Белка в колесе фортуны

Юлия Климова, 2007

Чудеса на свете есть. Двадцатисемилетняя Катя Щербина узнала это точно, когда выяснилось, что она – родственница и единственная наследница очень богатого человека по имени Карл Август фон Перлюгге. Но чтобы сегодня же стать владелицей компании «Перлюгге и Архипов», она должна выйти замуж за этого Архипова. Как же, разбежалась! Она уж лучше пройдет через три испытания, предложенные коварным дядюшкой. Но как-то так получалось, что и они оказывались связанными с этим Архиповым. Катерина всеми силами стремилась оттолкнуть ненавистного жениха. Но получалось… наоборот. Хитрым оказался граф-родственник со смешной фамилией!

Глава 7

Утро. Первая запись в дневнике — вырвана, смята и отложена в сторону для активного участия в разведении костра. Она гласила:

«Сволочи! Они жрали меня всю ночь! Они набрасывались, точно скопище псов, сдирали с меня кожу, откусывали мои лучшие кусочки и громко чавкали, желая друг другу приятного аппетита! Сво-ло-чи!!

Мои ноги покрыты красными лепешками, я похожа на мухомор, который вывернули наизнанку. Я несчастна, бесконечно несчастна и хочу спать! Какой дурак сказал, что хорошо быть богатым?!

Я готова купить москитную сетку за двадцать тысяч долларов, но кто мне ее продаст?!»

Вторая запись в дневнике — читайте, Карл Антонович, читайте:

«Ночью я познакомилась с местными жителями — москитами. Приятным это знакомство не назовешь, но с другой стороны — я похудела… на два литра крови.

Сегодня планирую:

— построить шалаш,

— заняться рыбной ловлей,

— разжечь первый костер,

— помедитировать (связь с природой здесь просто удивительная)».

Катя сидела на берегу и чесалась. Злилась, запрещала себе это делать и все равно чесалась. Ноги и руки были украшены красными припухшими пятнами, а в глазах застыла вселенская тоска. Н-да… не думала она, что жизнь на столь дивном острове может быть такой суровой. Прощай, оптимизм, прощай.

— Наверное, дядюшка, вы сейчас кофе употребляете… со сливками и сахаром, — едко сказала Катя, скидывая одеяло с плеч. — Бутерброд, наверняка, едите… с сырокопченой колбаской… а еще перед вами стоит белое блюдечко с пирожным — песочная корзиночка, наполненная творожным кремом и фруктами… И не стыдно вам, Карл Антонович?.. — Она тяжело вздохнула и добавила: — Не стыдно…

Поднявшись с кучи примятых листьев, Катя отряхнулась, одернула сарафан и решила во что бы то ни стало благоустроить свой быт. Мысли о бананах не давали покоя, но, рассудив, что лучше относиться к ним как призу за усердие (а как еще заставить себя не ныть и что-то делать?), она занялась строительством жилья.

Сначала она собиралась соорудить нечто прочное и обязательно красивое: ровненькие стены из веток, крыша холмиком, широкая кровать, которая не расползется во все стороны после первой же ночи, небольшая дверка и клумба под окном (ну окно-то сделать не проблема…). Но натаскав веток, ободрав коленку и порезав ножом палец, Катя передумала.

Кому вообще нужны стены?

Зачем нужна дверь? От кого запираться? От москитов?

Продержаться-то надо всего девять дней, так что самое важное — это крыша! Если зарядит дождь, то будет где спрятаться — о большем можно не беспокоиться.

Катя взяла тонкую веточку и начертила на песке нечто напоминающее этажерку.

— Да, — кивнула она, считая себя в данную минуту выдающимся архитектором современности.

Час ушел на то, чтобы найти подходящий для строительства материал. Выбор пал на полые, тонкие, но крепкие стволы отживших свой век деревьев — вылитые водопроводные трубы. Притащив шесть штук к берегу, Катя счастливо вздохнула и, буркнув: «А жизнь-то налаживается», принялась крепить их горизонтально к четырем кучненько растущим пальмам. Веревку заменили напоминающие змей лианы — с трудом, но их все же удалось перепилить в нужных местах уже затупившимся ножом.

Катя пыхтела, кряхтела, злилась, покусывала губы, откидывала с глаз золотистую челку и продолжала трудиться. Сейчас ей хотелось доказать, что она может многое и доказать хотелось не только дядюшке или даже всему миру, но главное — себе самой.

