Зойкина квартира

Ночь. Квартира ярко освещена. Шампанское. Цветы. Во всех комнатах идет пир. При открытии занавеса звенит гитара, звенят бокалы.

Лизанька (стоя на столе, поет под аккомпанемент Аметистова на гитаре).

Отчего да почему да по какому случаю Коммуниста я люблю, а беспартийных мучаю!

Аметистов.

Эх, раз, еще раз! (Поэту)

Роббер.

Браво, Лизанька! Эх, раз!

Аметистов (кричит хроматической гаммой).

Делай! Ах-тах-тах-тах-тах!

Бурные взрывы хохота за сценой, звон битого стекла.

Зоя (появляется в ослепительном туалете).

Господа, кому угодно еще шампанского? Александр Тарасыч, не забывайте гостей.

Аметистов.

Ни в коем случае я их забыть не могу. Клиент нашей фирмы должен чувствовать себя как на лоне природы. Херувим!

Распахивается занавес, показывается ниша, превращенная в курильню с китайским бумажным фонарем. Виден Курильщик в качалке.

Курильщик (стонет).

Нирванна… Зойка исчезает.

Херувим (появляется из ниши. Он странен, великолепен).

Сто?

Аметистов.

Шампанского! Херувим исчезает.

Лизанька.

Я ли милую мою из могилы вырою, Вырою, обмою…

Аметистов (с пафосом).

И опять зарою!

Роббер.

Эх, раз, еще раз! Лизанька, браво, браво!

Поэту (Аплодируют.) Херувим подаст шампанское, исчезает и нишу, задергивает Курильщика. Взрыв хохота за сценой. Слышен глухой вопль Мертвого тела. Хохот Мымры, хохот Ивановой.

Зоя (за сценой).

Господа, что вы!

Поэт.

Лизанька, Лизанька! Нет, у меня нет слов, чтобы выразить вам мой, мой… Что я хотел сказать… восторг. Вот книжка моих стихов. Прочтите. Вы поймете, что у меня вселенская душа.

Аметистов.

Браво, браво!

Лизанька (принимает книжку стихов).

Мерси. (Засовывает книжку за чулок.)

Роббер.

Лизанька, поцелуйте меня!

Поэт.

Нет, меня!

Роббер.

Виноват, молодой человек. Виноват.

Поэт.

Лизанька, неужели мои стихи не стоят поцелуя?

Аметистов.

Пардон-пардон, кто же в этом сомневается?

Роббер.

Лизанька, долой поэта! Молодой человек, что вы прилипли?

Поэт.

Простите, я имею такое же право, как и вы! (Явно пьян.)

Аметистов.

Виноват, миль пардон. Лизанькин поцелуй такого сорта, что спор неизбежен. Если б я вам рассказал, какие люди добивались ее поцелуя…

Лизанька (пьяна).

И добились.

Аметистов.

Пардон-пардон… За сценой начинается фокс-трот под рояль. Слышно, как шаркают ногами танцуют. Пардон-пардон. Я Лизаньку поцеловал однажды и после этого рыдал два месяца. Ой! Пардон.

Роббер.

Лизанька, я жду.

Поэт.

А я? Да разве эта черствая душа в пенсне…

Роббер.

Молодой человек, полегче.

Аметистов (вскакивает на стол, зажигает над Лизонькой лампу, придает Лизоньке позу).

Рынок невольниц в Алжире или Тунисе, по желанию почтенной публики. Поцелуй Лизаньки продается с аукциона! Основная цена пять… рублей.

Роббер.

Шесть.

Аметистов.

Я принимаю вашу цену. Шесть — раз.

Лизанька.

Еще раз!

Аметистов.

Шесть — два! (Стучит молотком.)

Поэт.

Семь рублей.

Аметистов.

У пианино — семь рублей. Благодарю вас, семь-раз.

Лизанька.

Еще много, много раз!

Роббер.

Восемь!

Поэт.

Девять!

Аметистов.

Благодарю вас. Девять.

Распахивается занавес, и из ниши выходит Курильщик.

Курильщик (смеется странным смехом).

Десять.

Аметистов.

Благодарю вас. В нише — десять.

Курильщик.

Одиннадцать.

Аметистов.

Вы восхищаете меня. Одиннадцать — раз. Одиннадцать-два.

Роббер.

Держу.

Зоя (внезапно).

Поцелуй Лизаньки за одиннадцать рублей! Я стыжусь за вас, господа. Тогда я даю пятнадцать.

Аметистов.

Гран мерси [Grand merci.-Большое спасибо (фр.).]. Фирма бьет. Фирма не уступит. Пятнадцать-раз, пятнадцать — два.

Зоя исчезает, нее время звучит фокс-трот за сценой.

Роббер.

Держу.

Курильщик.

Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать, еще раз…

Лизанька.

Еще много, много раз…

Аметистов.

Ниша ведет. В нише двадцать. В нише — два червонца раз, в нише два червонца-два…

Роббер.

Уступаю.

Аметистов.

