Испытание любовью. Детективный роман

Юрий Пересичанский

С самого детства судьба благоволила Никите Самойлову, но всему когда-то приходит конец – и Никита вступает в схватку с неожиданными напастями, которым, кажется, нет ни конца ни края, и борьба с которыми требует все больше мужества и стойкости.Но все же, в результате разрешения непредсказуемой, круто замешанной на превратностях детективной интриги, жизненной ситуации, в конце-то концов, одарит ли судьба Никиту Самойлова верой в то, что жизнь-таки стоит того, чтобы жить?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Щедротам судьбы

радоваться не спеши

1.

А благодарил Никита Самойлов судьбу не только за дарованное ему счастье небывалой любви и за успех своего дела, но и за то, что его бизнес вот уже долгое время миновала горькая доля многих и многих бизнесов, попадавших под каток взаимных претензий и разборок, в результате которых более слабые поглощались более сильными, которых в свое время поглощали еще более сильные. Рэкет, рейдерские захваты предприятий, разорение конкурентов с помощью всяких хитроумных схем, шантаж, просто физическое устранение конкурентов — это было все еще довольно распространенными методами ведения отечественного бизнеса: в каменных джунглях отечественного бизнеса выживали только самые сильные хищники. Да и как могло быть иначе в сфере еще не оперившихся и не ставших на ноги экономических отношений, развивающихся в обществе, которое было только в начале пути ко всеобщей победе справедливости, законности и порядка.

Так, например, несколько друзей и знакомых Никиты Самойлова пострадали в этой всеобщей бизнес-войне всех против всех, став жертвой более нахрапистых конкурентов, сам же Никита счастливым образом был вне этих разборок и наблюдал за ними со стороны. То ли бизнес Никиты Самойлова был настолько своеобразен и специфичен, что не представлял интереса для более сильных строительных корпораций, подвизавшихся в масштабном типовом строительстве стандартных многоэтажек, то ли этот его бизнес был слишком мелок для огромных компаний, то ли его бизнес не хотели разрушать, дабы и самим в свое время воспользоваться его уникальными возможностями (как говорится, не плюй в колодец…), то ли еще какие-то причины сыграли в этом свою роль, но от наездов Никиту Самойлова Бог пока что миловал. Пока что.

Как и огромная любовь, вдруг осчастливившая Никиту, беда свалилась на него тоже неожиданно. Надо же было случиться, чтобы огромная строительная фирма некоего господина Одинцова, имевшая заказы на строительство не только в России, но и за рубежом, вдруг заинтересовалась бизнесом Никиты Самойлова, бизнес которого по сравнению со строительной империей Одинцова был, что называется мизерным. Да и сам господин Одинцов, по слухам, в основном жил за рубежом, мало когда посещая родное Отечество — и что этого международного строительного монстра вдруг могло привлечь в небольшом, можно сказать, домашнем бизнесе Никиты Самойлова, было загадкой, загадкой прежде всего для Никиты, тем более, что сам господин Одинцов слыл довольно прогрессивным деятелем, поднаторевшим в Европах и Америках в деле чистоты и законности ведения дел. Но времени для разгадывания подобных загадок у Никиты не было, надо было действовать.

2.

А события разворачивались стремительно, очень стремительно. Все началось довольно тривиально. К Никите Самойлову пожаловали некие господа, которых скорее можно было бы назвать товарищами, поскольку им больше подошли бы вместо стильных костюмов комиссарские кожанки с маузерами, и эти самые господа-товарищи весьма настоятельно посоветовали Никите добровольно сделать его бизнес неотъемлемым структурным подразделением строительной корпорации Одинцова Михаила Яковлевича, в противном же случае, то есть в случае отказа Никиты от столь заманчивого предложения, его бизнес обещали все равно, уже не добровольно, без согласия Никиты переподчинить фирме Одинцова, но сам Никита в таком случае станет никем или даже, возможно, ничем. В случае же, если Никита Самойлов сам добровольно перейдет в подчинение строительной империи Одинцова, Никиту обещали оставить во главе его бизнеса, который в этом случае обещали оставить целостной структурной единицей внутри одинцовской корпорации, а сам же Никита при таком раскладе становился бы обычным, хотя и довольно высокопоставленным менеджером фирмы Одинцова, менеджером, который тогда уже не от своего собственного имени, а от имени господина Одинцова управлял бы своим собственным бизнесом, ставшим уже бизнесом чужим. Конечно, Никите, в случае его согласия, обещали всяческие блага покровительства, свободу действий и все такое. Но…