Вытянув руки вверх, Катя вязала узлы, которые для крепости обматывала еще раз лианой. Крепость была весьма относительной, но все же конструкция медленно, но верно обрастала деталями, все больше напоминая желанную этажерку.

Через два с половиной часа Катя отошла к морю и со стороны посмотрела на дело рук своих. К четырем пальмам приблизительно на два метра от земли были привязаны гладкие стволы, образующие прямоугольник с крестом внутри. Осталось только положить сверху подходящие широкие листья, и крыша готова!

Сбор и укладка листьев оказались самым легким этапом в строительстве. С этим Катя справилась довольно быстро. Уставшая, но счастливая, она отложила конструирование кровати на вечер и бодро отправилась к ручью за бананами.

Запись в дневнике:

«У меня теперь есть дом, который по своей прочности переплюнет жалкие постройки Ниф-Нифа, Нуф-Нуфа и Наф-Нафа!»

— Доброе утро, мои голубчики, — задрав голову, поприветствовала Катя бананы и тут же добавила, поглаживая живот: — Сейчас, сейчас… Потерпи еще немного.

Разбег! Прыжок!.. И вниз на землю…

Ничего, ничего, где наша не пропадала!

Разбег! Прыжок! Держаться! Держаться! А теперь вверх — так, так… десять сантиметров… подтянуться… как там учил в свое время физрук?.. Еще. Ноги поджать… У-у-ух! И вниз на землю…

— Мне нужна обезьяна, — с твердой уверенностью сказала Катя, поднимаясь с колен. — Я научу ее приносить мне бананы, и проблема решится сама собой. Обезьяна! Ау! Обезьяна!!! Где ты?!!

— У-йа! У-йа! — раздалось в ответ, и кусты за спиной зашевелились.

Катя от неожиданности подскочила, обернулась, зажала рот рукой, чтобы не заорать, и стала отступать назад, пока не уперлась в пальму. Воображение нарисовало огромного Кинг-Конга, который сегодня тоже еще не завтракал…

Листья раздвинулись, и Катя увидела маленькую несколько вытянутую обезьянью мордашку. На голове светлый пучок волос, плоский нос, тонкие губы и весьма ехидный взгляд.

— Здрасти, — на всякий случай выдохнула Катя и тут же перешла к мирным переговорам. — Я тут у вас ненадолго…

— У-йа, — спокойно ответила обезьянка, почесывая затылок длинным пальцем.

— Не могли бы вы, если это, конечно, вас не затруднит, достать хотя бы один банан вот с этой пальмы и отдать его мне… Понимаете, мой дядюшка — граф Карл Август фон Пфлюгге, весьма своеобразный человек, и он… предложил мне пожить на этом острове в качестве испытания… Э-э-э… — Катя на секунду задумалась — стоит ли доверять обезьяне? Решив, что лучше сохранять нейтральные соседские отношения, не подразумевающие дружбу, она продолжила: — Мне здесь очень нравится, но только хочется есть… Так как насчет банана?

Обезьянка с интересом изучила то, что она отыскала в собственной голове, облизала палец, сморщила физиономию (мол, что пристала ненормальная) и прыгнула сначала на ветку повыше, а затем и вовсе исчезла в листве деревьев.

— Дядюшкин прихвостень! — крикнула ей вслед Катя и с тоской посмотрела на пальму.

Напившись из ручья воды, она сделала еще несколько попыток добраться до зеленых бананов, но все они оказались тщетными. Сбить их длинной палкой не получилось, а сама пальма — зараза такая! — практически не наклонялась. Запрещая себе впадать в отчаяние, Катя решила переключиться на рыбную ловлю.

Удочки нет, лески нет, крючка тоже нет — но это не такая уж и проблема. Смекалку еще никто не отменял! Если хорошенько подумать, если попытаться вспомнить все, чему учили в школе, если откопать в памяти пару-тройку книжек и фильмов по нужной тематике, то выход найдется.

Катя беспощадно оторвала от сарафана одну лямку и с ее помощью прикрепила нож к концу ровной и прочной ветки. Немного прогулялась по берегу, подбирая наилучшее место для ловли, и зашла в воду. Вскинув на плечо только что сделанное копье, она хищно улыбнулась.

— Сейчас, сейчас… — прошептала она, щурясь.