Здесь уступают, ниша получает шанс. Я завидую вам. Два червонца два…

Поэт.

Лизанька, я вас теряю. Лиза, прочти книгу моих стихов.

Аметистов.

Двадцать — три. Я поздравляю вас, счастливец.

Курильщик достает бумажник. Зоя появляется как из-под земли, принимает два червонца. Один из них протягивает Лизаньке, та прячет его в чулок.

Курильщик (поднимается на стол, тянется губами).

Я не могу. Мой златокудрый Аполлон! (Скрывается в нише.) Дарю.

Поэт.

Я понимаю этого человека. Лизанька, он подарил ваш поцелуй мне.

Роббер.

Объедочками питаетесь, молодой человек. (Уходит.)

Аметистов (философски).

Пардон-пардон, не оскорбляйте фирмы. (Исчезает.)

Фокс-трот за сценой принимает несколько дикий характер. Взрывы хохота. Опять глухой вопль Мертвого тела. Не разберешь, что он кричит. В фокс-троте вылетает Иванова с Фокстротчиком.

Фокстротчик (танцуя).

Вы танцуете совершенно исключительно. (Напевает.) Пам-пам пам…

Иванова.

В вашем профиле есть что-то греческое.

Лизанька проносится в фокс-троте с Поэтом.

Поэт.

Лизанька, в этом фокс-троте звучит что-то инфернальное. В нем нарастающее мученье без конца.

Лизанька.

Лам-ца-дрица-а-ца-ца…

Улетают.

Мымра (проносится в фокс-троте с Роббером).

Вы, вероятно, страшно страстный. Ах, мужчины и пенсне меня волнуют!

Роббер.

Благодарю вас. (Уносится.)

Мертвое тело (выплывает с хриплым пением).

Из-за острова на стрежень, на простор речной полны… Басы, полегче… Выплывают расписные — тенора, тише Стеньки Разина челны…

Херувим входит из ниши.

Мертвое тело.

Позвольте вас спросить, мадам.

Херувим.

Я не мадама есте.

Мертвое тело.

Что за черт! К кому ни ткнешься, все не мадам да не мадам… а сулили девочек. Херувим исчезает И за борт ее бросает в набежавшую волну… (Подходит к манекену.) Ага, наконец-то дама. Мадам, один тур. Улыбаетесь? Улыбайтесь, улыбайтесь, только смотрите, чтоб вам потом плакать не пришлось. Вы, может быть, думаете, что я пьян? Жестоко ошибаетесь. За сценой ликует фокс-трот (Обнимает манекен за талию и танцует с ним.) Сколько вам лет, милочка? Неужели? Никогда бы не дал. Никогда в жизни нс держал в руках такой талии. (Танцует, рыдая, кричит тоскливо.) Долой присяжного поверенного Роббера, захватившего всех дам! Уйди, подлец! (Бросает манекен на диван.) Глаза б мои на тебя не смотрели.

Аметистов (внезапно).

Пардон-пардон. Чего же вы расстроились, почтенный Иван Васильевич? Что вы, что вы? Чего вам не хватает в жизни?

Мертвое тело.

Погоди, погоди! Вот придут наши, я вас всех перевешаю. (Поет уныло.) Пароход идет прямо к пристани, будем рыб мы кормить коммунист…

Аметистов.

Неудобно, неудобно, Иван Васильевич. Позвольте, я вам нашатырного спирта накапаю.

Мертвое тело.

Так, так. Новое оскорбление. Все пьют шампанское, а мне нашатырного спирту!

Аметистов.

Пардон-пардон, Иван Васильевич. Вы переутомились.

Роббер.

Боже мои, Иван Васильевич! Нарезался как зонтик. Ну как тебе не стыдно! Ну, ты подумай. Где ты? В «Новой Баварии», что ли? Ты посмотри, какие женщины!

Мертвое тело.

Да, спасибо. (Указывает на манекен.)

Роббер.

Иван Васильевич, постыдись!

Мымра (появляется).

Иван Васильевич, миленький, что с вами?

Аметистов.

Иван Васильевич, пожалуйте в столовую, вам необходимо подкрепиться.

Мымра.

Негодный, я буду вашим спутником, хоть вы этого не заслужили.

Мертвое тело.

Пойди ты от меня к черту. Ты предатель!

Мымра.

Противный, вы не узнаете меня? Я сидела рядом с вами за ужином.

Мертвое тело.

Ну и что ж, что сидела? И она сидела. (Указывает на Аметистова.) А какой толк?

Роббер.

Опозорил ты меня навеки, Иван Васильевич. Наталья Николаевна, примите мое глубочайшее извинение. Вы хотите — я на колени стану!

Мымра.

Ах, что вы, что вы!

Роббер (на коленях).

Не сердитесь на него. У него, в сущности, золотое сердце. Он из Ростова-на-Дону, домовладелец, симпатичнейшая личность. Но, понимаете, вот…

Мертвое тело.

Унижайся, унижайся, как насекомое.

Аметистов (Мымре).