В общем, все было до боли узнаваемо и банально. Просто акулы бизнеса поглощали более мелкую бизнес-рыбешку. Почему? Да потому, что акулам хочется кушать, а питаются акулы не водорослями, а другой рыбкой, не брезгуя, впрочем, и человеком. Конечно, становиться никем, тем более ничем, Никите Самойлову не хотелось, но не хотелось ему и, потеряв свой собственный бизнес, становиться обычным клерком, подчиненным Одинцову. Ведь потерять свой собственный бизнес — было для Никиты равно утрате смысла жизни. Может быть, Никита и пользовался бы некоей свободой действий, став своеобразным князьком внутри империи Одинцова, но это все же была бы свобода дарованная кем-то, дарованная с барского плеча — собственно, для Никиты такая свобода была, возможно, даже хуже полного подчинения, при котором ты, по крайней мере, точно знаешь, что от тебя все равно ничего не зависит, что ты не имеешь права голоса, а значит, и вины на тебе никакой нет. Свобода — она либо есть, либо ее нет, а полу-свобода — это вечный компромисс с рабством, вечный договорняк со своей собственной совестью. Нет, Никите такие барские коврижки были и даром не нужны.

Никита решил бороться за созданное всей своей жизнью, своими способностями, своим умом, своей душой дело, которое стало частью, причем, может быть, даже главной частью его самого, и без чего Никита уже просто не представлял себе самого себя — без своего любимого дела, да еще отданного кому-то под угрозой «добровольно», Никита Самойлов уже не был бы тем Никитой, которого он знал сам и которого знали другие, это был бы совсем, совсем другой человек, причем явно не лучше теперешнего, а совсем наоборот. Даже если бы он и теперь оставался тем одиноким волком, который, правда уже подыскивал себе пару, и у него еще не было бы Светлячка, Никита даже в этом случае все равно не сдался бы без боя. Тем более сейчас, когда у него появилась не просто реальная претендентка на роль будущей жены, а его единственная и неповторимая половинка, с которой он уже полностью делил жизнь теперешнюю и мечты о жизни будущей, то есть о жизни их будущей общей семьи, благополучие и счастье которой зависело теперь от его стойкости, Никита решил не отступать ни на шаг и стоять до последнего.

Нет, конечно же, узнав о происшедшем от Никиты, который посчитал нечестным скрывать что-либо от своей половинки, Светлана сразу же уверила Никиту, что ей лично сейчас совершенно все равно, будет ли Никита самостоятельным хозяином своего бизнеса, или менеджером в бизнесе Одинцова, или простым рабочим на стройке, или вообще безработным — главное, чтобы они были вместе, а все остальное не важно и как-то решится. Главное для Светланы было, чтобы Никита был жив-здоров и они были вместе, все остальное для нее было совершенно не важно, и если Никите действительно будет угрожать реальная опасность, то есть реальная опасность его жизни, что было вполне возможным, то Светлана настаивала, даже требовала бросить все, послать все к черту — пусть этот Одинцов подавится этим бизнесом, который ему все равно выйдет когда-нибудь боком, а они с Никитой вдвоем начнут все сначала и как-то выкрутятся: руки ноги у них есть, голова тоже, слава Богу, на месте — ничего, не хуже других, выкрутятся, и все у них будет лучше прежнего.

3.