Простояв в воде около пятнадцати минут, изучив до песчинки ровное дно, Катя наконец-то увидела долгожданную рыбешку. Плоская, золотистая с красноватым брюшком, она, не торопясь, плыла по своим делам, не подозревая, что ей уже вынесен смертный приговор.

— Иди сюда, иди сюда, моя вкусненькая… — тихо протянула Катя и от волнения закусила губу.

Рыба не то по молодости и глупости, не то вообще по наивности, подплыла поближе и сделала маленький почетный круг вокруг Кати, демонстрируя свою красоту.

У-у-ух! Копье полетело в воду, и на секунду видимость пропала.

Катя, опустив задранный подол сарафана, предвкушая отличный обед, бросилась вперед. Но реальность оказалось несколько иной — нож скользнул сантиметров за тридцать от рыбы, которая, струхнув, драпанула изо всех сил куда подальше от опасных для жизни мест.

— Ничего… первый блин комом…

Следующую жертву пришлось ждать еще дольше. Ею оказалась круглая пузатая рыба с ярко-голубыми плавниками и оранжевым хвостом. Будь она чуть поменьше, то вполне бы сошла за обитательницу роскошного аквариума, которую и есть-то неловко, но размеры оказались очень даже неплохими, да и Катя сейчас находилась в таком голодном состоянии, что приступы щепетильности сошли на нет.

Вторая попытка оказалась еще плачевнее первой — рыба среагировала на взмах руки и исчезла из вида задолго до того, как кончик копья коснулся воды.

— А-а-а! — выдала на это Катя. Гневно переломила копье через колено и вернулась на берег. — Я хочу есть! — крикнула она, подпрыгивая на месте. — Я хочу есть!

Происходящее, мягко говоря, шокировало. Она, конечно, понимала, почти понимала, что раздобыть еду будет непросто, но не до такой же степени… Катя вспомнила о кастрюлях, которые, похоже, так и останутся неиспользованными, вспомнила о макаронах, гречке и прочих продуктах, вынутых Карлом Антоновичем из ее чемодана, вспомнила о консервах, оставленных дома в холодильнике: баклажаны в томатном соусе с чесноком и сельдь пряного посола. Вспомнила заставленные различными коробками и банками полки в супермаркете и почувствовала такую волну ярости по отношению к коварному дядюшке, что будь он рядом, вспыхнул бы пионерским костром и рассыпался пеплом.

Она уже почти собралась разразиться многоэтажными проклятиями, но тут ее взгляд привлекла движущаяся по песку тень и все громогласные выпады были оставлены на потом.

Маленький плоский краб, суетливо перебирая ножками, двигался к воде. «Еда…» — мелькнуло в Катиной голове, и она коршуном бросилась вперед.

— Стой! — крикнула она. — Стой! Подожди… Ты даже не представляешь, какое счастье выпало на твою долю! Не каждый краб может похвастаться тем, что его готова съесть наследница огромного состояния! Да что там наследница… графиня! Понимаешь — графиня!

Катя зачерпнула мыском босоножки песок, споткнулась и упала, больно ударившись коленом. Краб, видимо, не смог оценить своего важного предназначения, а может, просто недолюбливал графинь, и поэтому без задержек добрался до воды и, так же, как и рыбы, исчез, точно его и не было.

— Мерзавец, — даже слишком спокойно сказала Катя. Поднялась и поплелась к дому-этажерке.

Сил не осталось, зато эмоции переливались через край.

Запись в дневнике (исключительно для себя, любимой):

«Дайте хотя бы корочку хлеба! Черствую, скукоженную, самую маленькую — любую!

Люди! Пока вы живете полной жизнью, ни в чем себе не отказывая, я голодаю! Подайте, кто сколько может!

Р. S. Помощь принимается только продуктами питания!»

Еще одна запись в дневнике — Карл Антонович, добрый день, это вам:

«Половина мероприятий, намеченных на сегодняшний день, выполнена. Сейчас я мило провожу время под крышей собственного дома. Погода прекрасная, настроение великолепное. Ой, извините, вынуждена прерваться… кажется, сварился краб — пожелайте мне приятного аппетита!»

Можно ли употреблять в пищу здешнюю растительность? Катя наклонила голову набок и с интересом посмотрела на листья пышного кустарника, по виду напоминающего папоротник.

