Апотекарий

Янтарёк (2024)

Моя наставница решила, что я готов к самостоятельной жизни и накануне указала на дверь. «Житка тебя позвала, вот и иди за ней» — сказала она, вручив прощальный подарок. Знал бы я куда он меня поведëт — отдëрнул бы руку. Но подарок я принял и унëсся в своë первое приключение и знать не зная, что ждëт впереди, с кем встречусь и куда попаду. Но главное — мой алхимический чемодан со мной, как и впитанное годами ремесло. А остальное само всё сложится. Начало пути становления юного Апотекария.

Глава 2

Я следовал за наездницей по тропкам между корней, огибая деревья. Всё это время мне безудержно казалось, что мы увеличиваем шаг и набираем скорость. В момент довольно резкого подъёма по массивному дочернему стволу, обвивавшему исполина, я всё-таки запыхался, когда мы взобрались заметно выше, оказываясь на уровне нижних крепких ветвей.

— Постой… Дай отдышаться минутку… — просипел я, наклоняясь и упираясь рукой в колено. Вторую, несущую чемодан, даже согнуть не мог — мышцы от натуги затвердели.

Лиса остановилась впереди и в два прыжка оказалась рядом, попадая в поле зрения. Мой расфокусированный блуждающий взгляд остановился на её лапах. Я с каким-то необъяснимым спокойствием отметил, что они стали больше и теперь чуть меньше моей ладони. Удивился, теряясь в догадках. Чудеса? Или игра воображения? Или просто померещилось?

Отдышался, выпрямляясь и переложив поклажу в другую руку, осторожно начал разминать первую, внимательно рассматривая сопровождающих.

Они действительно стали больше. Я частично разглядел лицо девочки, с плавными округлыми чертами и чуть вздёрнутым маленьким носом, но глаза прятались в плотной тени её мухоморной шляпы. Я даже смог рассмотреть изящную вышивку на её белом платье; пальцы на руках и босых ногах, тонкие и цепкие, тонущие в грубой рыжей звериной шерсти. Да и сама лисица сильно увеличилась — её голова теперь на уровне моей груди, а снаряжение выглядело почти как обычное.

— Что за чудеса? — обратился к наезднице, показывая, что готов продолжить путь.

Она слегка наморщила нос и, коротко кивнув, ответила:

— Магия леса. Заканчивается, — её голос стал менее высоким, но слова так и остались рваными обрывками. Я подумал, что сама речь ей даётся с трудом, но, получив ответ, успокоился, рысью бросаясь за вмиг умчавшимся вперёд пушистым хвостом.

Скáчки над пропастью на заметной высоте продолжались ровно до того момента, как я выдохся во второй раз. Это случилось перед спуском с широкой кривой ветви, отходящей почти от основания ребристого закомелистого дерева. Я при виде такого препятствия в панике затормозил — у меня же нет лисьих когтей! — и, соскользнув одной ногой, упал на гузно, буквально поехав вниз, протирая штанины и обнимая чемодан для его сохранности.

Меня словно сам лес сберёг!

Без единой кочки я прикатился к твëрдому основанию, по стволу сползая на траву. Запоздало охнув, поднялся, потирая ушибленное место, заодно проверяя целостность штанов и готовясь к продолжению пути. Пройдя под арочным сгибом мшистого корня, где скрылись сопровождающие, я остановился. Девочка стояла рядом с огромной (по меркам их породы) сидящей лисой, держа руку у неё на шее. Как я понял, она, как и зверь, перестала увеличиваться, став размером с обычного человеческого ребёнка. Они молча ждали меня. Видимо, мы достигли нужного места.

Я осмотрелся: это оказалась укромная полянка, между досковидных корней, высотой у ствола чуть ниже моей головы, создающих по-своему уединённое место. Тот, под которым мы прошли, словно ворота дыбился над землёй и утекал в обрыв, к туманной реке. На мгновение мне даже почудилось, что я услышал дробный звук осыпающейся каменной крошки, уходящий эхом вниз.

