Иван Ипатыч был очень хороший человек в обыкновенном смысле этого слова; но Григорий Иваныч принадлежал к небольшому числу тех людей,
нравственная высота которых встречается очень редко и которых вся жизнь — есть строгое проявление этой высоты…
И потому те из этих людей, которые были выше среднего уровня, были гораздо выше его, представляли из себя образец редкой
нравственной высоты; те же, которые были ниже среднего уровня, были гораздо ниже его, представляя из себя часто людей неправдивых, притворяющихся и вместе с тем самоуверенных и гордых.
«Какое право, — думал он, — имеют эти господа с своей утопической
нравственной высоты третировать таким образом людей, которые пробиваются и работают в жизни?» Он с рождения, я думаю, упал в батист и кружева.
Анна Дмитриевна. Ну все равно — Лиза. Мне вас жаль, вы мне симпатичны. Но я люблю Виктóра. Я одно существо на свете люблю. Я знаю его душу, как свою. Это гордая душа. Он был горд еще семилетним мальчиком. Горд не именем, не богатством, но горд своей чистотой, своей
нравственной высотой, и он соблюдал ее. Он чист, как девушка.
Неточные совпадения
Но ведь сознательное достижение этой
высоты — путем мук, жертв, страшного труда всей жизни над собой — безусловно, без помощи посторонних, выгодных обстоятельств, дается так немногим, что — можно сказать — почти никому не дается, а между тем как многие, утомясь, отчаявшись или наскучив битвами жизни, останавливаются на полдороге, сворачивают в сторону и, наконец, совсем теряют из вида задачу
нравственного развития и перестают верить в нее.
А пока люди стыдятся этой силы, дорожа «змеиной мудростью» и краснея «голубиной простоты», отсылая последнюю к наивным натурам, пока умственную
высоту будут предпочитать
нравственной, до тех пор и достижение этой
высоты немыслимо, следовательно, немыслим и истинный, прочный, человеческий прогресс.
А у него этого разлада не было. Внутреннею силою он отражал внешние враждебные притоки, а свой огонь горел у него неугасимо, и он не уклоняется, не изменяет гармонии ума с сердцем и с волей — и совершает свой путь безупречно, все стоит на той
высоте умственного и
нравственного развития, на которую, пожалуй, поставили его природа и судьба, следовательно, стоит почти бессознательно.
Федорова гениальное прозрение в толковании апокалиптических пророчеств, необыкновенная
высота нравственного сознания, всеобщей ответственности всех за всех соединяются с утопическим фантазерством.
Это делает честь
высоте его
нравственного сознания и характеризует его идеал, но отнюдь не соответствует ни русской истории, ни историческому православию.