В общем, для Светланы главное было, чтобы они с Никитой были оба живы-здоровы и были вместе, все остальное для нее не имело значения, и Никита, конечно, был благодарен ей за такое отношение к их общей жизни, но все же решил отстаивать свое кровное дело до конца. Для начала он решил встретиться с господами-товарищами представителями корпорации Одинцова (контакты они, слава Богу, оставили) и постараться совершенно мирным образом убедить их в нецелесообразности такой реорганизации, как переподчинение фирмы Никиты Самойлова более крупному предприятию в лице корпорации Одинцова: небольшая своеобразная строительная фирма Никиты Самойлова, став одной из стандартных составных частей более крупного предприятия, полностью и бесповоротно утратит весь свой имидж. Ведь своеобразие и уникальность небольшой фирмы Никиты Самойлова как раз и зиждется на единственности, самостоятельности и независимости этой фирмы, поскольку фирма Никиты Самойлова — это не просто строительная фирма, дерущаяся за подряды по строительству загородных дач, строительная фирма Никиты Самойлова — это, скорее, нечто подобное художественной мастерской, или, например, подобие зодческой мастерской добрых давних, а то и древних времен, зодческих мастерских, которые, приняв предложение на возведение какого-нибудь дворца, собора, крепости или замка, не просто строили здание, а творили произведение искусства. И что же останется от своеобразия и уникальности фирмы Никиты Самойлова, если эта фирма станет рядовым подразделением корпорации Одинцова? Да ничего не останется! А ведь именно только благодаря своей уникальности и неповторимости фирма Никиты Самойлова и была настолько востребованным, популярным и прибыльным предприятием, что, наверное, и стало основной причиной заинтересованности господина Одинцова в этом уникальном, хотя и мелком, бизнесе Никиты — так что, нет никакого смысла господину Одинцову, присвоив себе бизнес Никиты Самойлова, погубить саму причину своей заинтересованности в этом бизнесе, то есть причину востребованности и прибыльности этого бизнеса Никиты, иными словами, нет никакого резона господину Одинцову губить курицу, которая несет золотые яйца.

Тем более, кроме всего прочего, если переподчинение бизнеса Никиты Самойлова фирме Одинцова состоится насильственным образом без согласия Никиты, то сам Никита, естественно, останется не у дел, а его сворованная фирма, став частью бизнеса Одинцова, останется без своего главного, может быть, единственного стержня, на котором эта фирма держалась — без Никиты Самойлова. В самом деле, вся фирма Никиты Самойлова в действительности была только приложением к сердцу, уму, душе, фантазии, предприимчивости и работоспособности своего хозяина Никиты, весь бизнес Никиты был лишь средством для воплощения его таланта — чего стоил весь этот бизнес хотя бы даже только без тех знаменитых каминов, которые в построенных его фирмой особняках Никита делал только собственноручно, создавая каждый раз действительно произведение искусства, собственноручно оформляя каждый камин оригинальной скульптурно-барельефной композицией, соответствующей духу и дизайну всего здания. Может быть, именно эти самые знаменитые камины собственноручной работы, эти души домов, эти настоящие домашние очаги и были главной причиной небывалого успеха бизнеса Никиты Самойлова — что же тогда оставалось от бизнеса Никиты Самойлова без самого Никиты Самойлова.? Вопрос, как говорится, риторический.

Такие и подобные им аргументы Никита и решил донести до представителей корпорации Одинцова на предстоящей встрече, о которой было договорено. Кроме того, Никита хотел заверить представителей Одинцова в том, что к самому господину Одинцову относится вполне уважительно как к пользующемуся славой бизнесмена, ориентированного на Европейские цивилизованные нормы ведения дел, и что Никита, вообще-то, совсем не против сотрудничества с господином Одинцовым, взаимовыгодного сотрудничества, рамки, параметры и сферы которого можно обговорить, и Никита даже сейчас готов сделать несколько заманчивых и выгодных для обеих сторон предложений. Вот с такими намерениями и надеждой на взаимопонимание Никита Самойлов и пришел на встречу в Московский офис Одинцовской корпорации. Самого Одинцова в это время, как впрочем, и вообще большую часть времени, в Москве не было, он был то ли в Париже, то ли в Лондоне, и Никиту встретили все те же господа-товарищи, представители фирмы господина Одинцова по Москве и Московской области, как они сами представились.