Само дерево — затянутое мхом настолько, что полностью скрывало кору — выглядело шире и старше многих тех, мимо которых мы мчались сюда. Подробнее разглядеть было трудно, проводники закрывали собой большую область, однако поверх мухоморной шляпы и лисьей головы я увидел верхушку темнеющей древесной полости.

Девочка отошла от лисы и поманила меня за собой, мягким шагом ведя к основанию исполина. Я уловил слабый запах запёкшейся крови и сладковатый привкус подгнивающей плоти. Внутри закопошилась тревога.

Она отошла в сторону, и я увидел, что пустотелое дерево прячет в себе травяную лежанку с босым человеком на ней, лежащем на боку к нам спиной в потрëпанном походном костюме.

Реакция на наше появление отсутствовала, но я остановил себя от поспешных выводов. Мухоморчик, так я про себя назвал девочку-проводницу, просительно посмотрела на меня, заметно волнуясь.

Я кивнул, ставя чемодан на землю возле полости и закатывая рукава своей рубахи. Снял со спины куль и поклажу с пояса, положив их рядом, давая себе лёгкость и свободу движений. Присел на колени возле человека.

Что ж, посмотрим, что тут имеется.

Во-первых, это была она, о чём явственно сообщали формы поджарого тела. Во-вторых, девушка либо во сне, либо без сознания, что в некотором смысле одно и то же. Беглый осмотр спины и задней стороны конечностей показал, что внешне она в порядке. Среди светлых недлинных волос на голове кровяные потёки отсутствовали. Я нащупал только маленькую шишку на затылке.

Осторожно перевернул её, придерживая за плечо и пояс, осматривая остальное тело. С другой стороны на голове обнаружился кривой шрам, от скулы и через подбритый висок он заканчивался над ухом. Судя по затянутости, это её давнее приобретение. Осматривая остальное тело, я обнаружил несколько больших ссадин и синяков на одном боку и плече. При этом кости оказались целы и на своих местах.

Основная беда нашлась на правой ноге: рваная глубокая рана, с почти свернувшейся кровью, едва подтекающая сукровицей и тёмной гнильцой, начиналась чуть ниже колена и тянулась до стопы. Зрелище вместе с исходящим душкóм то ещё, работы будет много. Тревоги добавляла и чернеющая местами сочащаяся кожа вокруг неё. Сюда бы настоящего лекаря или целителя. Но для этого нужно время, и я могу его предоставить.

Отвернувшись от раненой, я обратился к проводнице:

— Здесь рядом есть поселения? Ей требуется серьёзная помощь целителя, — говорил я, разворачивая чемодан и освобождая доступ ко всем его внутренностям. Он шуршал и позвякивал, готовый мне помогать.

Девочка наклонила голову, ещё глубже скрывая лицо под шляпой, и, переминаясь с ноги на ногу, глухо ответила:

— Не помогут. Отказались. Прогнали.

У меня аж лицо вытянулось от услышанного. Но, припоминая многократно сказанные слова Каши о том, что сердобольны только причастные, я глубоко вздохнул и сам себе покивал.

— Так… — мысли завертелись в совсем ином ритме, — так, так… — я думал, как быть и с чего начинать. Раздавшийся болезненный стон-всхлип раненой подстегнул скорость принятия решений.

— Будешь мне помогать.

Мухоморчик кивнул

— Нужен костёр, плоский камень, глубокая ёмкость и вода. Много воды. Ещё гладкие листья, чем мягче, тем лучше.

Моя речь и скорость рук, достающих мешочек с сушёной иссилией, ступку с пестиком и бутыль с масляной ореховой основой, были чёткими и быстрыми.

Девочка подскочила, бросаясь к лисе и почти в прыжке взлетая в седло. Они умчались, а я сосредоточился на лекарстве, чтобы использовать его для припарки.

В моей голове проявился путь: сначала обезболить, затем очистить, убрать всё мёртвое и только потом стягивать чистую рану. Я хмуро морщился, но уже делал — будет непросто, и ей — очень больно. Но должно получиться.