— Хм, — произнесла она и полезла в чемодан за кастрюлями. — Суп, я сварю суп… щи или борщ. Прекрасно, прекрасно, как это я сразу не додумалась. Постный супчик мне сейчас совсем не помешает. Кстати, неплохой повод разжечь костер.

Набрав в кастрюлю воды из ручья, отыскав несколько плоских камней, собрав немного сухих веток, Катя соорудила нечто, что, по ее мнению, являлось отличной кухонной плитой: два камня по бокам, дровишки посередине и кастрюля сверху. Простенько и перспективно.

Измельчив светло зеленые листья, Катя бросила их в кастрюлю и, добавив туда же немного морской воды (для вкуса), занялась разведением огня. Подсунув под ветки вырванные и смятые листочки из дневника (прощай, правда, прощай) она чиркнула зажигалкой. О, чудо! Огонь без лишних усилий слопал бумагу и жадно набросился на сухие дровишки.

— Да, — удовлетворенно кивнула Катя и гордо вздернула нос. — Это было непросто, но я справилась!

Вода закипела, листья потемнели и несколько раскисли. Варево приобрело землистый цвет, по краям кастрюли образовалась серо-зеленая пена, и пахла вся эта красота вовсе не борщом и даже не щами…

— Кошачья моча… — констатировала Катя, нюхая пар, валивший из кастрюли.

Но сейчас все эти погрешности казались сущей ерундой — в животе бушевал голод, и хотелось засунуть в рот хоть что-нибудь съедобное.

Катя осторожно сняла с камней кастрюлю и… задумалась. Ложки не было.

— Да сколько же можно, — застонала она и с раздражением посмотрела на суперсуп.

Не руками же черпать… и отлить некуда.

Используя одеяло вместо полотенца, Катя взяла кастрюлю и понесла ее охлаждаться к ручью. Пусть первое блюдо не будет горячим — ничего страшного.

— Эх, видел бы меня сейчас Карл Антонович, — буркнула она, осторожно опуская палец в суп (остыл или нет?). — Вмиг бы подписал все документы и передал мне большую часть фирмы…

Перед глазами всплыл образ Федора Дмитриевича Архипова. Хмурый, явно недовольный, он стоял в центре просторного кабинета с тонкой папкой в руках. Вот он кивает ей и указывает на коричневое кресло во главе длинного стола. Рядом находится другое кресло — конечно же, поменьше и похуже — это место Архипова. Да… неплохая картинка…

Наклонив кастрюлю, Катя сделала первый глоток — большой и нетерпеливый. Невозможная горечь и непонятно откуда взявшийся привкус плесени распространились по всему рту. Клочок пены, оказавшийся сгустком слизи, прилип к губам и вызвал приступ тошноты.

Плюясь и полоща рот водой, Катя на этот раз проклинала вегетарианство.

«Сеанс медитации прошел успешно, никогда я еще не ощущала такую тесную связь с природой», — написала она в дневнике, перед тем как приступить к сооружению спального места в домике-этажерке. Ноги и руки продолжали зудеть, и она с ужасом думала о предстоящей встрече с москитами. Они же в свою очередь не сомневались — им голодать не придется.

* * *

— Не бережете вы себя, Карл Антонович, носитесь по всему свету, а ведь вы уже не мальчик…

— Тебе вовсе не обязательно напоминать мне о возрасте.

— Вот-вот! Не хотите вы посмотреть правде в глаза! Так… о чем это я?.. Ах, да! Вы уже не мальчик. Сидели бы дома и нянчили внуков.

— У меня нет внуков, и ты прекрасно об этом знаешь. А сейчас я как раз занят тем, что… — Карл Антонович осекся и хитро спросил: — А ты, собственно, по какому поводу звонишь?

— Просто так, — не менее хитро ответил Филипп. — Хотел узнать, как вы себя чувствуете, ну и вообще…

— Что вообще?

— Где Катя?! — наконец-то выпалил Филипп, уже не скрывая главную причину своего беспокойства.

Вот уже несколько дней он сгорал от любопытства — где наследница и что задумал граф? Из ранее подслушанного телефонного разговора можно было сделать некоторые выводы: девчушку отправляют в путешествие, и, кажется, мило провести несколько дней вдали от родины ей предстоит в гордом одиночестве…

Большего разузнать не удалось, и Филиппу оставалось только терзаться вопросами и предполагать.

