Неточные совпадения
Отец мой, не
выходя из кареты, ласково поздоровался со всеми и сказал, что вот он и приехал
к ним и привез свою хозяйку и детей.
Добрый мой
отец, обливаясь слезами, всех поднимал и обнимал, а своей матери, идущей
к нему навстречу, сам поклонился в ноги и потом, целуя ее руки, уверял, что никогда из ее воли не
выйдет и что все будет идти по-прежнему.
Не дождавшись еще отставки,
отец и мать совершенно собрались
к переезду в Багрово. Вытребовали оттуда лошадей и отправили вперед большой обоз с разными вещами. Распростились со всеми в городе и, видя, что отставка все еще не приходит, решились ее не дожидаться. Губернатор дал
отцу отпуск, в продолжение которого должно было
выйти увольнение от службы; дяди остались жить в нашем доме: им поручили продать его.
Мать ни за что не согласилась
выйти к собравшимся крестьянам и крестьянкам, сколько ни уговаривали ее
отец, бабушка и тетушка.
Мне было досадно, что мать не
вышла к добрым крестьянам, и совестно, что
отец сказал неправду.
Отец ничего не брал, а мать и не
выходила к старикам.
В гостиной и диванной появились гости, и Прасковья Ивановна
вышла к ним вместе с
отцом моим и матерью.
Она
вышла на маленькую полянку, остановилась и сказала: «Здесь непременно должны быть грузди, так и пахнет груздями, — и вдруг закричала: — Ах, я наступила на них!» Мы с
отцом хотели подойти
к ней, но она не допустила нас близко, говоря, что это ее грузди, что она нашла их и что пусть мы ищем другой слой.
Отец ту же минуту
вышел, чтоб распорядиться
к немедленному отъезду.
Неточные совпадения
Не зная, когда ему можно будет выехать из Москвы. Сергей Иванович не телеграфировал брату, чтобы
высылать за ним. Левина не было дома, когда Катавасов и Сергей Иванович на тарантасике, взятом на станции, запыленные как арапы, в 12-м часу дня подъехали
к крыльцу Покровского дома. Кити, сидевшая на балконе с
отцом и сестрой, узнала деверя и сбежала вниз встретить его.
Между тем Николай Петрович тоже проснулся и отправился
к Аркадию, которого застал одетым.
Отец и сын
вышли на террасу, под навес маркизы; возле перил, на столе, между большими букетами сирени, уже кипел самовар. Явилась девочка, та самая, которая накануне первая встретила приезжих на крыльце, и тонким голосом проговорила:
— Вы думаете? — промолвила она. — Что ж? я не вижу препятствий… Я рада за Катю… и за Аркадия Николаича. Разумеется, я подожду ответа
отца. Я его самого
к нему пошлю. Но вот и
выходит, что я была права вчера, когда я говорила вам, что мы оба уже старые люди… Как это я ничего не видала? Это меня удивляет!
— Нет! — говорил он на следующий день Аркадию, — уеду отсюда завтра. Скучно; работать хочется, а здесь нельзя. Отправлюсь опять
к вам в деревню; я же там все свои препараты оставил. У вас, по крайней мере, запереться можно. А то здесь
отец мне твердит: «Мой кабинет
к твоим услугам — никто тебе мешать не будет»; а сам от меня ни на шаг. Да и совестно как-то от него запираться. Ну и мать тоже. Я слышу, как она вздыхает за стеной, а
выйдешь к ней — и сказать ей нечего.
Самгин постоял у двери на площадку, послушал речь на тему о разрушении фабрикой патриархального быта деревни, затем зловещее чье-то напоминание о тройке Гоголя и
вышел на площадку в холодный скрип и скрежет поезда. Далеко над снежным пустырем разгоралась неприятно оранжевая заря, и поезд заворачивал
к ней. Вагонные речи утомили его, засорили настроение, испортили что-то. У него сложилось такое впечатление, как будто поезд возвращает его далеко в прошлое,
к спорам
отца, Варавки и суровой Марьи Романовны.