Майами в Туркестане

Юрий Вячеславович Назаров, 2023

Всеместное распространение интернета, с помощью которого начали находиться старые друзья, и в том числе сослуживцы, разбудило во мне щелкопёра и подвигло к описанию срочной военной службы в рядах «интеллигентных» войск связи непобедимой Советской Армии в самый разгар перестройки, 1986 – 1988 годы, Самарканд – Ашхабад. Краснознамённый Туркестанский Военный Округ.Полагаю, рассказы бывшего солдата будут интересны людям, коснувшимся сурового образа жизни под названием армия. Прошу прощения за местами проскакиваемый стёб, гротеск, сарказм и, может, не всегда уместный юмор, но бранить во злобу дня поздно, а строгий мемуарный пафос, на мой взгляд, это удел брехливых летописцев. Благодаря невольным изломам судьбы, завернувшим жизненный путь к южным рубежам империи, я с превеликим удовольствием вспоминаю военную службу и многих людей, существенно украсивших своей причастностью завершающий отрезок юности. Два года армии считаю лучшей школой становления мужского характера!

Караул

За почти шесть месяцев учебки в наряд по столовой назначался я раза четыре. По роте ни разу не заступал, но почему жребий суточного бдения мне не выпал — загадка! Думаю, без моей скромной персоны было немало жаждущих кайфануть от когнитивного диссонанса в наряде. Некоторые из нарядов не вылезали, дневалили через день.

Зато, стократ наряжался на охрану учебных классов. Задание без контроля, основное приложение усилий было охране: врагу ни маковой росинки! — и уборке помещений. Вечером заступишь, наведёшь порядок и до рассвета держишь дозор с секретного тюфяка за стендовой станцией… Или с табуретов, выставленных в коридоре… Лишь утром не проспи стук в дверь и своей осоловевшей физиономией не выдай признаки тягот неусыпного бдения.

Ночные сторожа выходили на частотные каналы самаркандских таксистов с компактной Р-105. Подвал прибран, спать нельзя, сидишь за приёмником и накручиваешь поисковый вертушок. Поймал частоту, вклинишься со смешком как тот хрен с горы и тянешь волынку. Курьёзов не припомню, но минутный интерес находили…

Пару раз попадал в патруль по городу и раз в караул. Охрана знамени бригады: пост №1! Четыре смены по паре часов караулил незыблемую святыню воинской части, без которой её существование невозможно. Знамя постоянно содержалось внутри стеклянного шкафа на пьедестале в пару неподступных ступенек высоты, в просматриваемом, но глухом аппендиксе коридора на первом этаже штаба.

Вошедшие в здание видели вооружённого солдата в парадной форме, отглаженной до блеска. На белом ремне подсумок под магазин и пустые ножны, на плече автомат, штык-нож пристыкован, за спиной стеклянный шкаф со стягом. Перед шедшими по коридорам штабными офицерами с большими звёздами на погонах часовой стрункой вытягивался «смирно», когда полоса видимости пустела — расхолаживался, подседая вразвалочку «вольно».

При свете дня взор часового заполнял унылый пейзаж шпалер бирючины и можжевельника, почти как в королевских парках. Лигуструмы поддерживали в правильной квадратной геометрии бойцы бригады, но я ни разу не удосужился отдохнуть на работах по благоустройству. Наш взвод к такой деятельности не привлекали.

Во тьме ночи я делал пару приседаний, чтобы как-то размять затёкшие ноги, но днём вприсядку не побалуешь. Два часа на ухо коротки, а поди-ка постой на одном месте? А ещё перед сменой начкар с разводящим предупреждали, нет, недвусмысленно пугали, что в пол возле тумбы хитро встроена тайная кнопка, должная под тяжестью часового находиться в замкнутом состоянии. Шаг в сторону, из караулки бежит команда реагирования, готовая отбить у недруга кумач, а прикорнувшему бойцу воздать под срач.

Не веруя в хитрость половиц, Дима Суманов счёл инструкцию интригующей и дерзнул проверить работоспособность кнопки практикой. Отклонился по вертикали и в некоем пизанском положении раздался жуткий звон. Тревога, прискакал разводящий со сменой караула, и солдату пришлось оправдываться, что переносил центр тяжести и пошатнулся лишнего. Подсрачник воздали в караулке…

Результаты инструктажа были прекрасно видны по часовым, воплощавших деревянных истуканов, боящихся каждого скрипа половиц, но была и прочая напасть — подполковник, не гнушавшийся придраться. Начальник штаба подполковник Шумилин в силу исполнения положений устава часто контролировал выучку подчинённых, доходя до провокаций. Вставал перед линией разграничения поста, докапывался до какой-нибудь зачастую надуманной мелочи, выжидал ответной реакции. Меня тоже проверял, придира неустанный. Ординарно, оправдаю его — по привычке что ли? Не первому мне такой жребий падал…

Утро, первая смена. Самодовольный такой, туго стянутый портупеей и оттого «грудь колесом» подполковник (двадцатилетним задохликам каждый в меру упитанный мужик под сороковник кажется шарообразным) подошёл к незримо отмеченной границе не заступа, встал как пред иконой Христа Спасителя и в прищур пялится. Глаз в глаз. От меня должностному лицу отвада: стойка столбовая, не моргну, не отвернусь. Жду диверсии. В переглядках летела минута. На зрительные провокации часовой не поддаётся, инквизитор перешёл в натиск вопросами, репетированными, по всей видимости, со времён введения в чин:

— Рядовой! Немедленно поправьте портянку правого сапога! — я не товарищ, оказывается? Обратись к нему без «товарища» — гауптвахта меньшим из зол станется…

«Есть, поправить портянку! Но вы пока автомат держите, досточтимый товарищ подполковник!» — вероятно, подобного ответа ожидал штабной провокатор?

