Неточные совпадения
Но не все, казавшееся мне виденным, видел я
в самом
деле; те же справки иногда доказывали, что многого я не мог видеть, а мог только слышать.
Медленно поправляясь, я не скоро начал ходить и сначала целые
дни, лежа
в своей кроватке и посадив к себе сестру, забавлял ее разными игрушками или показываньем картинок.
Няньку мою она прогнала и несколько
дней не позволяла ей входить
в нашу детскую.
Я принялся было за Домашний лечебник Бухана, но и это чтение мать сочла почему-то для моих лет неудобным; впрочем, она выбирала некоторые места и, отмечая их закладками, позволяла мне их читать; и это было
в самом
деле интересное чтение, потому что там описывались все травы, соли, коренья и все медицинские снадобья, о которых только упоминается
в лечебнике.
Она не лежала
в постели, но худела, бледнела и теряла силы с каждым
днем.
Я вслушивался
в беспрестанные разговоры об этом между отцом и матерью и наконец узнал, что
дело уладилось: денег дал тот же мой книжный благодетель С. И. Аничков, а детей, то есть нас с сестрой, решились завезти
в Багрово и оставить у бабушки с дедушкой.
В самом
деле, нигде нельзя отыскать такого разнообразия гальки, как на реке Белой;
в этом я убедился впоследствии.
Эта первая кормежка случилась не
в поле, а
в какой-то русской деревушке, которую я очень мало помню; но зато отец обещал мне на другой
день кормежку на реке Деме, где хотел показать мне какую-то рыбную ловлю, о которой я знал только по его же рассказам.
Столько увидел и узнал я
в этот
день, что детское мое воображение продолжало представлять мне
в каком-то смешении все картины и образы, носившиеся предо мною.
Не успели мы войти
в конюшни, как явился противный Мироныч, который потом целый
день уже не отставал от отца.
Я многого не понимал, многое забыл, и у меня остались
в памяти только отцовы слова: «Не вмешивайся не
в свое
дело, ты все
дело испортишь, ты все семейство погубишь, теперь Мироныч не тронет их, он все-таки будет опасаться, чтоб я не написал к тетушке, а если пойдет
дело на то, чтоб Мироныча прочь, то Михайлушка его не выдаст.
Не позволите ли, батюшка, сделать лишний сгон?» Отец отвечал, что крестьянам ведь также надо убираться, и что отнять у них
день в такую страдную пору
дело нехорошее, и что лучше сделать помочь и позвать соседей.
В самом
деле, я слишком утомился и заснул, не дождавшись даже чаю.
Отец с матерью старались растолковать мне, что совершенно добрых людей мало на свете, что парашинские старики, которых отец мой знает давно, люди честные и правдивые, сказали ему, что Мироныч начальник умный и распорядительный, заботливый о господском и о крестьянском
деле; они говорили, что, конечно, он потакает и потворствует своей родне и богатым мужикам, которые находятся
в милости у главного управителя, Михайлы Максимыча, но что как же быть? свой своему поневоле друг, и что нельзя не уважить Михайле Максимычу; что Мироныч хотя гуляет, но на работах всегда бывает
в трезвом виде и не дерется без толку; что он не поживился ни одной копейкой, ни господской, ни крестьянской, а наживает большие деньги от дегтя и кожевенных заводов, потому что он
в части у хозяев, то есть у богатых парашинских мужиков, промышляющих
в башкирских лесах сидкою дегтя и покупкою у башкирцев кож разного мелкого и крупного скота; что хотя хозяевам маленько и обидно, ну, да они богаты и получают большие барыши.
Дело состояло
в том, что с задней стороны, из средины пригорка, бил родник; чувашенин подставил колоду, и как все надворные строения были ниже родника, то он провел воду, во-первых,
в летнюю кухню, во-вторых,
в огромное корыто, или выдолбленную колоду, для мытья белья, и в-третьих,
в хлевы, куда загонялся на ночь скот и лошади.
Я притворился спящим; но
в самом
деле заснул уже тогда, когда заснула моя мать.
Отец увидел это и, погрозя пальцем, указал на мать; я кивнул и потряс головою
в знак того, что понимаю,
в чем
дело, и не встревожу больную.
Я сейчас принялся за «Детское чтение», и
в самом
деле мать заснула и спала целый час.
После обеда дедушка зашел к моей матери, которая лежала
в постели и ничего
в этот
день не ела.
Тут я узнал, что дедушка приходил к нам перед обедом и, увидя, как
в самом
деле больна моя мать, очень сожалел об ней и советовал ехать немедленно
в Оренбург, хотя прежде, что было мне известно из разговоров отца с матерью, он называл эту поездку причудами и пустою тратою денег, потому что не верил докторам.
Мать отвечала ему, как мне рассказывали, что теперешняя ее болезнь
дело случайное, что она скоро пройдет и что для поездки
в Оренбург ей нужно несколько времени оправиться.
Первые
дни заглядывала к нам
в комнату тетушка и как будто заботилась о нас, а потом стала ходить реже и, наконец, совсем перестала.
Нянька Агафья от утреннего чая до обеда и от обеда до вечернего чая также куда-то уходила, но зато Евсеич целый
день не отлучался от нас и даже спал всегда
в коридоре у наших дверей.
Первые
дни после отъезда отца и матери я провел
в беспрестанной тоске и слезах, но мало-помалу успокоился, осмотрелся вокруг себя и устроился.
Всякий
день я принимался учить читать маленькую сестрицу, и совершенно без пользы, потому что во все время пребывания нашего
в Багрове она не выучила даже азбуки.
