Страницы жизни

Юрий Гилерович

Я, Гилерович Юрий Матвеевич, родился в Ленинграде (Санкт-Петербурге). Вся моя жизнь, детство, юность, учеба, работа прошли в этом городе. Сегодня, когда все окружающее нас меняется так стремительно и необратимо, когда все меньше остается живых свидетелей времени, прожитого страной в ХХ – ХХI веке, считаю необходимым рассказать потомкам о нашей жизни, пристрастиях и увлечениях, друзьях и соратниках, учителях.

Мама

Мама родилась 2 июня (по новому стилю) 1911 года. Она была вторым ребенком. Старшая сестра Люба родилась в 1909 году. Судя по всему, семья жила на съемной квартире за Нарвской заставой в Петербурге. Адреса не знаю. Ничего не известно мне о ранних и школьных годах девочек. Учились, а после смерти отца пошли работать. Мама идет работать на «Кировский завод». На Кировском заводе она согласно записям в трудовой книжке работает с 14.03.1929 по 19.12.1933 на телефонной станции в должности линейного механика.

Одновременно с 1931 по 1936 год учится в Институте связи им. Бонч-Бруевича и работает в проектном отделе Управления ЛГТС в качестве техника-проектировщика. Здесь-то, на защите дипломного проекта и вспыхнула любовь студентки и руководителя. Отец практически похитил молодую студентку. Далее события развивались стремительно. Свадебное путешествие в Гагры. Черное море, пальмы, южное небо, впервые, увиденные юной девой. Страстная любовь — вот и Я.

Свадьбу праздновали в комнате коммунальной квартиры на Суворовском проспекте (Советский пр.) дом 36 кв.4, где жил отец. Комната площадью 21 кв. м. на 3 этаже, сухая, светлая (по справке, выданной Домовым хозяйством №2). Единственно, что осталось на память о ней — бронзовая люстра и настольная лампа стиля ампир. Они и по сей день с нами. К счастью жить в коммуналке не пришлось. Одновременно с пуском Выборгской АТС рядом был построен дом для специалистов связи и отец как главный строитель станции первым получил в нем квартиру. В этом доме наша семья живет и поныне.

После окончания Института связи мама приступила к работе на Выборгской АТС в качестве инженера-стажера и затем помощника начальника станции. Радостная жизнь молодоженов длилась недолго. Пришел 37-й год. Отца снимают с работы как допустившего промахи и не справившегося с работой. В то же время случается пожар на Выборгской АТС. Отец сказал: «Готовься, все повесят на тебя». Так и случилось.

Маму увольняют и откомандировывают в распоряжение технического отдела Ленинградской телефонной дирекции в качестве техника 1 разряда. Затем были война и эвакуация в Казань вместе с Институтом синтетического каучука, где работала Люба.

После возвращения из Казани мама устраивается на работу в Проектно-монтажный трест (ПМТ №5), где она проработала 22 года в проектном отделе, вплоть до выхода на пенсию. Позднее он вырос в НИИ Радиопроектирования. Унаследовав от отца аккуратность, четкость и деловитость она выросла в ПМТ №5 до Главного инженера проектов. Ее спецификой была спецсвязь и станционные сооружения, реализованные в городах Дзержинске, Риге и других.

Неоднократно приходилось мне бывать на работе у мамы. Особенно помнятся первомайские и ноябрьские демонстрации. Собирались на демонстрацию в Апраксином дворе у корпуса №8, где размещался ПМТ №5. Помещение предприятия было весьма убогое, где-то на последнем этаже, под крышей, но коллектив, в котором она провела все эти годы, был исключительно дружный. Общее число сотрудников в те годы было не более 100 человек. Руководителем проектного отдела был Давид Яковлевич Деречинский. Он и его брат Рувим Яковлевич были членами комиссии на защите дипломного проекта мамы. Они-то и сосватали моих родителей. Рувим Яковлевич, впоследствии, был репрессирован и расстрелян в 1937 году.