— Солдат, поправьте портянку из правого сапога! Вы не слышите моего указания?

«Сам глухой!» — вступило в распри отважное знание, но трусливое сознание рта не открывало. Разводящий Бояркин мой внешний вид сверял, и сам в зеркала смотрел — врёшь, на язык нас не возьмёшь! Настойчивость офицера вызывала душевные метания и даже напрягла поджилки: определяй свои действия применимо к обстоятельствам — оно надо? Обязанности часового вроде выучены назубок, защищён амулетом Калашникова, но и начальник штаба, заруливший в запретную зону, тоже не ишак из упёртых? Смотрю, подполковник намеревается внаглую шагнуть в простреливаемый сектор. Допускать офицера к безобразию никак нельзя, и я возбудился на геройский подвиг:

— Стой, назад! — чур мои голосовые связки, не потерпевшие дерзости блюстителя устава.

— Я начальник штаба! — не отступил подстрекатель и на простреливаемую часовыми территорию двухметрового удаления отважно подсунул ногу.

— Стой, стрелять буду! — схватив ремень автомата, заряженного, замечу, боевыми патронами, подаю на вид.

— Всё! Молодец! — начштаба вскинул руки и отступил на недосягаемую для стража прицельную дальность.

Отстрела начальственного лица не вышло, моё терпение оказалось крепче, нежели казалось!

Единственное сомнение, зашедшее мне на ум — сразу вызванивать караул или не сообщать до смены? (С караульным помещением протянута прямая линия связи).

Похвалы за храбрость я получил после смены поста и от начальника караула, рассказав о неоднозначной ситуации, сложившейся во время охранения замени.

На второй двухчасовке полагал, что проверка повторится заново: тот же гипнотизёр встал уже поодаль метрах пяти от предполагаемой линии отпугивания нарушителей, незначительно поджал губы, подмигнул хитрецой нашкодившего спиногрыза и бодрым аллюром вознамерился скрыться на верхних этажах.

— Да, чуть не забыл! — послышалась роздумь штабного офицера, прилетевшая с лестницы вместе с эхом.

После второй смены начкар довёл до меня телефонный разговор с начштаба, в котором настойчиво желалось отметить часового. Следующим днём командир роты Тарасенко перед общим строем объявил мне благодарность «За чёткое выполнение Устава Караульной Службы».

Я простым увольнением в город обошёлся бы, думой богател, но это непозволительная роскошь для похвально проявившего себя курсанта. Довольствуйся малым…

Начштаба Шумилина неласково поминали за глаза многие курсанты учебной войсковой части, в отношении меня подполковник проявил благородство, не поленился отметить. А так как по службе и тем горше залёту с товарищем подполковником нигде в последующем не сталкивался, то неприязни к нему у меня возникать в принципе не должно. Отнесём всё, как оно было, на боевой опыт…

Про караул есть былина как Репина Ильи картина:

Ух, боевой дух!

Разгар второй половины жаркого среднеазиатского лета. Бахча, виноград и иные диковинные восточные яства в переизбытке, означающем кульминацию несварений солдатских желудков, и вследствие чего завороты кишок, отученных от разнообразия. Интенсивные отлучки в сортир сопровождаются бурлениями в нижней части живота и подгоняются дикими коликами. Поел немытое — «авось пронесёт» обретает прямой оборот, потому как солдатика несёт как вешний лёд в половодье, подсказывая наикратчайшее направление к местам общего отлынивания…

Очередной наряд по части заступила учебная рота, в перечнях означенной сержант Шлык и рядовой Дадонов. На сутки им достался караул — разводящим и часовым соответственно. Развод, принятие караульного помещения, пересчёт подотчётного имущества по нумерации списков и сверка с висящими в рамочке табличками — всё происходило растянуто долго, как всегда муторно и обыденно…

Пост №1 принял первым Дадонов. Служба в разгаре, смена рассредоточена. Шлык возле коммутатора разбирает красочные открытки с видами Самарканда: Афросиаб, Регистан, Гуремир, Шахи-Зинда, усыпальница Тимуридов, Биби-Ханым, Ходжа-Ахрар… «Вершины башен и оград там не охватит дерзкий взгляд!» — воспевал поэт этот город…

Неотстающая зевота в ожидании пересменка морила дрёмой, разводящий листал открытки, и припускал веки. Во мгновение сержанта растормошила трещотка звонка прямой телефонной линии первого поста. Это соединение задействовалось редко, и тревоги отсюда не ждали. Вызов привёл в замешательство, но безответным не остался:

— Караульное помещение, сержант Шлык!

— Пост номер один, рядовой Дадонов, прошу смены!

— Что случилось, Дадонов?

— Не знаю, как сказать. Прошу смены!

Конец ознакомительного фрагмента.