Но как только Никита начал излагать свои доводы, обоснования и предложения, то сразу же каким-то шестым чувством понял, что для господ-товарищей представителей Одинцова про Москве и Московской области доводы Никиты, как, наверное, и вообще любые доводы, противоречащие их твердолобой установке, были малоинтересны, то есть были «по барабану». А, как понял Никита, установка господ-товарищей представителей по Москве и Московской области была очень простой, проще не куда, и заключалась их установка в смысле, содержащемся в выражении «было ваше — стало наше». И все. Но даже поняв уже настроение своих визави по выражениям их лиц, по их коротким репликам, по взглядам, бросаемым как друг на друга, так и на него самого, Никита все же до самого конца вел свою линию, стараясь изо всех сил склонить чашу весов на свою сторону.

Но чаша весов в мускулистых, налитых свинцом мозгах представителей по Москве и Московской области держалась намертво — и в завершение переговоров эти господа-товарищи представители заявили Никите, что он сильно разочаровал господ-представителей, ибо они были уверены, что Никита Самойлов, ничтоже сумняшеся, пришел передать взлелеянный им бизнес господину Одинцову и занять с радостью и благодарностью место менеджера в корпорации этого самого господина Одинцова, а вместо этого Никита тут битый час выносит мозги (было бы что выносить) господам представителям всякими никому не нужными умными словами. В общем, было категорически заявлено, что Никите, только из глубокого к нему уважения, дают еще неделю, и если к истечению этого срока бизнес Никиты Самойлова добровольно не будет передан корпорации Одинцова, то передача этого бизнеса все равно состоится, но уже на принудительных, более жестких и менее благоприятных условиях для самого Никиты, ведь решение суда типа «было ваше — стало наше» уже лежит под сукном у одного «заряженного» судьи, и рейдерская машинка стоит на взводе — осталось только нажать на кнопку.

Да, честно говоря, хоть и довольно мало зная лично об Одинцове, Никита, взяв во внимание слухи, все же был намного более высокого мнения о пользующемся славой прогрессивного европейца Одинцове. А получается, вот оно как — сколько нашего волка европейскими хартиями ни корми… Ну да, выходит наивный идеалист в Никите был еще очень живуч. Чего только стоят эти со свинцовыми мозгами господа-товарищи представители по Москве и ее области, которым вместо брендовых костюмчиков более пошли бы комиссарские кожанки с маузерами или, еще лучше, рэкетирские спортивные костюмы с кастетами. Да, как говорится, провел переговоры на высоком уровне. Но как бы там ни было, дарованную ему недельную отсрочку Никита решил использовать для решительной борьбы за свое дело. Отступать и сдаваться он не собирался.

4.

А начал Никита со средств массовой информации, более известных широким кругам под короткой аббревиатурой СМИ — широкая огласка очень даже помогла бы Никите в его дальнейшей борьбе, да хотя бы когда дело дойдет до расследований и судов: и несколько газет, телеканалов и радиостанций с большим энтузиазмом согласились на предложение Никиты освещать, так сказать, в прямом эфире рейдерский захват чужого бизнеса. Далее Никита прошелся по своим друзьям и знакомым — мало ли кто бы чем, да хотя бы советом, помог — но, как говорится, дружба дружбой, а морочить голову чужими проблемами никому не хотелось, особенно, когда на горизонте маячит всемогущий Одинцов. Нет, все, конечно, сочувственно кивали головами, искренне пожимали руку, советовали не падать духом, желали успеха — но все это лишь для того, чтобы поскорее отвертеться от разговора с Никитой. Собственно, Никита ничего другого от этих товарищеских встреч и разговоров и не ожидал, хотя некоторые сведения, почерпнутые во время его коротких разговоров со знакомыми, все же были полезны.

А вот результат похода Никиты по правоохранительным органам его действительно разочаровал: какие-то отрешенные лица правоохранителей при разговоре, словно бы Никита рассказывал им неинтересные старые анекдоты, а не делал официальные заявления о преступлении, эти взгляды куда-то мимо и вдаль, эти неопределенные пожимания плечами, эти брошенные ненароком короткие фразы «да, конечно», «ну это никуда не годится», «конечно, надо во всем разобраться» — и все это от нетерпения поскорее выпроводить Никиту из очередного правоохранительного кабинета. Да, очевидно, Никита таки был довольно наивным, хотя и тридцатилетним мужчиной.