Уж на третий
день, совсем по другой дороге, ехал мужик из Кудрина; ехал он с зверовой собакой, собака и причуяла что-то недалеко от дороги и начала лапами снег разгребать; мужик был охотник, остановил лошадь и подошел посмотреть, что тут такое есть; и видит, что собака выкопала нору, что оттуда пар идет; вот и принялся он разгребать, и видит, что внутри пустое место, ровно медвежья берлога, и видит, что
в ней человек лежит, спит, и что кругом его все обтаяло; он знал про Арефья и догадался, что это он.
Уж на другой
день пришел
в себя и есть попросил.
С тех пор его зовут не Арефий, а Арева» [Замечательно, что этот несчастный Арефий, не замерзший
в продолжение трех
дней под снегом,
в жестокие зимние морозы, замерз лет через двадцать пять
в сентябре месяце, при самом легком морозе, последовавшем после сильного дождя!
Осенняя ночь длинна, и потому неизвестно, когда он попал
в овражек; но на другой
день, часов
в восемь утра, поехав на охоту, молодой Багров нашел его уже мертвым и совершенно окоченевшим.
Арефья все называли дурачком, и
в самом
деле он ничего не умел рассказать мне, как его занесло снегом и что с ним потом было.
Тетушка уговаривала нас не плакать и уверяла, что маменька здорова, что она скоро воротится и что ее ждут каждый
день; но я был так убежден
в моих печальных предчувствиях, что решительно не поверил тетушкиным словам и упорно повторял один и тот же ответ: «Вы нарочно так говорите».
В один из таких скучных, тяжелых
дней вбежала к нам
в комнату девушка Феклуша и громко закричала: «Молодые господа едут!» Странно, что я не вдруг и не совсем поверил этому известию.
Понимая
дело только вполовину, я, однако, догадывался, что маменька гневается за нас на дедушку, бабушку и тетушку и что мой отец за них заступается; из всего этого я вывел почему-то такое заключение, что мы должны скоро уехать,
в чем и не ошибся.
Мне показалось даже, а может быть, оно и
в самом
деле было так, что все стали к нам ласковее, внимательнее и больше заботились о нас.
В несколько
дней я как будто переродился; стал жив, даже резов; к дедушке стал бегать беспрестанно, рассказывать ему всякую всячину и сейчас попотчевал его чтением «Детского чтения», и все это дедушка принимал благосклонно; угрюмый старик также как будто стал добрым и ласковым стариком.
Где нам мешаться не
в свое
дело?
Я стал
в тупик; мне приходило даже
в голову: уж
в самом
деле не солгал ли я на няньку Агафью; но Евсеич, который
в глаза уличал ее, что она все бегала по избам, успокоил мою робкую ребячью совесть.
Только
в шестой
день приехали мы
в Уфу.
Я помню, что гости у нас тогда бывали так веселы, как после никогда уже не бывали во все остальное время нашего житья
в Уфе, а между тем я и тогда знал, что мы всякий
день нуждались
в деньгах и что все у нас
в доме было беднее и хуже, чем у других.
Я всего более поверил кривому Андрюше, который начал ходить к нам всякий
день и который, вероятно, был
в заговоре.
Я считал
дни и часы
в ожидании этого счастливого события и без устали говорил о Сергеевке со всеми гостями, с отцом и матерью, с сестрицей и с новой нянькой ее, Парашей.
Проснувшись, или, лучше сказать, очувствовавшись на другой
день поутру, очень не рано,
в слабости и все еще
в жару, я не вдруг понял, что около меня происходило.
Дня через два, когда я не лежал уже
в постели, а сидел за столиком и во что-то играл с милой сестрицей, которая не знала, как высказать свою радость, что братец выздоравливает, — вдруг я почувствовал сильное желание увидеть своих гонителей, выпросить у них прощенье и так примириться с ними, чтоб никто на меня не сердился.
Это средство несколько помогло: мне стыдно стало, что Андрюша пишет лучше меня, а как успехи его были весьма незначительны, то я постарался догнать его и
в самом
деле догнал довольно скоро.
Как бы то ни было, только
в один очень памятный для меня
день отвезли нас с Андрюшей
в санях, под надзором Евсеича,
в народное училище, находившееся на другом краю города и помещавшееся
в небольшом деревянном домишке.
Перекликав всех по списку и испытав
в степени знания, Матвей Васильич задал урок на следующий раз:
дело шло тоже о цифрах, об их местах и о значении нуля.
Дорога
в Багрово, природа, со всеми чудными ее красотами, не были забыты мной, а только несколько подавлены новостью других впечатлений: жизнью
в Багрове и жизнью
в Уфе; но с наступлением весны проснулась во мне горячая любовь к природе; мне так захотелось увидеть зеленые луга и леса, воды и горы, так захотелось побегать с Суркой по полям, так захотелось закинуть удочку, что все окружающее потеряло для меня свою занимательность и я каждый
день просыпался и засыпал с мыслию о Сергеевке.
В самом
деле, не ближе как через час Евсеич пришел сказать мне, что лед на реке ломается.
Я думал, что мы уж никогда не поедем, как вдруг, о счастливый
день! мать сказала мне, что мы едем завтра. Я чуть не сошел с ума от радости. Милая моя сестрица
разделяла ее со мной, радуясь, кажется, более моей радости. Плохо я спал ночь. Никто еще не вставал, когда я уже был готов совсем. Но вот проснулись
в доме, начался шум, беготня, укладыванье, заложили лошадей, подали карету, и, наконец, часов
в десять утра мы спустились на перевоз через реку Белую. Вдобавок ко всему Сурка был с нами.
Вот оно наконец мое давно желанное и жданное великолепное озеро,
в самом
деле великолепное!