Тасино горе

НОВОЕ

БЛЕСТЯЩЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ.

МАЛОЛЕТНИЙ ТОТО — ДИТЯ ВОЗДУХА. ЧУДО-РЕБЕНОК.

САМОЕ ИНТЕРЕСНОЕ ЗРЕЛИЩЕ СЕЗОНА!

ВСЕГО ТРИ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ!

Странствующая труппа известного европейского фокусника, неподражаемого господина Злыбина.

Плата за вход от 2 руб. до 20 коп.

Так гласила ярко размалеванная пестрыми красками афиша, прибитая к дверям небольшого круглого здания, находившегося в предместье Москвы.

В то время как толпа зевак рассматривала афишу, на которой, помимо заманчивого объявления, были изображены прыгающие через обручи собаки, стреляющая из револьвера обезьянка и человек, глотающий шпаги, внутри круглого здания шла обычная работа.

На земляном полукруглой площадки, где давалось само представление, были воткнуты два шеста, между которыми чуть трепетала протянутая на две сажени от земли проволока. Под проволокой были положены матрацы и густо насыпаны опилки на случай падения жонглирующих акробатов.

Господин Злыбин стоял у одного из столбов, держась за него рукою. Перед ним находилась крошечная робкая фигурка мальчика, с мольбой смотревшего на него своими большими испуганными глазами.

Всего две недели прошло с тех пор, как Тася попала в руки фокусника, a никто бы не узнал в этом притихшем, кротком, измученном ребенке прежнюю непокорную, дерзкую и капризную девочку. Постоянный страх наказания, тяжелая домашняя работа и, наконец, ужасные и головоломные упражнения, которыми полдня занимался с ней хозяин, все это окончательно изменило крутой и тяжелый характер девочки. От прежней Таси осталась одна внешность, да и то сильно, почти до неузнаваемости измененная. Всегда прежде блестевшие задором глазки девочки теперь приняли грустное выражение; губы, надувавшиеся поминутно на все, что не приходилось по нраву их владелице, научились улыбаться теперь тихой, покорной улыбкой.

Девочка только теперь поняла, как не права она была и дома, и в пансионе, сколько горя причиняла она окружающим, каким она была злым, нехорошим ребенком.

Каждый вечер, ложась в постель или попросту на жесткую лавку, приютившуюся в одной из каморок циркового балагана, Тася горячо молила Бога простить ей её былые грехи и сделать чудо — вернуть ее к её милой мамочке, Лене, няне и всем тем, кто ее так любил и кому она причинила столько огорчений. Даже m-lle Marie казалась ей теперь ангелом доброты в сравнении с жестоким хозяином и злыми Петькой и Розой. Один Андрюша еще скрашивал ей её тяжелое существование своими ласковыми разговорами и утешениями, но Андрюша с каждым днем все делался слабее и слабее и почти не сходил теперь с кровати. И все бы вынесла Тася без ропота и смиренно, как наказание за свой дурной нрав, но одного она вынести была не в силах: она не могла научиться тем фокусам и акробатическим проделкам, которым обучал ее ежедневно хозяин. Она научилась стряпать обед, мыть и убирать посуду, приводить в порядок их балаган, который был известен в квартале под громким именем цирка, но стоять на шесте на высоте двух саженей от земли, или, балансируя руками, скользить по тонкой проволоке, этому долго не могла выучиться Тася. Многих усилий стоило старому фокуснику заставить девочку выполнить намеченные упражнения. Много синяков и рубцов насчитывалось на тельце Таси, прежде чем она решилась исполнить желание своего мучителя. Но хозяин достиг своего: Тася ходит по проволоке и выкидывает разные акробатические фокусы на шесте. Завтра она выйдет в первый раз перед публикой, в качестве «Чудо-ребенка» или «Дитяти-воздуха», о чем торжественно гласит разноцветная афиша.

Сегодня господин Злыбин требует повторить упражнения несколько раз. A Тася, как нарочно, так устала! Ей хочется забиться в какой-нибудь темный угол и уснуть крепко, крепко. «Ах, если бы можно было отказаться от этих упражнений!» — думает бедная, измученная Тася. Но нет: надо снова взбираться по шесту и проделать все то, что требует её мучитель. И беда, если она не исполнит требуемого. У старого фокусника его плетка с собою…

Сегодня, к счастью, старый фокусник доволен Тасей. Он помог слезть с трапеции робевшей девочке и, погладив по головке, отпустил ее отдыхать.