Но рук Никита все же не опускал и делал все возможное и невозможное, чтобы отстоять свое дело и, хоть он и не любил высоких слов, но внутренне понимал, что его борьба — это все же действительно борьба за справедливость, и он делал все возможное, чтобы эта справедливость восторжествовала. Никита на самом деле боролся как мог, а мог он, оказывается, все меньше и меньше: на четвертый день своей борьбы Никита понял, что из тех газет, телеканалов и радиостанций, которые пообещали поддержать Никиту, предав широкой огласке его дело, выполнили свое обещание всего несколько самых захудалых газетенок, да и то репортажи их о наезде на фирму Никиты Самойлова выглядели так, что невозможно было понять, порицают ли они поведение господина Одинцова или, наоборот, восхищаются им, как великим собирателем строительных дел русских…

На пятый день, после утраты надежды на СМИ, пришла очередь надежде на правоохранительные органы: из всех, посещенных им правоохранительных кабинетов, Никите приходили отписки о том, что по заявлению заявителя все необходимые меры принимались, принимаются и будут приниматься, поскольку меры по обеспечению мер, обеспечивающих меры обеспечивания мероприятий по обеспечению…

А тут еще Никита случайно обнаружил, что у него пропали учредительные документы! Вот так вот, просто взяли и пропали учредительные документы, пропали каким-то таинственным, неизвестным и непонятным образом — хотя, вспомнив «интеллигентные лица» представителей корпорации Одинцова по Москве и Московской области, Никита понял, что его документы пропали очень даже понятным, обычным, можно даже сказать, классический способом. Одинцовские старатели, как видно, были ребята ушлые, считавшие, что все средства хороши, а пословицу «не пойман — не вор» считавшие не имеющей никакого смысла, поскольку, если тебя даже и поймали, а у тебя есть бабки, чтобы откупиться от поймавших тебя, то какой же ты в таком случае вор, в таком случае ты, совсем даже наоборот, герой и большой молодец — и логика интерпретации этими лихими ребятами пословицы «не пойман — не вор» полностью распространялась на все параграфы, пункты и подпункты «Криминального кодекса».

А тут еще, узнав, ко всему прочему, об утрате Никитой его учредительных документов, нанятый Никитой адвокат отказался от ведения этого дела, ссылаясь на свою неимоверную занятость и посоветовав обратиться к другому, более свободному от дел адвокату. Одним словом, Никита понял, что он теперь остался лицом к лицу с огромным монстром один — то есть совершенно один. Сам! Но и оставшись один, в одиночку, Никита решил продолжать борьбу. Но…

5.

Но наступил шестой день борьбы. Хоть и говорится о том, что утро вечера мудреней, утро шестого дня борьбы Никиты было очень даже не мудреней. Хотя начиналось это утро довольно привычно, нормально начиналось: Никита собирался, как обычно в последнее время, по своим, определяемым логикой борьбы с Одинцовским наездом, делам, распределив точный график этих дел пока что до обеда. Светлана же отправилась за покупками в магазины. Никита, чтобы зря не расстраивать ее, пока что решил не посвящать Светлану во все подробности и перипетии последних, не очень благоприятных, событий, отговариваясь на расспросы Светланы по этому поводу общими неопределенными фразами типа «все в порядке», «все идет своим чередом» и «утро вечера мудреней».

Но утро шестого дня борьбы Никиты было, мягко говоря, не очень благоприятным, вернее сказать, утро это было одним из самых худших, если не самым худшим утром в жизни Никиты. Он как раз только выехал, направляясь к месту, где он решил завершить начатое вчера и намеченное на сегодня первым дело, когда ему позвонили: услышав звонок, Никита взял мобильный телефон и увидел, что там высветился какой-то неопределенный номер. Сначала решив не отвечать, Никита все же на пятом сигнале телефона ответил — голова его пока что не была сильно занята, поскольку предстоящее дело уже практически было решено, дорога была довольно свободной, утро было прекрасным, услышанная по телефону информация могла быть полезной. Одним словом, Никита ответил на этот неопределенный утренний телефонный звонок какого-то незнакомца.