Наталья Николаевна, берите его под ручку. Иван Васильевич, пожалуйте, пожалуйте.

Мертвое тело.

Спасибо тебе. Один ты порядочный человек. Я тебя знаю, подлец, ты из Воронежа. Уходят.

Зоя (вырастает из-под земли).

Справились?

Роббер.

Зоя Денисовна, примите мои глубочайшие извинения, от имени Ивана Васильевича тоже.

Зоя.

Ну, какие пустяки. Бывает, бывает.

Роббер.

У него острое малокровие. Он из Ростова-на-Дону, шампанское бросилось и голову. На коленях молю у вас…

Зоя.

Ах, что [вы], что вы! Ну, какие пустяки. Бывает. Только… я не знаю, как я с ним распрощаюсь. Он плохо отдает себе отчет в происходящем…

Роббер.

Помилуйте, Зоя Денисовна. Я сию же секунду улажу этот вопрос. Сколько я вам должен?

Зоя.

Двести десять рублей.

Роббер.

Слушаюсь. Иван Васильевич тоже?

Зоя.

Да.

Роббер.

Слушаю. (Достает деньги.) Двести десять и двести десять — это четыреста…

Зоя.

Двадцать.

Роббер.

Точно так. Какие у вас математические способности. Зоя Денисовна! Мерси, мерси. От имени Ивана Васильевича тоже. Ваш вечер поразителен. За сценой гремит фокс-трот. Зоя Денисовна, окажите мне честь. Один тур.

Зоя.

Ах, я стара.

Роббер.

Ах, что вы. Это звучит кощунственно. Устремляется в танце с Зоей. Херувим в позе китайского божка остается в нише. В его агатовых глазах забота.

Манюшка (пробегает с подносом).

Ты что ж, дурачок, такой скучный сидишь?

Херувим.

Я, Мануска, мало-мало думаю. Куда Газолини пропал?

Манюшка.

Ну, куда пропал? Ключ в кармане был, отпер да выскочил.

Херувим.

Нет, Мануска. Мы мал-мало скоро бези будем.

Манюшка.

Куда там бези! (Убегает.)

Аметистов (входя).

Херувим, сейчас должна прийти Алла Вадимовна. Понял? Задержи ее в передней и вызови меня или Зою Денисовну. Понял?

Херувим.

Понял. Аметистов исчезает. Херувим уходит за занавеску. За сценой буйно и весело, под рояль, поют «Светит месяц».

Гусь.

Гусь, ты пьян. До чего ты пьян, коммерческий Директор тугоплавких металлов, не может изъяснить язык. Ты один только знаешь, почему ты пьян, но никому не скажешь, ибо мы, гуси, гордые. Вокруг тебя Фрины и Аспазии вертятся, как легкие сильфиды, и все увеселяют тебя, директора. Но ты не весел. Душа твоя мрачна. Почему? Ответь мне. (Манекену.) Тебе одному, манекен французской школы, я доверяю свою тайну. Я…

Зоя (внезапно).

Влюблен.

Гусь.

А, Зойка! Вот так мастерская! Ай да пошивочная. Ну, ничего, ничего. Ты гениальная женщина. Хочешь, я выдам тебе удостоверение — предъявительница сего есть действительно гениальная предъявительница. Ах, Зоя! Змея обвила мое сердце, и я догадываюсь, что она дрянь.

Зоя.

Гусь, стоит ли мучаться? Ты найдешь другую.

Гусь.

Ах, Зоя! Покажи мне кого-нибудь, чтобы я хоть на время забыл про нее и вытеснил ее из своего сердца, потому что иначе в Москве произойдет катастрофа: Гусь разрушит на Садовой улице свою семейную жизнь с двумя малютками и уважаемой женой… двумя малютками, похожими на него, как червонец на червонец.

Зоя.

О, мой Гусь, мой старый приятель! Подожди только несколько минут, и ты увидишь такую женщину, что забудешь все на свете. И она будет твоя, потому что кто же с тобой, Гусем, может тягаться!

Гусь.

Спасибо тебе, Зойка, за такие слова. Зойка, я хочу тебя наградить. Сколько я должен тебе?

Зоя.

Такие вечера мы устраиваем в складчину, но вы мой друг и гость. Я с вас ничего не возьму.

Гусь.

Ах, ты не хочешь брать? Но а я хочу давать. Гусь широк, как Волга, когда пылает его душа. Зоя, бери триста рублей.

Зоя.

Мерси.

Гусь.

И зови их всех, сзывай, сзывай сюда всех.

Зоя (кричит).

Лизанька, мадам Иванова.

Гусь (играет на губах кавалерийский сигнал).

Я будy всех награждать.

Аметистов (вырос из-под земли).

Всякий труд достоин награды. Пардон-пардон.

Гусь.

Администратор! Ты устроил на Садовой улице, в Москве, Париж, в котором отдохнула моя измученная душа! Прими!

Аметистов.

Данке зэр [Dankе schr. – Благодарю (нем.).]. (Манит пальцами кого-то из-за занавески.)

Лизанька и Иванова появляются.