В тесную компанию приятных и общительных людей этой организации, проводивших свои праздники весело и непринужденно, большей частью у нас дома, входили Самуил Исаакович Аграчев, Ксения Давыдовна Бровкина, Иосиф Давидович Левин, Мария Евгеньевна Максимова, Евгений Петрович Семенов, Елена Владимировна Шелковникова, молодежь — Лев Шагал, Наташа Бутовская, Модест Вайсбурд и другие.

Наверно стоит упомянуть и еще одного сотрудника Это — Константин Хрисанфович Муравьев. Появился он в ПМТ №5 после разжалования из генерал-лейтенантов, начальника Военной академии связи.

Причина разжалования мне неизвестна. Толя Брискер в своих воспоминаниях называет причиной «ошибки в кадровых вопросах», имея в виду использование лиц еврейской национальности. Так это или не так не могу судить, но в быту существовала другая версия. Ему было предложено расстаться с дачей, построенной в Репино силами солдат. Он отказался и выложил партбилет на стол. В 1953 году пошла реабилитация, власть сменилась и ему вернули и ордена и воинское звание, предложили командовать войсками связи Закавказского военного округа, но он предпочел стать ректором Института связи им. Бонч-Бруевича.

Вспомнилось мне это сейчас, спустя 50 лет, после посещения дач и коттеджей, которые приходится страховать и когда никого уже не удивляют дворцы с бассейнами, зимними садами и пр. Но тогда, в 1953 году, когда мы с мамой посетили его на этой даче, обнесенной железным, кованым забором на территории в несколько гектар с прекрасным лесом, надворным постройками и средствами механизации, все это не укладывалось в сознании рядового труженика эпохи советского социализма с его равноправием.

Мама — это слово святое. Дав начало своему чаду, любая мать растит, воспитывает, заботится о нем на протяжении всей жизни. С момента моего рождения мама старалась постоянно быть со мной везде и дома, и на отдыхе, в Сегеже с опальным отцом и в Вычелобке в 1939 году. Она навещала меня в пионерских лагерях, приехала в Одессу специально, чтобы быть поближе ко мне, когда я был там в лагере-санатории. Вместе с ней мы провели отпуск под Киевом в местечке Ирпень в голодный 1946 год и совершили изумительную поездку в Тбилиси в 1950 году, где по пути я впервые увидел и познакомился с Черным морем. Она провела свой отпуск в доме отдыха в Репино вместе со мной после окончания школы, специально чтобы я мог отдохнуть и спокойно подготовиться к поступлению в Институт.

Естественно, что все тяжелые годы эвакуации в Казани я провел вместе с ней. Помню ее искаженное ужасом лицо, когда по дороге в Казань во время бомбежки поезд остановился, а затем быстро тронулся и я не успел подняться в свой вагон и бежал за поездом пока кто-то из следующего вагона не схватил меня за шкирку и не втянул в него. Вернулись мы с ней из Казани с первым поездом, который пошел из Москвы после снятия блокадного оцепления. На вокзале встречал отец с машиной. Увидев нас, водитель, находившийся до этого в блокадном городе, спросил: «Товарищ капитан, а откуда ж они такие?». Пережив в Казани туберкулез, мама страшно переживала и сделала все возможное, чтобы помочь мне, когда у меня обнаружили эту болезнь.

Она всегда следила за тем, чтобы я был аккуратно одет и накормлен. Из множества блюд, которыми меня баловали, в памяти осталось коронное блюдо на завтрак перед школой — творог с вбитым в него яичным желтком. А еще запомнились «стиляжные» ботинки на толстой белой микропоре, которые мама доставала какими-то путями, чтобы угодить желаниям своего чада.