Получив в ступе густую однородную массу, я выдержал в ней два подсушенных лепестка кувшинки и приложил к ноздрям девушки. Пусть озёрные сёстры уведут её подальше за собой, в мир глубоких грёз — так нужно.

Дождавшись её ровного и глубокого дыхания, я достал свёрток с инструментами, развернув его возле себя.

Срезал узкими ножницами остатки штанины, полностью открыв взору ногу. Дневного света в полости едва хватало, я понимал, что его мало, и зарылся в куль, вытряхивая из него почти всё, но выудил искомое: походную лампу и свёрнутые чистые льняные лоскуты.

Достал кусочек этерия и, хорошенько его встряхнув, поместил в держатель. Минерал засветился, наполняя древесный карман белым подгорным светом. Поставил лампу рядом, ещё внимательней осматривая рану. В некоторых местах разрыв доходил до кости, для сращивания понадобится сильное регенерирующее. Что у меня с собой есть? Что здесь сможет помочь? Сюда бы кровь северных химер с Эмасса… Но у меня есть только маленький флакон с заячьей. По своей структуре и свойствам она слишком слабая для такого случая. Нужно будет еë усилить.

Я обратился к чемодану, фиксируя его устойчивость на земле с помощью раскладных маленьких ножек на дверцах, и стал доставать мешочки, склянки и выдвигать ящички, подбирая подходящую формулу и ингредиенты.

Вернулась наездница. Я указал место, где нужен костёр, и она как-то чересчур ловко для ребёнка развела его из хвороста, какой-то короткой лианы и маслянистых ветвей. Потянуло дымом, я отвлёкся, принимая из её рук плоский камень. Осмотрев его на целостность, положил в пламя и начал укладывать нужные инструменты поверх. Их необходимо хорошо прокалить, чтобы избежать нового заражения.

Следующим она выудила из лисьей поклажи длинные листья и протянула мне. Мягкие, свежие и гладкие, без посторонних вкраплений, паутины и насекомых — то, что нужно.

Пока я рассматривал листья, она поставила рядом со мной средних размеров металлический котелок и передала наполненный бурдюк. Думается мне, что это всё из их личных запасов, но это и хорошо — я понятия не имел, где в таком лесу искать источник воды, а она нам очень нужна.

Наполнив на две трети котелок, поставил его рядом с камнем на огонь.

— Благодарствую, — произнёс я, улыбнувшись в надежде поддержать мухоморчика, но в ответ получил только долгий пристальный взгляд на открытую рану. Она молча сморгнула и отошла, вместе с рыжим зверем садясь на траву, чуть поодаль от костра.

Я развернулся к девушке, вспоминая, что делала бабка в подобных случаях. Сложил ладони лодочкой у своего лба и, склонив голову, едва слышно прошептал, обращаясь к Зелёной Богине:

— Вечная матерь, поддержи эти руки дланью своей.

Провёл ладонями по лицу, протерев глаза. Проморгался, фокусируя взгляд то на больших, то на малых деталях и, размяв пальцы, полностью сконцентрировался, отсекая от себя весь мир.

Пришло время браться за дело.

Под удивлённым взглядом наблюдателя я со словами «храни пламя» сунул руки в костёр, несколько мгновений прокрутив их со всех сторон. Старый бабкин заговор сбережёт меня от ожогов, позволив сосредоточиться на действиях и процессах.

В закипевшую воду погрузил развёрнутые льняные лоскуты и несколько принесённых листьев. Ещё пару из них я оставил возле себя для сброса гнильцы.

Через внутренний счёт на триста, подцепил и вытащил набухшую обмякшую зелень и стал наносить тонким слоем обезболивающую массу на одну сторону, после оборачивая ногу как можно бóльшим захватом, оставляя открытой только рану и повреждённую заражением кожу. Закрыв всю конечность от колена до стопы, я приступил к следующему этапу.

Лампу с едва слышным внутри смущением пристроил между бёдер девушки и поставив шипящий котелок рядом с собой, взялся за прокалённые инструменты, начиная чистить рану.