Тася с облегченным вздохом направилась в свою каморку, находившуюся поблизости арены, с целью соснуть хоть с полчаса времени, как внезапно её внимание было привлечено легким шумом в соседней с её помещением комнате плясуньи Розы.

Этот шум показался подозрительным девочке. С трудом поднявшись со своего жесткого ложа она прошла туда и, приоткрыв дверь, остановилась на пороге, пораженная странным зрелищем: в углу, на убогой, но чисто прибранной кроватке, — благодаря стараниям той же Таси, которая заведовала чистотой и убранством балагана, крепко спала утомленная утренней репетицией, Роза. Но, Боже мой, что сталось с густой черной косой девочки! Она была отрезана до шеи и черные пряди глянцевито-блестящих локонов валялись на полу около постели. A на комоде, стоявшем тут же, в углу, опрокидывая банки с пудрой и помадой, строя перед зеркалом самые невозможные рожицы, Коко плясал какой-то неведомый танец, потряхивая в воздухе рукой, вооруженной большими портняжными ножницами, теми самыми ножницами, которыми две недели тому назад обстриг старый фокусник Тасю. В одну минуту Тася поняла все. Обезьянка, присутствовавшая при стрижке Тасиных локонов, пожелала проделать то же и с головой Розы и с успехом исполнила свой замысел.

— Роза! Роза! Проснитесь! — закричала не своим голосом Тася. — Она отрезала вам волосы! Она отрезала вам косу! — теребя сонную девочку лепетала она в страхе.

Маленькая плясунья открыла заспанные глаза и, ровно ничего не понимая, вытаращила их на Тасю.

Вдруг взгляд её упал на отрезанную косу, валявшуюся на полу.

Роза вздрогнула, побледнела и крик злобы, ужаса и отчаяния вылетел из её груди. В туже минуту глаза её обежали комнату и встретились с недоумевающе мигающими глазками обезьянки. Роза не нуждалась в пояснении. Маленькая преступница была на лицо.

— Постой ты у меня, скверная зверюшка! — в бешенстве вскричала Роза и, схватив валявшуюся на полу палку, она замахнулась ею на Коко…

Пронзительный крик прозвучал коротким звуком в крошечной комнатке, потом бесчувственный Коко, перевернувшись в воздухе, мягко шлепнулся на пол.

— Ага, не нравится! — кричала, не помня себя, рассвирепевшая девочка и снова замахнулась палкой, чтобы вторично ударить несчастного зверька.

— Ради Бога, не троньте его! Вы разве не видите! Ему худо! — вскричала Тася, с трудом удерживая за руку разошедшуюся в своем гневе плясунью.

— Не говори вздора! Эта хитрая обезьяна умеет притворяться, чтобы избежать наказания, — кричала взбешенная Роза и взмахнула палкой.

Но тихий стон, вырвавшийся из грудки маленького зверька, остановил ее вовремя, потом тельце несчастного Коко судорожно встрепенулось, глаза широко раскрылись, исполненные мучительного выражения, похожие, как две капли воды, на глаза человека, потом он вздрогнул ещё раз и, вытянувшись во всю свою длину, остался неподвижным посреди комнаты.

— Он умер! — прошептала испуганно Тася.

— Вздор! — возразила Роза и изо всех сил подкинула тело обезьяны ногой в воздух.

Но злополучное маленькое тельце снова неподвижно, как мешок, распростерлось на полу. Тогда наступила очередь Розы придти в ужас. Девочка вздрогнула всем телом. Бледная, как смерть, она металась по комнате и, хватаясь за голову, стонала: — Она убита! Она убита! Что делать? Что делать? Хозяин дал большие деньги за Коко! Эта обезьянка редкой породы! Он прибьет теперь меня за нее до смерти! A это все ты — неожиданно накинулась она на Тасю, — пришла бы ты вовремя, и мои волосы были бы целы и Коко остался бы жив! Все ты, гадкая, скверная лентяйка! Небось, спала себе сладким сном и нимало не заботилась о нас…: Ну, так и отвечай сама! Слышишь? Ты убила Коко, a не я! Так и скажу хозяину, когда он кончит заниматься с собаками. Пусть он разделается с тобой хорошенько! Ты стоишь этого, дрянная, гадкая лентяйка. Не сумела усмотреть за обезьяной и пеняй на себя за это. Ты ее убила! Ты ударила ее палкой, a я ничего не знаю! Я в это время спала! Да, да, спала! Так и скажу хозяину и пусть он бьет тебя сколько угодно… Пусть! Пусть! Пусть!

И с этими словами Роза выбежала из комнаты злая, возбужденная и взволнованная, оставив Тасю наедине с мертвым Коко.