Гусь.

Вы прямо весталки. (Дает деньги.)

Лизанька.

Рады стараться, ваше превосходительство.

Гусь.(целует Иванову).

На!

Иванова.

В вас есть что-то азиатское!

Гусь. (Лизоньке).

На!

Лизанька.

Мерси.

Херувим входит.

Гусь.

А, китаец. Получай, Херувим. Кому бы мне еще дать? Покажите мне еще кого-нибудь, чтоб я мог его озолотить.

Манюшка появилась.

Зоя.

Не надо, Борис Семенович. Ваша щедрость не по советским временам.

Гусь.

Не бойся, Зоя. Трудно Гуся выставить из денег. (Манюшке.) Светит месяц, говоришь? Ну, свети, свети. (Дает деньги.)

Манюшка.

Мерси.

Поэт (выскакивает с криком).

Лизанька, где же вы?

Гусь.

На!

Поэт.

Что вы, уважаемый Борис Семенович?

Гусь.

Не возражать!

Поэт.

Тогда разрешите, уважаемый Борис Семенович, поднести вам книжку моих стихов.

Гусь.

Не разрешаю! Обратись к секретарю!

Аметистов (отдернул занавеску, выводит Обольянинова).

Месье Обольянинов!

Гусь (Оболъянинову).

На!

Обольянинов.

Мерси. Когда изменятся времена, я вам пришлю моих секундантов.

Гусь.

Дам, дам, и им дам! За сценой взрыв мужского хохота. (Манекену.) На!

Аметистов.

Маэстро, марш в честь Бориса Ссменовича. Обольянинов играет на пианино март, под него все торжественно выходят.

Аллилуя появился внезапно из передней, изумлен.

Зоя.

Что это значит, любезнейший? Как вы пробрать без звонка?..

Аллилуя.

Извиняюсь. У меня ключи от всех квартир. Ай да Зоя Денисовна, ай да показательная! Ну, теперь все понятно! Открыли вы, Зоя Денисовна…

Зоя.

Аллилуя, вы наглец! (Дает ему деньги.) Молчать! (Шепотом.) Все уладим, Аллилуя, не волнуйтесь.

Аллилуя.

Это другой разговор. (Исчезает.)

Аметистов (появляется).

Маэстро, прошу в залу к роялю. Гости просят уан-стэп.

Обольянинов.

Хорошо.

Зоя.

Павлик, Павлик, потерпите, потерпите.

Обольянинов.

Я терплю. Напоминают мне они.

Зоя, Аметистов и Обольянинов уходят. Тихий звонок. Херувим прибегает в переднюю, потом таинственно обратно. Зоя пробегает в переднюю. В это время Херувим задергивает занавеску и закрывает двери.

Зоя.

Ну, скорее проходите на эстраду, я вас сейчас, Аллочка, выпущу сюрпризом для них.

Алла (в вуали).

Сюда?

Зоя.

Сюда. Проходят. За сценой говор, гул.

Аметистов.

Пардон-пардон. Прошу, господа.

За Аметистовым выходят: Поэт, Лизанька, Мымра, Иванова, Фокстротчик, Зоя, Роббер под ручку с Мертвым телом.

Пожалуйте. (Отдергивает занавеску.)

Выходит Курильщик, все усаживаются.

Роббер.

Вы прямо фея, Зоя Денисовна. Гениально!

Мертвое тело.

Как не гениально. Нашатырным спиртом. В Ростове за такие вещи морду бьют.

Роббер.

Это ужас. Зоя Денисовна, простите.

Зоя (Гусю).

Сюда, Борис Семенович, пожалуйста.

Усаживаются.

Аметистов (у занавеса).

Сиреневый туалет! Демонстрирован на вечере у президента Французской Республики. Цена шесть тысяч франков. Ателье!

Херувим отдергивает занавес. На эстраде сирень. Маэстро, прошу! Обольянинов начинает страстный вальс. Алла на эстраде выступает под музыку.

Гусь.

Что такое?! Это она… Очень хорошо!..

Поэт.

Очень хорошо!

Все.

Браво, очень хорошо!

Алла.

Ах!

Гусь.

Ах! Как вам нравится этот «ах»! Очень хорошо! Замечательно. Алла Вадимовна!

Все аплодируют

Алла.

Это вы?

Гусь.

Нет, это мой сосед!

Алла.

Как вы попали сюда?!

Гусь.

Как вам это понравится? А? Она спрашивает, как я сюда попал, в то время когда я должен спросить ее, как она сюда попала!

Роббер.

Вот так штука!

Алла.

Я поступила модельщицей.

Гусь.

Модельщицей! Женщина, которую я люблю, женщина, на которой я, Гусь-Ремонтный, собираюсь жениться, бросив супругу и пару малюток, очаровательных ангелков, — она поступает в модельщицы! Да ты знаешь ли, несчастная, — да, именно несчастная, — куда ты поступила?

Алла.

Конечно, знаю. В ателье.

Гусь.

Ну да. Оно пишется ателье, а выговаривается веселый дом!