Запахло палёной кожей и мясом, свежей кровью и потревоженной гнильцой, но я запретил себе даже поморщиться. Срезал и убирал мёртвые кусочки, сгустки крови и почерневшие ошмётки кожи, помогая себе мокрой горячей тканью. Смахивая предплечьем пот с лица — всё же костёр под боком в летний день то ещё испытание — я накрывал кипячёнными лоскутами уже обработанные участки; заново обжигал инструменты; споласкивал руки, выдерживал их над пламенем и боролся с гнильцой. Она сопротивлялась, как и всякая любая зараза, но я оказался упорней, продолжая сбрасывать её на подготовленные листья.

Из-за глубокой и тщательной очистки края раны в некоторых местах увеличивались, но в допустимых размерах. После каждого убранного кусочка я делал замеры, держа в памяти знания о возможностях человеческой кожи. Это мне понадобится, когда дело дойдёт до стягивания, но контроль нужен с самого начала. Посвежевшая кровь местами сочилась, напитывая ткань. Это наводило на попутные мысли, что такие большие потери самостоятельно девушке придётся долго восполнять.

Через продолжительное время и усилия рана приобрела чистый и посвежевший вид. Я собрал временные, напитавшиеся кровью лоскуты, скидывая их в котелок. Подтянул листовые припарки, накрывая рану так, чтобы стороны с обезболивающей массой плотно прилегали к ноге. Использованные инструменты отчистил от остатков кожи и мяса, один за другим отправляя их в ёмкость с помутневшей грязной водой. В ней же хорошенько обмыв от крови руки, вытер сухим лоскутом и достал из чемодана плотно закупоренный длинный флакон с крупной едкой солью. Аккуратно наклонил над котелком, добавляя несколько кристаллов и тут же убирая его обратно, плотно заткнув пробкой. В котелке раздалось возмущённое и яростное шипение. Когда оно утихло, тонкой плёнкой затянув всю поверхность, я отправил его на костёр.

Теперь пора заниматься следующим этапом — регенерацией и стягиванием.

За время чистки успел подумать, чем можно обойтись в этом случае из имеющихся средств. Достав пару узкогорлых сосудов, плотные пробки, флаконы, весы и почти ювелирные маленькие ложки, составляя их в ряд на чемодан, приступил к делу.

Расчёты взвеси укрепляющих составных заняли меньше времени, чем я предполагал. Сказывался опыт подготовки и варки различных зелий на протяжении долгого времени обучения. Однако сейчас я упёрся в то, что заячья кровь, даже усиленная толчёной чешуёй камнешкурой рыбы и стабилизированная железом, может вызвать отторжение. Для избежания этого необходимо вывести итог формулы в нейтраль, иначе с девушкой будем прощаться — её организм просто откажется принимать постороннюю кровь. Или нет, и всё получится как положено…

Можно, конечно, использовать корень вредня, но с ним шансы на успех значительно уменьшатся, хоть он и считается одним из лучших растительных нейтралей. Нужно что-то более устойчивое и подходящее. То, чего в моих руках никогда не было, — Саабесские лотосы.

С этими размышлениями я пыхтел, потел, дыхание иногда замирало, и результат заготовки лёг в мою ладонь — пухлый с ровными гранями и плоским донцем флакон, закупоренный пробкой. На одну треть его заполняли порошки, пыльца и несколько кусочков железа на дне. Осталось решиться и добавить заячью кровь с вреднем…

Я остановился. В голове образовалась необъяснимая тишина.

Повернулся к девушке, отстранённым взглядом упёршись в раненную ногу.

Кровь!

Её собственная кровь!

Это же лучший персональный катализатор, который сможет обойтись без нейтрали. Да, для других организмов использовать его будет чревато губительными последствиями. Но мне это и не нужно!

Воодушевившись, я прокалил инструмент и, приподняв край припарки, выискал остаточно кровоточащее место, делая лёгкий поверхностный надрез. Капли свежей чистой крови собрал лезвием и аккуратно смахнул в заготовку.

