…землю, которую
завоевал
и полуживую
вынянчил,
где с пулей встань,
с винтовкой ложись,
где каплей
льешься с массами, —
с такою
землей
пойдешь
на жизнь,
на труд,
на праздник
и на смерть!
…из каждого
при известном таланте
может получиться
бюрократ.
…нет!
И сегодня
рифма поэта —
ласка
и лозунг,
и штык,
и кнут.
…я всегда ставлю самое характерное слово в конец строки и достаю к нему рифму во что бы то ни стало. В результате моя рифмовка почти всегда необычайна и уж во всяком случае до меня не употреблялась, и в словаре рифм её нет…
А если
в партию
сгрудились малые —
сдайся, враг,
замри и ляг!
Партия —
рука миллионнопалая,
сжатая
в один
громящий кулак.
А мне
в действительности
единственное надо —
чтоб больше поэтов
хороших
и разных.
В любом учреждении
есть подхалим.
Живут подхалимы,
и неплохо им.
Подчас молодежи,
на них глядя,
хочется
устроиться —
как устроился дядя.
В наше время
тот —
поэт,
тот — писатель,
кто полезен.
В споре с врагом —
одно решение:
Да здравствуют битвы!
Долой прошения!
Война есть одно из величайших кощунств над человеком и природой.
Вот две основные трудности. Привычка писателя сегодняшнего дня писать тем языком, который выдуман интеллигенцией, который был разъединен от языка улицы, от языка масс, и назывался литературным языком.
Все вы,
бабы, трясогузки и канальи…
Деточка,
все мы немножечко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь.
Для веселия
планета наша
мало оборудована.
Надо
вырвать
радость
у грядущих дней.
В этой жизни
помереть
не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.
Для меня эта книга большого словесного значения, работа, очищающая наш язык от поэтической шелухи на темах, ниспускающих многословия.
Долг наш —
реветь
медногорлой сиреной
в тумане мещанья,
у бурь в кипеньи.
Поэт
всегда
должник вселенной,
платящий
на горе
проценты
и пени.
Дрянь
пока что
малость поредела.
Дела много —
только поспевать.
Надо
жизнь
сначала переделать,
переделав —
можно воспевать.
Единица — вздор,
единица — ноль,
один —
даже если
очень важный —
не подымет
простое
пятивершковое бревно,
тем более
дом пятиэтажный.
Единица!
Кому она нужна?!
Голос единицы
тоньше писка.
Кто ее услышит? —
Разве жена!
И то
если не на базаре,
а близко.
Жизнь прекрасна
и
удивительна.
Землю,
где воздух,
как сладкий морс,
бросишь
и мчишь, колеся, —
но землю,
с которою
вместе мерз,
вовек
разлюбить нельзя.
И песня,
и стих —
это бомба и знамя.
И я,
как весну человечества,
рожденную
в трудах и в бою,
пою
мое отечество,
республику мою!
Ищите свой корень
и свой глагол,
во тьму филологии влазьте.
Как бедна
у мира
слова мастерская!
Подходящее
откуда взять?
Лишь лежа
в такую вот гололедь,
зубами
вместе
проляскав —
поймешь:
нельзя
на людей жалеть
ни одеяло,
ни ласку.
Любить —
это значит:
в глубь двора
вбежать
и до ночи грачьей,
блестя топором,
рубить дрова,
силой
своей
играючи.
Любить — это с простынь,
бессонницей рваных,
срываться,
ревнуя к Копернику,
его,
а не мужа Марьи Иванны,
считая
своим
соперником.
Люди — лодки.
Хотя и на суше.
Проживешь
свое
пока,
много всяких
грязных ракушек
налипает
нам на бока.
Мир
опять
цветами оброс,
у мира
весенний вид.
И вновь
встает
нерешенный вопрос —
о женщинах и о любви.
Мне
и рубля
не накопили строчки,
краснодеревщики
не слали мебель на дом.
И кроме
свежевымытой строчки,
скажу по совести,
мне ничего не надо.
Можно
забыть,
где и когда
пузы растил
и зобы,
но землю,
с которой
вдвоем голодал, —
нельзя
никогда
забыть!
Можно и кепки,
можно и шляпы,
можно
и перчатки надеть на лапы.
Но нет
на свете
прекрасней одежи,
чем бронза мускулов
и свежесть кожи.
Муза это
ловко
за язык вас тянет.
Мы
спим
ночь.
Днем
совершаем поступки.
Любим
свою толочь
воду
в своей ступке.
Мы всех зовем,
чтоб в лоб,
а не пятясь,
критика
дрянь
косила.
И это
лучшее из доказательств
нашей
чистоты и силы.
Мы любим парад,
нарядную песню.
Говорим красиво,
выходя на митинг.
Но часто
под этим,
покрытый плесенью,
старенький-старенький бытик.
Надо
льстить
умело и тонко.
Надо точно учитывать среду, в которой развивается поэтическое произведение, чтобы чуждое этой среде слово не попало случайно.
Нами
лирика
в штыки
неоднократно атакована,
ищем речи
точной
и нагой.
Не пейте спиртных напитков, пьющим — яд, окружающим — пытка.
Не прожить
себя длинней.
Смерть
не умеет извиняться.