Собственно, с этого утреннего звонка и началась несчастливая часть жизни Никиты, или наоборот, закончилась счастливая часть его жизни — хотя суть от этого не меняется. После того, как Никита ответил на телефонный звонок, из телефона послышался хрипловатый и какой-то холодный мужской голос, который не спеша и уверенно поведал Никите о том, кто кому в доме хозяин, почему выше лба прыгать бесполезно и в чем заключается правовая основа ведения отечественного бизнеса.

А поведал хрипловатый уверенный голос из телефона Никите о том, что Никите дали семь дней на оформление окончательной и бесповоротной передачи своего бизнеса в корпорацию Одинцова, сегодня шестой день из этих, отведенных ему, семи дней, но ни одного из шести прошедших дней Никита не использовал по назначению, то есть на оформление законной передачи своего бизнеса, а потратил все эти шесть дней совсем на другие, противоположные данному ему заданию, дела, пытаясь передачу своего бизнеса сделать невозможной. А посему, представители корпорации Одинцова по Москве и Московской области считают себя свободными от данного Никите слова не трогать его семь дней и сегодня, на шестой день, заявляют ему, что его, Никиты, женщина, то есть Светлана, у них, и ее, женщины Никиты, то есть Светланы, жизнь и здоровье теперь полностью зависят от правильного поведения Никиты. Правильное же поведение, по словам звонившего, заключалось в том, что Никита обязан был немедленно, то есть в буквальном смысле слова немедленно, прямо сейчас, без каких-либо оговорок и сантиментов, оформить передачу своего бизнеса фирме Одинцова, после чего, поскольку он сам «поднял волну», Никита был обязан «уматывать» из столицы хотя бы месяца на два, дабы «не путаться под ногами», «не мельтешить» и не «отсвечивать» пока «все не уляжется».

В случае же его неправильного поведения, которое заключалось в любом другом поведении, отличном от правильного поведения, Никите предстояло «получать свою женщину», то есть Светлану, «по частям, начиная с пальцев и ушей». Особо звонившим было оговорено предостережение ни в коем случае не вздумать обращаться в правоохранительные органы, ибо первыми, кто узнает об обращении Никиты в правоохранительные органы, будут они, представители корпорации Одинцова по Москве и Московской области — и тогда Никита безоговорочно может считать свою женщину стопроцентным трупом, каким вскорости после этого станет и сам Никита и «сможет встретиться со своей женщиной в мире ином» (в этом месте в словах незнакомца Никита явно расслышал насмешливую иронию). Если же Никита выполнит все, требуемое от него, правильно, то его женщину «не тронут и пальцем», и месяца через два Светлану, «живую и здоровую» и «не тронутую и пальцем» отпустят «на все четыре стороны» и Никита сможет, если, конечно, захочет, найти ее и вернуть себе.

Напоследок Никите было заявлено, что это было последнее его общение с представителями компании Одинцова и что с этой минуты любые контакты между ними и Никитой прекращаются, и что если господа представители Одинцова еще когда-нибудь узнают, что Никита то ли пытается про них что-то «нарыть», то ли хочет на них «выйти», то ли попытается с ними связаться напрямую или через кого-то, то есть если они узнают, что Никита пытается «мельтешить» и «отсвечивать» у них на горизонте, то Никита пожалеет о том, что он родился на свет. Одним словом, Никите настоятельно было рекомендовано всеми силами постараться никоим образом не попадаться на дороге процветания компании Одинцова. «Все. Время пошло», — прозвучало в завершение из телефона и до Никиты донеслись короткие гудки.

Сказать, что Никиту потрясло услышанное по телефону, — это ничего не сказать. Сдавленный побелевшей от напряжения рукой телефон словно бы прирос к уху. Никита во время выслушивания леденящей кровь речи несколько раз пытался что-то ответить этому доносившемуся из телефона голосу, но только беспомощно и беззвучно, словно рыба на берегу, открывал и закрывал рот — словно бы сдавленное холодной рукой ужаса, его горло не пропускало ни звука. Да и что бы он мог сказать?..