Все.

Что такое, что такое, что такое?

Гусь.

Видали вы, дорогие товарищи, такое ателье, где костюмы показывают под музыку!

Мертвое тело.

Правильно! Бей их!

Аметистов.

Пардон-пардон…

Поэт.

Что такое произошло?

Зоя.

Ага. Теперь понятно. «У меня никого нет, Зоя Денисовна, с тех пор, как умер мой муж…» Ах вы, дрянь, ах вы, ломака! Ведь я же вас спрашивала. Предупреждала. Спасибо, Аллочка, за скандал!

Поэт.

В чем дело?

Роббер.

Понятно в чем. Хи-хи.

Поэт.

Уважаемый Борис Семенович!

Гусь.

Вон! Спасибо вам, Зоя Денисовна. Спасибо, спасибо! Вы мне в качестве модельщицы выставили мою невесту! Мерси.

Алла.

Я не невеста вам!

Гусь.

Я с нею живу, между нами.

Мертвое тело.

Ура!

Аметистов.

Пардон-пардон, Иван Васильевич.

Роббер.

Интереснейшая история.

Гусь.

Зоя, убери их всех. Убери эту рвань!

Фокстротчик.

Позвольте!

Мымра.

Ах! (Обморок.)

Роббер.

Ну, уж вы, будьте добры, полегче, Борис Семенович!

Поэт.

Это задевает достоинство!

Лизанька.

Сюрприз!

Гусь.

Все вон!

Обольянинов (оборвал вальс).

Что такое?

Зоя.

Господа, господа! Мне крайне неприятно Маленькое недоразумение, оно сейчас разъяснится! Господа, я очень прошу всех в зал. Александр Тарасович, уладьте.

Аметистов.

Пардон-пардон. Прошу, господа. Пожалуйте. Маэстро, в зал! Господа, такие происшествия нередки в высшем свете. Прошу!

Зоя.

Павлик, фокс-трот немедленно в зале. Мадам Иванова…

Иванова (Фокстротчику).

Идемте. (Обхватывает его.)

Зоя.

Сашка, уладь, уладь, уладь! (Исчезает, закрывает за собою дверь.)

Курильщик уходит с Херувимом. На сцене остаются Алла и Гусь, через некоторое время появляется Аметистов и во все время объяснения выглядывает из-за занавески. За сценою начинается фокс-трот, слышно, как танцуют.

Гусь.

Ателье! Ты, ты…

Алла.

А как же вы попали в это ателье?

Гусь.

Кто? Я? Я?! Я-мужчина! Я хожу в брюках, а не в платье, на котором разрез до самой шеи. Я хожу сюда потому, что ты выпила из меня всю кровь! А ты? А ты зачем?

Алла.

За деньгами.

Гусь.

Ты это сделала сознательно?

Алла.

Совершенно сознательно.

Гусь.

Так-с. Видали вы, граждане, сознательную женщину? Сознательные поступки, нечего сказать! Зачем тебе деньги?

Алла.

Я уеду за границу.

Гусь.

Не дам!

Алла.

Вот я и хотела здесь взять.

Гусь.

А, за границу? Как же, за границей уже все дожидаются. Отчего это Алла Вадимовна не едет? Президент в Париже волнуется!

Алла.

Да, волнуется. Только не президент, а мой жених.

Аметистов.

Скажи пожалуйста!

Гусь.

Кто-кто-кто? Жених? Ну, знаешь, если у тебя есть жених, тогда ты знаешь, кто ты? Ты — дрянь!

Алла.

Нет, я не дрянь! Не смейте оскорблять меня! Я поступила нехорошо тем, что скрыла это, но ведь я никак полагала, что вы влюбитесь в меня. Я хотела взять у вас деньги на заграницу и уехать.

Гусь.

Бери, бери, но только оставайся!

Алла.

Ни за что! Где угодно достану и уеду!

Гусь.

А, теперь, когда она в моих кольцах, так она в другом месте достанет. Ты посмотри на свои пальцы!

Алла.

Нате, нате! (Бросает кольца.)

Гусь.

К черту кольца! Отвечай, сколько времени ты здесь?

Алла.

В первый раз сегодня.

Гусь.

Лжешь, кобра!

Алла.

И не думаю лгать. Мне так надоело лгать.

Гусь.

Ну, хорошо. Сию секунду слезай с этого помоста. Ты поедешь со мной или нет?

Алла.

Нет. Не поеду!

Гусь.

Нет? Считаю до трех. Раз, два! Ты отвечай! Считаю до десяти!

Алла.

Бросьте это, Борис Семенович! И до сорока не поеду, не люблю.

Гусь.

Ты — проститутка!

Алла плюет в Гуся.

Гусь (в исступлении).

Попрошу не плевать!

Аметистов.

Пардон-пардон, и не курить. Разменом денег не затруднять, через переднюю площадку не входить! Борис Семенович…

Гусь.

Виноват. Прошу вас выйти отсюда!

Аметистов.

Пардон-пардон.

Гусь.

