Горькая судьбина

Зала в доме Чеглова.

Стряпчий сидит и пишет за столом. У того же стола сидит исправник. Перед ним стоит бурмистр.

Исправник. Отвечать, конечно, что будете, отчего не остановили его и не заарестовали.

Стряпчий. Удивительное дело это, каким образом у целой деревни один мужик убежал!

Бурмистр. Оробели, ваше благородие, так совершенно, что оробели: я в те поры, как он в окно-то махнул, почесть две версты за ним бежал, так он обернется да и грозит: «Только кто, говорит, подойди ко мне, так живой на месте не останется». Я, ваше благородие, человек тоже уж немолоденький: мне не очень с ним совладать; они вон пудов по семи говядины на башке носят.

Исправник. Где он, каналья, может скрываться?.. Другая ведь уж неделя теперь пошла…

Бурмистр. Поблизости ему, ваше благородие, тут быть негде; он бы давно уж себя заявил. Я по первоначалу-то и ждал, что он либо селенье выжжет, либо над нами кем что сделает; а коли все благополучно, так наверняк надо полагать, что в Питер махнул: мало там разве беспашпортных-то проживает. Старуха, теща его, сказывала, что у него тысяча целковых в кармане было, с экими деньгами везде спокойно проживет; а ты вот за него мучься и отвечай. Только теперь на вашу милость и надежду мы полагаем, коли вы защитите и помилуете нас.

Стряпчий (ядовито). Нам тут много делать нечего — старше нас член есть. Губернаторских-то молокососов нынче этих развелось. Всю дорогу мне в тарантасе объяснял, как он тут всю подноготную выкапывать хочет.

Бурмистр. Позвольте, сделайте милость!.. Хошь, конечно, мы теперь точно мужики — народ необразованный, а все тоже маненько понимать можем так, что господин этот чиновник смешнеющий: другой день теперь изволит ходить и под окнами по избам подслушивать, как будто кто из вотчины может что про господина сказать. Вон и Сергей Васильич приказать мне изволили: «Поди, говорит, Калистрат, переговори с господином исправником и господином стряпчим, а что, говорит, с этим губернаторским чиновником я и дела никакого иметь не хочу — не стоит он того!»

Исправник. Сергею Васильичу хорошо на нас указывать, а тут как после что выдет, так он и в стороне.

Стряпчий. Мало еще, что в стороне, да первый еще тебя перед губернатором подлецом и взяточником и облает… Не с сего дня мы его знаем.

Бурмистр. Позвольте, ежели теперича таким манером, так Сергей Васильич и знать про то совершенно не должен: мне не то что как другому вотчино-начальнику, барину, что ли, докладывать, али с вотчины по грошам да по гривнам сбивать надо. Вон я сейчас полтораста целковых имею и представляю их. Делить только, дурак, не умею как, а деньги готовы. (Кладет торопливо из кармана на стол 150 целковых.)

Исправник. Брать-то бы еще, братец, пока не за что: ничего еще не сделали.

Бурмистр. Да это не то, что за дело какое-нибудь, а так только из уважения моего к вам… приношу и земно о том только кланяюсь, принять их и не побрезговать.

Исправник. Для чего брезговать — не поганые… (К стряпчему.) Берите, получайте, сколько вам следует.

Стряпчий (продолжая писать). Не знаю-с я, сколько мне, по-вашему, следует.

Исправник. Как же не знаете: всегда, кажется, с вами по-братски делили пополам, вот и тут 75 рублей ровно — берите… (Подвигает стряпчему деньги; тот проворно и молча сует их в жилеточный карман и снова продолжает писать.) Человечек уж — нечего сказать!.. (Обращаясь к бурмистру с ласковостью.) Да что барин-то в самом деле болен, али так?

Бурмистр. Оченно нездоровы! Горячка, сказывают… как тогда встревожились… слегли… все хуже и хуже… не знаем, и жив останется ли, — подлец и разбойник, что наделал… (Увидя входящего сотского с палкою и бляхою на груди.) Что те надо! Дурак! Лезет.

Сотский. Народ тамотка согнал.

Исправник (стряпчему). Давайте спрашивать пока: что ж нам его дожидаться-то.

Стряпчий. Спрашивайте.

Бурмистр. Со старухи Матрены, может, ваше благородие, изволите начать.

Исправник. Да хоть с Матрены.

Бурмистр (сотскому). Давай сюда Матрену.

Сотский уходит.

А насчет болтовни, ваше высокоблагородие, вы и опасаться не извольте. Сами можете увидать: у меня не то, что старшим всем на рот замки повешены, а какие малые ребята были, так я и тех всех велел верст за тридцать отседова увезти, чтобы лишнего не наболтали.