантов расплываются в довольной улыбке, а в глазах начинают бегать огоньки. В последнее время это была любимая часть его работы.

В этот момент из-за тёмно-красного вагона с табличкой «Путеизмеритель» показался мужчина в замасленной спецовке и с большим молотком и, стащив с руки грязную перчатку, поздоровался со Стрельниковым.

Ему было лет тридцать пять, но глубокие морщины на лбу и давно не бритая щетина заставляли его казаться намного старше.

— Здоровеньки булы, Олег Михайлович! А я тут сижу и слышу — туристы идут, а экскурсовод знакомый, кажется! Можливо присоединиться? — сказал он с милым украинским акцентом.

— Я сейчас ввожу новеньких в курс дела, а затем на обед отпущу, — ответил Стрельников.

— Так це ещё краще, тогда я тем более с вами! Я вообще за любую движуху, кроме голодовки! — его собеседник постоянно вворачивал в свою речь украинские словечки, и это звучало крайне забавно.

— Ты бы хоть представился гостям, — попытался умерить пыл парня Стрельников.

— Ах, точно, совсем забыл. Я Дима Антипенко. Старший машинист колонны служебной техники. Ну шо, пионеры, — обратился он к Алексею с Кайратом, закинув молоток за спину и почесав им между лопаток. — Просьба челюсть на пол не ронять!

Стрельников знал Диму ещё с Киева, где они работали вместе в электродепо «Дарница», и тот с тех пор неразрывно следовал за Олегом Михайловичем, словно Санчо Панса за Дон Кихотом. Дима, однако, всегда удивлялся, почему при таком тесном знакомстве с начальником его не продвигают по служебной лестнице.

— По 353-й машине я акт не подпишу, даже не просите. В неё какой-то бес вселился, хоть я во всю эту чепуху не верю, но тут хочешь не хочешь, а поверишь! — серьёзным тоном обратился Стрельников к Антипенко, показывая рукой на дальний путь депо, где стоял ничем не примечательный состав, на лобовом стекле которого белой краской был размашисто нанесён большой крест. — Мы её будем возвращать на завод для устранения брака.

— Это третий вагон в 35 составе? А шо с ним? — протараторил в ответ Дима, резко переменившись в настроении.

— А вот это, — выдержав многозначительную паузу, строго заявил Стрельников, — я бы хотел узнать от вас. Заводчане сказали, что схема самопроизвольно собирается в ходовое положение. Но вот другой человек сказал, что контакт рукоятки бдительности нарушен. Отсюда вывод — либо кто-то заблуждается сам, либо намеренно вводит коллег в заблуждение.

— А гарантийщикам разве его не показывали?

— Куда там! Тут уже не знаю, кому его показывать, то ли гарантийщикам, то ли экзорцисту, чертей изгонять. Когда заводчане прозванивали цепи управления, он чуть не вышиб ворота депо. Если бы вовремя не заметили, наделал бы он нам… Теперь к нему даже подойти боятся!

После этого происшествия проблемный поезд отогнали на самый дальний путь депо, где обычно стоит разная служебная техника — грузовые вагоны, дрезины, поливалки, — и намертво закрутили ручные тормоза на всех вагонах, а рукава напорных тормозных магистралей разъединили. Работники поговаривали, что этот состав никто и не собирался возвращать для ремонта: куда как проще было оставить его в качестве донора запчастей для линейных вагонов.

— Я удивляюсь, как тут ничего не расхабарили за время простоя, — вклинился Лёшка.

— Техники много, но большая часть совершенно бесполезна, — заявил Дима. — Намедни пригнали снегоочиститель, а это реально избушка на курьих ножках с отвалом и щёткой. Деревянная кабина с дверью, как в сельский сортир. И амбре соответствующее.

Алексей брезгливо поморщился, а Дима с довольным видом подмигнул парням:

— Как вам наш музей?

— Эрмитаж нервно курит в сторонке, — ответил Кайрат, несколько удивлённый таким панибратским тоном собеседника. — Мне кажется, в этом депо можно найти хоть чёрта в ступе!

— Ловлю на слове! — усмехнулся Антипенко, наблюдая за тем, как изменился в лице Алтынбаев, когда его взгляд упал на нечто, поблескивающее в полумраке.