Мама отличалась несомненной красотой. И ее красота сохранилась и не увяла до выхода на пенсию. Конечно, она не была похожа на современных длинноногих див на подиуме, но пользовалась несомненным успехом в молодости, о чем свидетельствуют множество фото на память, и у сотрудников в зрелом возрасте. Отец всегда был готов исполнять все ее пожелания. Мой товарищ по школе, Саша Синдеев, спустя 50 лет после окончания школы признался мне, что был безумно влюблен в нее.

У нее был прекрасный вкус. Она умела красиво и элегантно одеваться даже в то непростое послевоенное время. Поражало ее отношение к своим туалетам. По окончании сезона все аккуратно чистилось, заворачивалось, пересыпалось нафталином и убиралось в шкаф. Ее шубка из «лейпцигского меха» (стриженый котик), которой она так гордилась, подвергалась реставрации у лучших скорняков, так как такого меха нигде было не достать, по-моему, и сейчас хранится упакованная в шкафу.

Бережное отношение к вещам распространялось не только на туалеты, но и на предметы домашнего обихода, независимо от того будь то мебель или садово-огородный инвентарь. В доме два раза в год натирались полы с воском. До войны это делал полотер; после — сами. Сейчас этот культ утрачен. Умение хорошо одеваться она прививала и мне. Тогда не было нынешнего изобилия массового ширпотреба. Костюмы и пальто шились на заказ, и это делалось в лучших ателье в Гостином дворе из материала не абы какого, а обязательно ратин или шерсть, которым сносу нет до сих пор. Это все организовывала мама.

Со смертью бабушки ведение домашнего хозяйства перешло в ее руки. Надо сказать, что она успешно справлялась с этим, переняв в полной мере умение вкусно готовить. Непременным антуражем праздничного стола была сервировка, и к ней у мамы было особое отношение. Помню, как в те годы, когда никакой посуды не было в магазинах, она охотилась за столовым и чайным сервизами, подбирая в тон рисунок. Сколько было счастья, когда в доме появился столовый сервиз с большой суповницей. Правда, мы никогда из нее не ели. А хрусталь! Хрустальные рюмки и фужеры — это был фетиш. И не дай бог разбить их.

В доме всегда отмечались праздники: домашние (дни рождения и Новый Год) и традиционно — 7 Ноября и 27 января. Первое Мая не располагало как-то к широким сборам за столом. Приближалось лето, было тепло, и нет надобности в домашнем уюте. Иное дело 7 Ноября. После демонстрации всем хотелось расслабиться и согреться в домашней обстановке. За столом в этот день обычно собирались кроме домашних (нас и Любы с Сережей) кто-либо из друзей. В послевоенные годы бывали Давыдовы (соседи и друзья по Любиной довоенной квартире), Кирилловы, Татьяна Григорьевна и Константин Иванович, кто-либо из приезжих командированных. В последние годы за столом появились мамины друзья по обществу садоводов-любителей.

Совсем иное дело 27 января, Это день снятия блокады Ленинграда и мамины именины (Нинин день). Это был мамин праздник. Она была «королевой бала». Собирались преимущественно сотрудники. Веселая и жизнерадостная компания, не менявшаяся в течение всех лет: Аграчев, Семенов, Левин, Деречинский, Бровкина, Максимова, Шелковникова, Модест Вайсбурд, Шагал, Бутовская. Закуска на столе менялась от картошки, селедки и водки, обычной закуски для послевоенного времени, до современного стола, но неизменными были смех, шутки и веселье.

В 1966 году мама вышла на пенсию, и надо было искать занятие для души (хобби). Этому предшествовала массированная бомбардировка отца: «Хочу кусок земли, маленькую грядку, где бы можно было выращивать цветы». И отец решает этот вопрос вступлением в Дачно-строительный кооператив на 69 км Приозерского направления Финляндской железной дороги. В том же году дача была построена, и началось освоение участка. Энтузиазм охватил всех, и это было радостное коллективное творчество по организации клумб, дорожек, пересаживанию деревьев.