— Ах, вот в чем дело, — улыбнулся Карл Антонович. Он подошел к стеклянной двери и посмотрел на спокойную гладь моря. — Не волнуйся, с ней все в порядке. Она проходит курс молодого бойца.

— Я так и знал! — подпрыгнул на месте Филипп и тут же ойкнул от боли в пояснице. — Вы ее отдали в армию? Бедную девочку уже побрили налысо?

Карл Антонович еще раз улыбнулся и протянул:

— Ты не угадал, дела обстоят несколько иначе.

— Почему бы вам не сказать мне правду, — прошептал в трубку Филипп и на всякий случай оглянулся, — я же умею хранить секреты.

— Я скоро вернусь, и ты все узнаешь.

— И когда это будет?

— Через восемь дней.

Попрощавшись и пожелав своему дворецкому скорейшего избавления от радикулита, Карл Антонович отключил трубку и побарабанил пальцами по стеклу. Он опасался, что его разговор с Филиппом цепко подслушивала сводная сестрица, а уж ей-то точно ничего лишнего знать не следует… Слишком много она задает вопросов последнее время и слишком часто крутится около его кабинета…

— Все у меня получится, — тихо сказал Карл Антонович и сощурился. — Зря ты думаешь, Катя, что остров необитаем…

* * *

Отсутствие информации удручало и нервировало. Выпив залпом травяную настойку, Лидия Герасимовна отправилась за успокоением в парикмахерскую, но никакого облегчения этот поход за красотой не принес. Макияж сделали слишком блеклый, волосы уложили плохо, да еще обожгли ухо феном! И за что она только платит такие бешеные деньги?! За издевательство?

— Дуры, кругом одни дуры, — фыркнула она, швыряя черные сетчатые перчатки на полку перед зеркалом. — Куда мы катимся, куда мы катимся… Филипп!

— Здесь я, — тут же сказался дворецкий, выглянув из кухни.

Лидия Герасимовна вздрогнула и перекрестилась.

— Что ты выскакиваешь как черт из табакерки! У меня и так дисбаланс в душе, а тут еще ты…

— Что у вас в душе? — перебил Филипп, изображая на лице заинтересованность.

— Дисбаланс!

— А… понятно…

— Где Вадим?

— Кажется, на втором этаже.

Лидия Герасимовна поджала губы и покачала головой, что переводилось приблизительно так: «Какое еще „кажется“?! И за что тебе только деньги платят, и как Карл тебя только терпит…»

В присутствии брата она вела себя сдержанно, но стоило ему куда-нибудь уехать, она тут же менялась, становилась капризной — в такие минуты Делягина Лидия Герасимовна чувствовала себя в доме полноправной хозяйкой.

Вадим, развалившись в кресле, смотрел телевизор.

— Ты до нее дозвонился? — резко спросила Лидия Герасимовна, замерев около двери.

— Нет, сначала трубку не брала, а потом стала недоступна, — нехотя ответил он.

— Но я тебе давала номер ее домашнего телефона.

— Там тоже тишина.

— Ты собираешься что-нибудь предпринимать или нет?! — взвизгнула Лидия Герасимовна, с раздражением глядя на сына. Ей очень хотелось, чтобы он бегал по Москве и разыскивал эту не пойми откуда взявшуюся наследницу, дарил ей цветы, назначал свидания, приближая день свадьбы. День их свадьбы.

— Мама, — устало вздохнул Вадим. — Успокойся. Появится она, никуда не денется. Ясное же дело — дядюшка ее куда-то отправил, его и самого нет… Вместе, видимо, уехали. Я же с ней разговаривал по телефону до ее исчезновения, и мы мило побеседовали. Я не должен навязываться, всему свое время.

— Мило они беседовали, — фыркнула Лидия Герасимовна, немного успокоившись, — почему же она тебе не сказала, что уезжает?

— Может, сама не знала, может, дядя не велел, а может, просто не пришло в голову. Мы с ней не так тесно знакомы, и она вправе не делиться со мной личными планами. Это нормально.

— Обещай, что ты сделаешь все возможное и…

— Обещаю, — не желая выслушивать нравоучения, поспешно выпалил Вадим. — Не забывай, это и в моих интересах.

Удовлетворенная, Лидия Герасимовна прошествовала в свою комнату. Только бы все получилось, только бы все получилось…