Я вам говорю, виноват!

Зоя (как фурия).

Спасибо, спасибо! Великосветская дрянь!

Алла.

Не смейте оскорблять меня, Зоя Денисовна! Мне в голову не пришло, что Борис Семенович может посещать мастерскую. Туалет я вам верну.

Зоя.

Я вам его дарю. За глупость. Идиотка!

Алла.

Что?! Что?!

Гусь.

Стой! Куда? За границу?

Алла.

Издохну, но сбегу!

Гусь.

Ну, так вот. Не будь я Гусь-Ремонтный, если вы не получите шиш вместо заграницы. Увидите вы визу!

Алла.

Без визы удеру! Мертвое тело в дверях.

Мертвое тело.

Позвольте. Самое интересное без меня!

Роббер.

Иван Васильевич! (Увлекает его назад.)

За сценою фокс-трот.

Гусь.

Без визы? Не удастся!

За сценою шум, фокс-трот оборвался.

Обольянинов (в дверях).

Я попрошу не оскорблять женщину!

Гусь.

Пианист, уйди.

Обольянинов.

Простите, я не пианист!

Зоя.

Павлик, сейчас же играйте. Что вы делаете?

Обольянинов исчезает.

Гусь.

Будете вы вещи на Смоленском рынке продавать! Вы попадете в больницу, и посмотрю я, как вы в вашем сиреневом туалете… Ах, ах…

Фокс-трот то обрывается, то вспыхивает вновь.

Аметистов.

Алла Вадимовна, прошу. Манюшка, выпусти! Манюшка в дверях.

Гусь.

Алла, люблю! Алла, вернись! Я тебе визу достану! Визу… (Ложится на ковер ничком.)

Зоя.

Успокаивай, успокаивай! (Исчезает.)

Аметистов.

Коврик грязный! Все устроится. Одна она, что ли, на свете? Плюньте! Она даже и не красива. Так, ординер* [ordinaire – обычная (фр.).].

Гусь.

Скройся! Оставь меня одного. Я буду тосковать.

Аметистов.

Отлично, потоскуйте. Я возле вас здесь ликерчик поставлю и папироски. Потоскуйте. (Исчезает, закрыв двери.)

Глухо фокс-трот.

Гусь.

Гусь тоскует. Ах, до чего Гусь тоскует! Отчего ты, Гусь, тоскуешь? Оттого, что ты потерпел непоправимую драму. Ах, я, бедный Борис! Всего ты, Борис, достиг, чего можно, и даже больше этого. И вот ядовитая любовь сразила Бориса и он лежит, как труп в пустыне, и где? На ковре публичного дома! Я, коммерческий директор! Алла, вернись!

Аметистов.

Пардон-пардон. Тихонечко, а то внизу пролетариат слышит. (Скрывается.)

Гусь.

Ах, я несчастный. Алла, вернись. Херувим, крадучись.

Гусь.

Уйди, я тоскую.

Херувим.

Тоскуеси. Зацем тоскуеси? Ты очинь вазныи. Цего тоскуеси мало-мало?

Гусь.

Не могу видеть ни одного человеческого лица, только ты один симпатичный. Херувим, китайский человек. Печаль меня терзает, и от этого я нахожусь на ковре.

Херувим.

Пецаль? Я тозе пицяль.

Гусь.

Ах, китаец! Чего тебе печалиться? У тебя еще все впереди. Алла!

Херувим.

Мадама обманула. Все мадамы сибко нехоросие мал-мало. Ну, сто? Другую мадаму забираись. Много мадама на Москве.

Гусь.

Нет, не могу я себе достать другую мадаму!

Херувим.

Тебе диенге нет?

Гусь.

Ах ты, симпатичный китаец! Разве может быть такой случай на свете, чтобы Гусь не имел денег! Но вот одного не может голова придумать, как эти деньги превратить в любовь! Ах, китаец мой. На, смотри.

Херувим.

Сикольки много цирвонцев.

Гусь.

Утром получил пять тысяч, а вечером такой удар, от которого я свалился. Я лежу на большой дороге, и пусть каждый в побежденного Гуся плюет, как Гусь плюет на червонцы! Тьфу, тьфу!

Херувим.

Плюесь деньги. Смесной. У тебя деньга есть, мадама нет. У меня мадама есть, деньга нет. Дай погладить цервонцы.

Гусь.

Гладь.

Херувим.

А, цирвонцики, цирвончики миленьки.

Гусь.

Как мне забыться? Алла!

Херувим ударяет Гуся под лопатку ножом. Гусь умирает.

Херувим.

Цирвонци. Теплы Санхай. (Усаживает Гуся в нише в качалку и дает в руки трубку.)

Аметистов (выглянул).

Где он?

Херувим.

Тс, я ему дал курить. Никто не ходи. Он теперь спакойни.

Аметистов.

Молодец, ходя. (Исчезает.)

Херувим.

Мануска, Мануска.

Манюшка.

Чего тебе?

Херувим.

Тс, Мануска. Сицяс-Санхай бези, бези вокзал.

