Всех скорбящих Радость (сборник)

Юлия Вознесенская, 2015

Сборники рассказов Юлии Николаевны Вознесенской «Утоли моя печали» и «Нечаянная радость, или Раб Божий Владлен и другие истории» – под одной обложкой! В книге, как и в жизни, соединяются скорби и радости, потери и находки, неразделенная любовь и верная дружба – и многое, многое другое. Герои всех рассказов абсолютно узнаваемы – они живут рядом с нами, их истории написаны на основе реальных событий. Пожалуй, от многих из нас они отличаются только тем, что не унывают даже в трудных обстоятельствах, уповают на Бога, стараются превозмочь беду и справиться с самыми отчаянными жизненными ситуациями. Даже в скорбях эти люди, чей живой опыт содержится в рассказах из сборника, стремятся найти положительную сторону. Они хотят и умеют радоваться! И радость приходит к ним.

160 сортов аспарагуса

Рассказ вдовы

Когда стало ясно, что мой муж уходит, я больше всего стала думать уже о его душе. То есть, конечно, я продолжала делать все возможное и невозможное, чтобы помочь ему вылечиться, надеялась на чудо, но меня очень тревожило, что будет с его душой в Вечности. Готов ли он, не слишком ли обременен грехами, не ожидает ли его что-то страшное — ТАМ?

У нас был чудный духовный отец, меня он понимал и поддерживал, а мужа каждое воскресенье приезжал причащать за час до службы. Володя причащался, а потом мы с отцом Николаем ехали в храм. Муж мой очень сурово постился и вообще за последние месяцы сделал такой духовный скачок, что все дивились. Люди приходили к нему не только чтобы навестить, но чтобы поговорить о своих собственных духовных проблемах. Возле него как-то встретились нечаянно два застарелых многолетних врага — и тут же помирились. И кончину Господь дал ему православную: причастился Володя и умер через 20 минут после причастия. Отец Николай только успел от больницы до дома доехать, как я уже позвонила и сообщила о смерти его духовного сына, и пришлось нашему батюшке возвращаться в больницу первую панихиду служить.

Хотите верьте, хотите нет, но первое время мой Володя мне постоянно знаки подавал. Сижу, например, и горюю, что никогда больше не услышу его голос. Потом приходит ко мне мысль заняться разборкой «стенки», чтобы отвлечься. Разбираю, вытираю пыль и вдруг вижу коробку с Володиными магнитофонными кассетами. Он был большой любитель и знаток джаза, а я — нет. Кому-нибудь надо отдать, думаю. Но тут мне вдруг пришло в голову послушать кого-то из его любимых музыкантов, и я взяла коробку и села на диван. Сижу, роюсь в кассетах, выбираю и вдруг вижу странную надпись на одной из них: «Воспоминания об Андрее Тарковском». А муж мой был кинооператор и одно время работал в группе Тарковского. Я схватила кассету, вставила в магнитофон, включила — и услышала голос Володи! Я размножила кассету с его голосом и раздала копии его родным и друзьям.

Примерно то же было с фотографией. Как-то принялась я горевать, что мы не догадались сделать его последние фотографии — не хотели его огорчать. А у него такое дивное лицо стало перед смертью, никогда он таким красивым не был! Но вот не догадались… Сокрушаюсь я, сокрушаюсь, а потом думаю: «Хватит горевать! Надо за дело браться!» А дел было много — надо было все бумаги разобрать, привести в порядок. Машину свою он нашему монастырю завещал, и я взялась за папку с машинными бумагами — и вдруг там нахожу фотографию, пришпиленную к листочку, на котором написано: «Сделать новые права». А это у него было недолгое улучшение где-то за два месяца до смерти, и он тогда заметил, что у него права кончаются. Я-то понимала, что это — пустое, но он пошел и сфотографировался. На фотографии было его новое, духовно преображенное лицо. Я ее увеличила, сделала большой портрет.

Но это все присказки, а рассказать-то я хотела вот что. Через несколько месяцев мы с моим братом и старинной моей подругой поехали в большое паломничество по монастырям. Это было в 1996-м году. Побывали мы в Сергиевом Посаде, в Ниловой и Оптиной пустынях, в Шамординской обители, в Борисоглебском и Пафнутьево-Боровском монастырях, а закончили Псково-Печорской Лаврой и поездкой к отцу Николаю Гурьянову на остров Залита. Дивное было паломничество! И везде, во всех монастырях, во всех храмах, я подавала за мужа годовые поминания, делала от его имени пожертвования (все монастыри тогда еще стояли в лесах) и много денег раздала бедным старушкам с просьбой молиться «за раба Божия Владимира». Не помню уж точно, сколько денег я тогда раздала, но много.

И вот я вернулась из паломничества домой. Сходила на кладбище, конечно, поплакала. Ночевать потом пошла к сыну с невесткой, они недалеко от кладбища жили, а назавтра мы должны были с моими внучками идти на службу в храм. Меня уложили у них в комнате на раскладушке: и вот под утро сквозь сон слышу, как кто-то осторожно садится у меня в ногах на раскладушку. Кто-то из девочек проснулся и боится меня сразу разбудить, думаю я, и открываю глаза… И в ногах вижу сидящего моего Володю! Не очень ясно вижу фигуру в какой-то ослепительно белой одежде, но лицо вижу очень хорошо. И лицо это сияет и полно невыразимой любви. «Володька!» — шепчу я радостно, а он кладет мне руку на руку и говорит: «Тихо! Закрой глаза! — И я послушно глаза закрываю. — Я пришел поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделала». Я спрашиваю: «А ты где, Володя?» — «Я там, куда ты и хотела меня отправить». «В Раю?» — «Да». «А как там, Володечка? Расскажи!» — «Хорошо, очень хорошо. Но рассказывать нельзя. Закрой глаза и спи». — «Ну, пожалуйста! Хоть чуть-чуть!» Он тихонько засмеялся и говорит: «Там одних аспарагусов сто шестьдесят сортов! А теперь — спи!» Пожал мне руку и исчез, а я мгновенно уснула. Просыпаюсь через какое-то время и чувствую, что моя рука лежит на том же месте и она теплая-теплая, как будто муж только что снял с нее свою руку…

Тут требуется некоторое пояснение. Дело в том, что я очень люблю растения, цветы и много о них знаю, а Володя мой в этом отношении был чудовищный профан. Для него все растения делились на две группы: те, которые ему нравились, все назывались одним словом — «петунья», а те, что не нравились, — «спорынья». Увидит новый цветок и говорит: «Опять какую-то спорынью в дом притащила!» Или наоборот: «О, какая славная петунья!» А тут вдруг — «аспарагусы». Очень это меня удивило.

Обрадованная, я растормошила девочек, велела им одеваться и ехать в храм без меня, а сама вскочила на велосипед и помчалась в цветочный магазин, купила самый роскошный букет, какой там нашелся, и отвезла на Володину могилку. Кладбище, на котором он лежит, кстати, возле самого нашего храма Святых Новомучеников и Исповедников российских, а его могилка — прямо напротив входа в храм.

После службы я иду к отцу Николаю, рассказываю ему свое виденье и спрашиваю, как к этому относиться. «А что вы чувствовали?» — спрашивает отец Николай. «Огромную и тихую любовь его ко мне, свет и покой». Он подумал и говорит: «Любовь и покой? Вот и принимайте спокойно». Но у меня еще одно сомненье было: «А как же аспарагусы, отец Николай? Он же в этом ни бум-бум при жизни был!» Отец Николай засмеялся и говорит: «А Там все быстро учатся!»

С тех пор больше мне никаких знаков не было. Да ведь и не надо!