Обычно, если надо было срочно ответить или позвонить по телефону, то держа правой рукой телефон и разговаривая, Никита очень ловко управлялся свободной левой рукой с рулем, но сейчас его левая рука дрогнула и он едва не врезался во встречную машину, после чего припарковался, дослушал по телефону ультиматум, пока не пошли короткие гудки, бросил телефон на соседнее сидение, обхватил руль руками, упал головой на руки и долго так сидел, пытаясь что-то понять, сообразить и привести в порядок мысли. Но ничего не соображалось, и в голове все капризно и беспорядочно носилось и бегало от одной, только что казавшейся здравой и ведущей к выходу, мысли, которая оказывалась тупиком, к другой такой же, кажущейся здравой, но тут же превращающейся в тупик, мысли. Этот хаос тупикового мельтешения мыслей нарастал панической лавиной холодящего ужасом ощущения загнанности и бессилия, которое чугунными, прошибающими холодным потом, гирями смертельных предчувствий тянули на дно всеохватывающего и бесконечного отчаяния, а дно это оказывалось все глубже, и глубже, и глубже — но ведь у бездны дна не бывает!

Стараясь как-то выкарабкаться из этого, затягивающего в бездну отчаяния, панического водоворота загнанности и бессилия, Никита вышел из машины, несколько раз обошел машину, прошелся несколько раз по близлежащему тротуару туда и обратно… Боже, как же это могло произойти? Как это могло случиться? Вот, думал Никита, стоит сейчас утром тут в окружении многочисленных прохожих посреди огромного мегаполиса, столицы великой, могущественной страны, стоит он, Никита Самойлов, взрослый, здоровый, нормальный мужик, который прошел и огонь, и воду, и свинцовый град и много еще чего, нормальный мужик, который никогда в жизни ни перед кем и ни перед чем не прогибался и добился совершенно самостоятельно всего, чего только можно пожелать — и вдруг он, этот самый Никита Самойлов, в один миг оказывается нолем, то есть, абсолютным нолем, тем самым пресловутым нолем без палочки. Как же это так?

А она сейчас где-то там, его, Никиты, половинка, Света, Светлана, Светлячок, хрупкий цветик-семицветик, который взорвал жизнь фейерверком любви, о которой раньше Никита не мог даже и мечтать. И сейчас эта его лучшая, прекраснейшая половинка, этот хрупкий цветик Светлячок в грубых, холодных, циничных руках (Никита вспомнил хриплый, холодный голос в телефоне и слова об отрезанных пальцах и ушах) — в холодных, циничных руках безжалостных отморозков, для которых его цветик-семицветик Светлячок только предмет для шантажа, предмет, который можно выбросить, как ненужную ветошь, растоптать, как подвернувшуюся букашку, разбить, как пустую бутылку из-под пива. А он, полный сил, уважающий себя мужик, Никита Самойлов, он ничего, ничего, ничего не мог сделать.

Нет, конечно, первым порывом Никиты во время выслушивания телефонного ультиматума незнакомца было желание прямо сейчас, немедленно приобрести что-нибудь из так до боли знакомого стрелкового оружия и тут же кинуться в бой. Но кинуться куда? Поехать в Московский офис корпорации Одинцова и устроить там душераздирающий разнос? Или? Или Что? Или начать сейчас же, например, колесить по Москве и Подмосковью в поисках. Поисках чего? Понятно, что в поисках Светланы, но как, откуда, с чего начать эти самые поиски? Начать с каких-нибудь любых, первых попавшихся заброшенных развалин пригорода, где в сыром подвале могли бы прятать его Светика, или, наоборот, с какого-нибудь фешенебельного здания в центре Москвы, где его Светика могли бы прятать в одной из комфортных комнат?