Реакция началась сразу же. Я отставил руку, держа снова закупоренный сосуд на уровне глаз, плавно покачивая его из стороны в сторону, ненавязчиво перемешивая содержимое и наблюдая, как оно разжижается, набирая массу.

Боковым зрением заметил, что девочка с широко открытыми глазами смотрит на происходящее. Она даже придвинулась ближе, сидя на корточках и сжимая пальцами коленки.

Я улыбнулся уголками губ, пристально следя за содержимым флакона — страшно и любопытно — именно такие эмоции и у меня вызывали первые алхимические процессы в руках бабки Каши.

Поймав момент, когда начали растворяться кусочки железа, тут же сунул дно флакона в языки пламени, теперь уже крутя его, перебирая пальцами.

Метаморфоза внутри стеклянных стенок продолжалась, жаропрочное стекло горлышка оставалось тёплым, и я увидел шансы на успех. Они объяснялись маленькими пузырьками воздуха, стремительно поднимающимися со дна. Это означало, что смесь стала единой, постепенно приобретая ровный вишнёвый цвет. То, что мне было нужно. Этого зелья регенерации должно хватить на сращивание всей раны и залечивания ссадин.

Я поставил шипящий флакон рядом с собой и, в очередной раз тщательно обработав пламенем руки, снял верхние припарки. Рана всё ещё выглядела жутко, но чисто, без новых наростов гнильцы.

С тихим «чпок» вынул пробку и принялся тонкой струйкой заливать в неё горячую вязкую жидкость. Начал с самого серьёзного — там, где виднелись кости и сильно расходилась кожа. Зелье заполняло пустоты, вступая в реакцию с тканями и кровью, продолжая набирать массу.

Я встрепенулся, теперь действуя ещё быстрее и чётче. Резким и точным движением выудил из бокового ящичка моток сверкнувших на свету шёлковых ребристых нитей и снял с камня прокалённые тонкопалый щуп и крючковую иглу, оставив без внимания, как они жаром куснули меня за пальцы.

Сшивал рану тщательно и аккуратно, подтягивая кожу, без лишнего напряжения для неё. Вот здесь мне и понадобилась вымерка, сделанная при очистке. Крестовые стежки успевали впитывать регенерирующую смесь и, окрашиваясь в её цвет, кристаллизовались, плотно и крепко удерживая края раны друг с другом.

Этому методу меня научил один мрачный замкнутый алхимик — лет семь назад — когда на городском фестивале-ярмарке я случайно удивил его своим зельем сновидений. После пробы он нашёл меня на следующий день, назвал зелье дурманом и обменял рецепт на свои знания о сшивании живых тканей. Одежду-то штопать я и так умел, но с живой плотью оказались свои тонкости.

На прощание он со своей обычной хмуростью вручил мне эти самые инструменты: моток ребристых нитей, иглу и щуп. Я был восхищён и очарован настолько, что практикой его знаний вызывал ревностное и яростное одобрение бабки Каши. Она поощряла моё стремление к знаниям и учениям, хоть и гоняла за то, что я принимал их от кого-то кроме неё. А того алхимика я запомнил — Шагáл из Мирáфиса. Хотелось бы с ним ещё встретиться. Я ведь теперь путешественник, и кто знает, возможно, это случится.

Я затянул узелки и срезал нить. Накрыл обновлённой припаркой шов и крепко обмотал листья кожаным шнуром, обвивая его вокруг ноги, немного потревожив конечность. Отметил про себя, что худоба и лёгкость тела — это всегда преимущество.

Закончив с этим, я нанёс остатки регенерирующей смеси на ссадины на теле девушки и погрузил пустой флакон в котелок.

Только после всех этих действий я глубоко вдохнул и медленно выдохнул, позволяя себе расслабиться. Отодвинулся к древесной стене, спиной откинувшись на её тёплый мягкий под мхом край и прислонившись к нему головой. Ясный летний день в моих глазах помутнел, сердце гулко ухало, пальцы задрожали, но все эти ощущения меркли от одинокой спокойной мысли:

«Я сделал то, что было в моих силах».