Неточные совпадения
Тут узнал я, что дядя его, этот разумный и многоученый муж, ревнитель целости языка и русской самобытности, твердый и смелый обличитель торжествующей новизны и почитатель благочестивой старины, этот открытый враг слепого подражанья иностранному — был совершенное дитя в житейском быту; жил самым невзыскательным гостем в собственном доме, предоставя все управлению жены и не обращая ни малейшего внимания на то, что вокруг него происходило; что он знал только ученый совет в Адмиралтействе да свой кабинет, в котором коптел над словарями разных славянских наречий, над старинными
рукописями и церковными
книгами, занимаясь корнесловием и сравнительным словопроизводством; что, не имея детей и взяв на воспитание двух родных племянников, отдал их в полное распоряжение Дарье Алексевне, которая, считая все убеждения супруга патриотическими бреднями, наняла к мальчикам француза-гувернера и поместила его возле самого кабинета своего мужа; что родные его жены (Хвостовы), часто у ней гостившие, сама Дарья Алексевна и племянники говорили при дяде всегда по-французски…
Я помню, что и та
книга, в которую он вписывал слова малоизвестные и вышедшие из употребления, попадавшиеся ему в
книгах священного писания, вообще в
книгах духовного содержания, в летописях и
рукописях, — что эта, так сказать, записная
книга была ужасающей величины и толщины.
Толстая
книга и две тетради, писанные рукою Шишкова, через месяц после его смерти были случайно куплены сыном моим на Апраксинском рынке, где продают
книги и
рукописи на рогожках: это был «Корнеслов» и «Сравнительный словарь» славянских наречий.
Продавец знал, что продает, и сам сказал моему сыну, что
рукописи принадлежат Александру Семенычу Шишкову, писаны им самим и что он купил в его доме все
книги и бумаги, оставшиеся после покойного.
Неточные совпадения
Она пишет детскую
книгу и никому не говорит про это, но мне читала, и я давал
рукопись Воркуеву… знаешь, этот издатель… и сам он писатель, кажется.
Там — раскрытый альбом с выскользнувшими внутренними листами, там — свитки, перевязанные золотым шнуром; стопы
книг угрюмого вида; толстые пласты
рукописей, насыпь миниатюрных томиков, трещавших, как кора, если их раскрывали; здесь — чертежи и таблицы, ряды новых изданий, карты; разнообразие переплетов, грубых, нежных, черных, пестрых, синих, серых, толстых, тонких, шершавых и гладких.
— Не допрашиваю и не спрашиваю, а рассказываю: предполагается, — сказал Тагильский, прикрыв глаза жирными подушечками век, на коже его лба шевелились легкие морщины. — Интересы клиентки вашей весьма разнообразны: у нее оказалось солидное количество редчайших древнепечатных
книг и сектантских
рукописей, — раздумчиво проговорил Тагильский.
— Ну, что же, спать, что ли? — Но, сняв пиджак, бросив его на диван и глядя на часы, заговорил снова: — Вот, еду добывать
рукописи какой-то сногсшибательной
книги. — Петя Струве с товарищами изготовил. Говорят: сочинение на тему «играй назад!». Он ведь еще в 901 году приглашал «назад к Фихте», так вот… А вместе с этим у эсеров что-то неладно. Вообще — развальчик. Юрин утверждает, что все это — хорошо! Дескать — отсевается мякина и всякий мусор, останется чистейшее, добротное зерно… Н-да…
В одном только кабинете пастора, наполненном
книгами и
рукописями, были два небольших окна со стеклами, подаренными ему, кажется, человеком Соединенных Штатов.