А ведь Светлана таки у них в руках и ей каждую минуту угрожает реальная опасность, и то, приведет ли эта угроза опасности к реальной трагедии зависит сейчас только от его, Никиты, поведения — и если он сейчас реально начнет метаться по Москве в поисках возможности расправы со своими обидчиками и спасения Светланы, Светлану ведь и на самом деле могут убить, ведь этим конченным отморозкам убить человека — «как два пальца об асфальт». Конечно же, потом, наверняка убедившись в смерти Светланы, Никита всю оставшуюся, сколько бы ее ни осталось, жизнь посвятит мести — и Одинцову со всей его бандой мало бы не показалось, но какой в этом смысл, если Светика-Светлячка уже не будет в живых. Конечно, потом, если Светлану и впрямь убьют, то после сразу же наверняка настанет и его, Никиты, очередь — и его тоже, хотя это уже будет для них и намного сложнее, его, мстящего, вступившего в смертельную схватку с обидчиками, тоже каким-либо способом убьют, но это уже будет совершенно не важно, ведь жизни без Светлячка, тем более осознавая, что причиной ее смерти, хотя и отчасти, был он сам, Никита никак не представлял.

Еще можно было, например, кинуть клич своим бывшим армейским сослуживцам — Никита точно знал, что большинство из них с готовностью откликнутся на его зов. Но что бы это дало? Они что, всей толпой, разбившись на боевые подразделения, начали бы осуществлять облавы по Москве и Московской области, возбудив таким способом против себя не только отморозков Одинцова, но и правоохранительную систему государства. Главное, что это не принесло бы освобождения Светлане, а наоборот, принесло бы ей смерть. Да и любые, противоречащие продиктованным ему по телефону, его, Никиты, действия не принесут Светлане освобождения, а только лишь приблизят ее смерть, и даже то, что Никита сейчас стоял и предавался фантастическим рассуждениям о своих возможных действиях — это тоже каждую минуту приближало смерть Светланы.

И все это из-за его, Никиты, бизнеса, который, в сравнении с бизнесом Одинцова, был просто мизерным — в сравнении с бизнесом Одинцова бизнес Никиты был просто копеечным. И ради этой копеечной выгоды Одинцов готов был поставить на кон жизнь человека? И дело совсем не в том, большую или меньшую поимеет выгоду Одинцов, поставив на кон жизнь человека, а в том, что жизнь человека ставилась ни во что по сравнению с деньгами, и какая разница, большую или меньшую сумму денег выторгуют в обмен за эту, не имеющую в глазах Одинцова никакой ценности, жизнь, жизнь человека, жизнь его, Никиты, неотъемлемой половинки, жизнь его бесценного Светлячка, в любви с которой они мечтали подарить этому миру еще много жизней своих детей — но достоин ли этого был мир, этот жестокий бездушный мир?

И каким же подонком, оказывается, был этот Одинцов — эта европейски цивилизованная надежда отечественного бизнеса. Да пусть он подавится этим бизнесом — Никита отдал бы за Сетлячка не только свой теперешний не очень шикарный бизнес, а любую многомиллиардную транснациональную корпорацию, если бы она у него была. Никита отдал бы весь мир в обмен на то, чтобы с головы его Светлячка не упал ни один волос. Дело ведь не в потере бизнеса, а в том, что попрана, побеждена справедливость, в том, что растоптаны право, закон, достоинство человека, в том, что в это, казалось бы, цивилизованное время, вообще возможно такое.

Что же, все равно ничего он противопоставить сейчас не сможет этому «удару под дых», решил в конце концов, Никита — главное, чтобы Светлана была живой и здоровой. Пусть подавятся его бизнесом. Никита отдаст им свой бизнес в обмен на жизнь Светланы и выполнит все, что только от него ни потребуют, лишь бы она была живой и здоровой. Пусть подавятся. Никита выполнит все их требования, затаится на время, пока Светлану не отпустят, потом найдет ее, обеспечит ее безопасность, спрячет ее. А потом пусть уж эта сволочь Одинцов и его банда не взыщут, потом уж Никита найдет способ призвать к ответу каждого, кто хоть как-то был замешан в этом пакостном деле. В общем, утро вечера мудреней. Иного выхода, все равно ведь, нет.