В организации цветников и выращивании цветов мама достигла больших успехов. Постоянно приходили соседи посмотреть и перенять ее достижения. Выращиванию цветов и кустарников в саду способствовал постоянный обмен экзотическими растениями с ведущими садоводами города через общество садоводов-любителей в Выборгском Дворце культуры, членом которого она была все последние годы. Увлечение цветоводством переросло в создание картинок из засушенных цветов и листьев, создание аранжировок букетов из свежих и засушенных цветов. Несмотря на отсутствие художественной школы (передача объема, построение композиции и др.), чему она училась и постепенно постигала в процессе работы над своими произведениями, а также учитывая тот факт, что к этому моменту она была почти совсем слепая, успехи ее несомненны. И картинки, и букеты неоднократно выставлялись на выставках, завоевывали призы и были желающие их приобрести.

Строительство дачи совпало с важным событием в моей жизни. Я женился, и в семье появилась Лена. Не могу сказать, что она была принята свекровью, хозяйкой дома в штыки, но традиционное противостояние невестки и свекрови, хоть и в завуалированной форме, но было. Борьба за главного мужика в жизни двух женщин часто принимает нешуточные масштабы, выходит за нормы приличия; проявление доброжелательности становится невозможным и оскорбления далеко не редкость. Будучи властной женщиной, мама всячески пыталась навязать свое мнение и по рождению, и по воспитанию детей, и по обеду для любимого чада. Утешением было то, что у нее практически не оставалось на это времени. Все очень просто. Основное мамино внимание было уделено даче, цветам, отцу, перенесшему два инсульта, работе в клубе цветоводов и только в последние годы, когда всего этого не стало кроме единственного сыночка, больное воображение стало давать себя знать. Спасибо Лене, что она сумела понять это ненормальное психическое состояние и преодолеть его.

В 1969 году родился наш сын Андрей. Конечно для бабушки любой внук — это любимый внук. И Андрей, когда мы были на работе или учебе, рос под присмотром бабушки и дедушки. Он был накормлен, одет и обласкан ими. Глядя сейчас, спустя много лет, на это участие мне кажется, что и здесь сказалась мамина властная, требовательная натура, которая подавляла всякую инициативу, идущую снизу. С взрослением Андрея это все чувствовалось острее и вызывало соответствующее отдаление их друг от друга

Красота, и вкус сыграли с мамой злую шутку, наложив существенный отпечаток на ее характер. Она привыкла, чтобы все восхищались не только ею, но и всем, что ее окружало: касалось ли это меня, участка на даче, цветников, картинок, кошек. Постоянно слышались слова «мой сад», «мой сын», «мои кошки» и т. д. Это звучало неприятно, но исправить ее эгоизм было нельзя. А из этого проистекала и другая сторона вопроса: она представляла себя некоей достаточно властной «железной леди», исполнение желаний которой непререкаемо.

Но для этого требуется, как правило, соответствующая экономическая самостоятельность, чего у нее конечно не было.

Отец выполнял все прихоти и пожелания, Сергею Васильевичу было неудобно отказывать, а я естественно возмущался. Ты хозяйка дома и считаешь, что так должно быть, но это не соответствует моим представлениям. Это приводило к мелким конфликтам и не способствовало обоюдному взаимопониманию. Конечно, мама любила меня и всячески заботилась обо мне, но эта «жесткость» ее поведения никак не соответствовала ответной «нежной» любви.

Мама прожила долгую жизнь. В 2001 году мы отметили ее девяностолетие. На праздник собрались родственники и знакомые, поздравил представитель райисполкома. До последних дней она вела достаточно активную жизнь. Она не представляла себе, как можно подняться с постели и не выполнить утренний макияж. Ее, слепую, я постоянно возил на машине в парикмахерскую, чтобы она могла сделать химическую завивку и укладку. Мама скончалась в 2006 году в возрасте 95 лет. Да, она любила и была любима и в памяти друзей и родственников осталась как милая, элегантная, красивая женщина. О ней напоминают посаженные на даче деревья и кустарники, картинки из засушенных цветов.