Манюшка.

Что ты, очумел?

За сценой Мымра поет:

«Покинем, покинем кран, где мы так страдали».

Аплодисменты.

Херувим.

Сицяс моклая беда будет. Цирвонци имеем.

Манюшка.

Ты что такое сделал, черт?

Херувим.

Гуся резал.

Манюшка.

А-а-а! Дьявол! Господи Иисусе, царица Небесная!

Херувим.

Беги, тебе резать будем!

Манюшка.

Господи! (Исчезает с Херувимом в переднюю.)

Аметистов.

Борис Семенович. Пардон-пардон. Лежите? Ну, лежите, лежите, только как же это он вас одного оставил? Вы с непривычки можете перекурить. Ну вот, и ручка холодная. А-а! Что-о?! Сукин кот! Бандит! Этого в программе не было. Как же теперь быть? Все засыпались, разом крышка, гроб! Херувим, Херувим! Ну, конечно: ограбил и ходу дал. А я-то идиот! Что теперь делать, дорогие товарищи? Деньги на текущем. Завтра его хватятся. Вот тебе и Ницца, вот тебе и заграница. Аминь! Чего же это я сижу? А? Ходу! Верный мой товарищ, чемодан. Опять с тобою вдвоем, но куда? Объясните мне, теперь куда податься? Судьба ты моя, судьба! Звезда ты моя горемычная! Прикупил к пятерке-дамбле. Ходу! Ну, Зоечка, прощай! Прощай, Зойкина квартира!

Зоя.

Александр Тарасович! Александр Тарасович! А… Борис Семенович. Один? Вы не сердитесь на меня? Я совершенно не понимаю Аллы Вадимовны. (Глухо вскрикивает.) Что это такое, что это такое? (Видит брошенный фрак.) Да неужели это он! Негодяй! Судьба моя! Манюшка, Манюшка, Манюшка! (Мечется.) И они! Это невозможно! (Открывает дверь, зовет.) Павел Федорович, Павел Федорович, на минутку! Господа, простите!

Обольянинов.

Что такое, Зоечка?

Зоя.

Павлик, стряслась беда! Эти негодяи, китаец с Аметистовым, убили Гуся! Ужас! И Манюшка с ними участвовала, и, пока мы там сидели, бежали.

Обольянинов.

Как вы странно шутите, Зоя.

Зоя.

Опомнитесь. Павлик! В качалке труп. Он в крови. Мы пропали!

Обольянинов.

Позвольте, но ведь это ужасно! Нас же никто не может обвинить в убийстве. Если эти мерзавцы… При чем же мы здесь? Я не постигаю.

Зоя.

Не только не могут, но наверное обвинят. Павлуша, нельзя терять ни одной минуты! Документ есть. Деньги в спальне. (Бросается в спальню.)

За сценой глухая музыка, изредка аплодисменты. Обольянинов бросается вслед за Зоей. Пауза. Из передней появляются: Пеструхин, Ванечка, Толстяк и Газолин. Все, кроме Газолина, в смокингах и в пальто.

Пеструхин.

Тэкс, брекекекс.

Газолин.

Херувимка всегда ножом ходит. Херувимку надо брать первого.

Толстяк.

Тише, не расстраивайся.

Пеструхин.

Это что ж, накурился?

Ванечка.

Да, квартирка.

Пеструхин.

Тише. Прячутся в передней за занавеской.

Зоя (вбегает со взломанной шкатулкой).

Нет денег! Сашкина работа! Вор и убийца…

Обольянинов.

Зоя, я ничего не постигаю.

Зоя.

Некогда постигать!

Обольянинов.

А эти гости?

Зоя.

Павлушка, черт с ними! Бежим! (Бросается к передней.)

Пеструхин.

Виноват. Попрошу не спешить, гражданочка.

Зоя.

Ах!

Пеструхин.

Мадам Пельц?

Ванечка.

Абсолютно. Она.

Зоя.

Кто это? Кто вы? Павлушка, это бандиты! Они зарезали Гуся!

Ванечка.

Спокойно, мадам. Никого не режем. Мы с мандатом.

Зоя.

А, позвольте. Я поняла! Это Уголовный Розыск.

Пеструхин.

Вы угадали, мадам Пельц.

Ванечка.

Абсолютно.

Зоя.

Ну, вот что. Я и Обольянинов никакого отношения к убийству не имеем. Это китаец. Я даже не знаю, как его зовут, — [и] негодяй Аметистов, которого я приютила. Они убили и бежали.

Пеструхин.

Кого убили?

Зоя.

Гуся. Все бросаются к трупу.

Газолин.

Херувимка безал!!

Пеструхин.

Эге-ге, Ванечка! Сразу надо было брать Херувимку.

Газолин.

Ванецка, Херувимку выпустил! Ванецка!

Толстяк.

Тише, тише, тише, тише, не расстраивайся. Суета.

Пеструхин.

Кто за дверями?

Зоя.

Гости, у меня именины.

Пеструхин.

Ага, так.

Зоя.