Нельзя придавать выделке, так называемой технической обработке, самодовлеющей ценности. Но именно эта выделка делает поэтическое произведение годным к употреблению.
Но бывает —
жизнь
встает в другом разрезе,
и большое
понимаешь через ерунду.
Но как
испепеляюще
слов этих жжение
рядом
с тлением
слова-сырца.
Эти слова
приводят в движение
тысячи лет
миллионов сердца.
Но нету чудес,
и мечтать о них нечего.
Но сила поэта
не только в этом,
Что, вас
вспоминая,
в грядущем икнут.
Нет!
И сегодня
рифма поэта —
ласка
и лозунг,
и штык,
и кнут.
Новизна в поэтическом произведении обязательна. Материал слов, словесных сочетаний, попадающихся поэту, должен быть переработан.
Новизна, конечно, не предполагает постоянного изречения небывалых истин. Ямб, свободный стих, аллитерация, ассонанс создаются не каждый день. Можно работать и над их продолжением, внедрением, распространением.
О новом надо говорить и новыми словами. Нужна новая форма искусства.
О, хотя бы
еще
одно заседание
относительно искоренения всех заседаний!
Одна печатаемая ерунда создает еще у двух убеждение, что и они могут написать не хуже. Эти двое, написав и будучи напечатанными, возбуждают зависть уже у четырех.
Партия —
это миллионов плечи,
друг к другу
прижатые туго.
Партия —
это единый ураган,
из голосов
спрессованный
тихих и тонких,
от него
лопаются
укрепления врага,
как в канонаду
от пушек
перепонки.
Плохо человеку,
когда он один.
Горе одному,
один не воин.
Каждый дюжий
ему господин,
и даже слабые,
если двое.
Пойдем, поэт,
взорим,
вспоем
у мира в сером хламе.
Я буду солнце лить свое,
а ты — свое,
стихами.
Поэзия
— вся! —
езда в незнаемое.
Поэзия —
та же добыча радия.
В грамм добыча,
в год труды.
Изводишь
единого слова ради
тысячи тонн
словесной руды.
Поэзия начинается там, где есть тенденция.
Поэт
настоящий
вздувает
заранее
из искры
неясной —
ясное знание.
Пуд,
как говориться,
соли столовой
съешь
и сотней папирос клуби,
чтобы
добыть
драгоценное слово
из артезианских
людских глубин.
Радость
ползет улиткой.
У горя
бешеный бег.
Радость прет.
Не для вас
уделить ли нам?!
Жизнь прекрасна
и
удивительна.
Русский язык
красив
и ядрён…
Светить всегда,
светить везде,
до дней последних донца,
светить —
и никаких гвоздей!
Вот лозунг мой —
и солнца!
Сердце
мне
сентиментальностью расквась!
Я хотел бы
жить
и умереть в Париже,
Если б не было
такой земли — Москва.
Слово —
полководец
человечьей силы.
Сложны
и путаны
пути политики.
Смотрите на жизнь
без очков и шор,
глазами жадными цапайте
все то,
что у вашей земли хорошо
и что хорошо на Западе.
Стих даешь —
хлебов подвозу.
В наши дни
писатель тот,
кто напишет
марш
и лозунг!
Театр — не отображающее зеркало, а — увеличивающее стекло.
Тот,
кто умный,
смотрит в глубь.
Труд рабочего,
хлеб крестьян —
на этих
двух осях
катится
время
на всех скоростях,
и вертится
жизнь вся.
У нас
поэт
событья берет —
опишет
вчерашний гул,
а надо
рваться
в завтра,
вперед,
чтоб брюки
трещали
в шагу.
Уходите, мысли, восвояси.
Обнимись,
души и моря глубь.
Тот,
кто постоянно ясен —
Тот,
по-моему,
просто глуп.
Халтура, конечно, всегда беспринципна, она создает безразличное отношение к теме — избегает трудную.
Хотите —
буду от мяса бешенный
— и, как небо, меняя тона —
хотите —
буду безукоризненно нежный,
не мужчина, а — облако в штанах!
Чтобы выбиться нам
сквозь продажную смрадь
из грязного быта
и вшивого —
давайте
не взятки брать,
а взяточников
брать за шиворот!
Это время —
трудновато для пера,
но скажите
вы,
калеки и калекши,
где,
когда,
какой великий выбирал
путь,
чтобы протоптанней
и легше?
Эх,
к такому платью бы
да еще бы…
голову.
Я
поэзии
одну разрешаю форму:
краткость,
точность математических формул.
Я
земной шар
чуть не весь
обошел, —
и жизнь
хороша,
и жить
хорошо.
А в нашей буче,
боевой, кипучей, —
и того лучше.
Я знаю силу слов,
я знаю слов набат,
Они не те,
которым рукоплещут ложи.
От слов таких
срываются гроба
шагать
четверкою
своих дубовых ножек.
Я знаю:
глупость — эдемы и рай!
Но если
пелось про это,
должно быть,
Грузию,
радостный край,
подразумевали поэты.
Я с теми,
кто вышел
строить
и месть
в сплошной лихорадке
буден.
Отечество
славлю,
которое есть,
но трижды —
которое будет.
Источник: Словарь афоризмов русских писателей. Составители: А. В. Королькова, А. Г. Ломов, А. Н. Тихонов