Это никакого отношения к убийству не имеет!

Пеструхин.

Ванечка!

Ванечка (открывает двери).

Ваши документы, граждане. За сценой сразу обрывается фокс-трот.

Толстяк (по телефон).

Шесть шестнадцать два нуля, добавочный одиннадцать. Товарищ Каланчеев. Я говорю. Hv, я, я. Следователя и доктора. Садовая, 105, квартира 104.

Из внутренних дверей высыпают гости, все.

Роббер.

Виноват. Тут недоразумение. Я совершенно случайно [попал]…

Поэт.

Боже мой, боже мой!

Лизанька (Мымре).

Наташка, засыпались!

Иванова.

Вот так номер.

Пеструхин.

Пожалуйте, пожалуйте документики, граждане.

Суета. Фокстротчик попытался улизнуть.

Толстяк.

Виноват, виноват. Куда ж так спешить?

Фокстротчик.

Я только танцевал, видите ли…

Роббер.

Простите, в чем дело? Семейные именины. Это законом не преследуется. Я сам юрист.

Толстяк.

В квартирке убийство, гражданин юрист.

Все.

Что, что такое? Господа, позвольте!..

Мымра.

Гуся убили! (Падает в обморок.)

Роббер.

Помилуйте, это чудовищно!

Поэт.

Господи Иисусе. (Крестится.) Суета.

Иванова.

Что ж делать?

Лизанька.

Сидеть будем без конца, лам-ца-дрица-а-ца-ца!

Мертвое тело (выплывает).

Слава тебе господи, наконец-то! Скука дьявольская. Раздевайтесь, братцы, раздевайтесь, братцы. Мы сейчас такой тарарам устроим…

Роббер.

Заткнись, идиот. В квартире убийство! Суета.

Пеструхин.

Ванечка, осмотрите, нет ли еще кого.

Ванечка (в дверях).

Никого нету, сухо, товарищ Пеструхин.

Газолин.

Выпустили Херувимку, выпустили Херувимку!!

Зоя.

Эх вы, ловкачи в смокингах, кого же вы берете?

Мертвое тело.

Кого берете, товарищи, а? Раздевайтесь!

Зоя.

А убийцы бежали!

Толстяк.

Что вы, мадам. Куда это они сбегут? По СССР бегать не полагается. Каждый должен находиться на своем месте.

Ванечка.

Абсолютно. Звонок.

Пеструхин.

Тише. Ванечка, впустить. Граждане, никаких разговоров о происшествии, за это строго ответите. Попрошу соблюдать прежнее настроение. Звонок повторяется.

Мертвое тело.

Совершенно правильно. Никаких разговоров. Шампанского! Человек! Ванечка впускает Аллилую.

Аллилуя.

Здрасьте, граждане. Зоя Денисовна, вечерок еще не кончился? Соседи обижаются.

Толстяк.

Вы кто такой, гражданин?

Аллилуя.

Довольно странно. Это я вас, председатель домкома, могу спросить, кто вы такой?

Толстяк.

Гуся знал?

Аллилуя.

Да что это вы, в самом деле? Я к Зое Денисовне. Пропустите, пожалуйста. Псструхин. Отвечай, гражданин, на вопрос.

Аллилуя.

А вы кто ж это сами-то будете? А? Гуся? Как же, как же, знаю. Они в нашем доме проживают, товарищи. Я, товарищи дорогие, давно начал замечать. Подозрительная квартирка. Все как будто тихо, мирно. А вот нс нравится. Сосет у меня сердце и сосет. Я и сейчас, товарищи дорогие, для наблюдения прибыл. Подозрительная квартирка.

Зоя (внезапно).

Для наблюдения! Ах ты, мерзавец! Слушайте, вы! Я ему деньги платила. У него и сейчас в Кармане моя десятичервонная бумажка, и я знаю номер! Аллилуя засунул в рот червонец.

Толстяк.

Ты что же это? Дефективный, что ли? Червонцы грызешь!

Аллилуя.

Я, товарищи, человек малосознательный, от станка. Испугался.

Толстяк.

Испугался. У тебя под носом Гуся режут, а ты червонцами закусываешь, председатель свинячий!

Аллилуя.

Господи Иисусе! (Падая на колени.) Товарищи, принимая во внимание темноту и невежество, как наследие царского режима, а равно также… считать приговор условным… Что такое говорю, и сам не понимаю.

Толстяк.

Поднимайся.

Аллилуя.

Товарищ…

Роббер.

Нельзя ли по телефону позвонить?

Толстяк.

Телефон отпадает.

Пеструхин.

Ванечка, забирайте. Граждане, пожалуйте. На лестнице, граждане, никаких разговоров. За это ответите.

Роббер.

Какие уж тут разговоры, разве что о погоде.

Мертвое тело.

Ехать так ехать, сказал попугай. (Валится к пианино и играет бравурный марш.)

Пеструхин.

Забрать его.

Зоя.

Павлушка, будьте мужчиной. Я вас не брошу в тюрьме. Прощай, прощай, моя квартира!

1926