Неточные совпадения
Сердце у меня опять замерло, и я готов был заплакать; но мать приласкала меня, успокоила, ободрила и приказала мне идти в детскую — читать свою книжку и занимать сестрицу, прибавя,
что ей теперь некогда с нами быть и
что она поручает мне смотреть за сестрою; я повиновался и медленно пошел назад: какая-то грусть
вдруг отравила мою веселость, и даже мысль,
что мне поручают мою сестрицу,
что в другое время было бы мне очень приятно и лестно, теперь не утешила меня.
Нашу карету и повозку стали грузить на паром, а нам подали большую косную лодку, на которую мы все должны были перейти по двум доскам, положенным с берега на край лодки; перевозчики в пестрых мордовских рубахах, бредя по колени в воде, повели под руки мою мать и няньку с сестрицей;
вдруг один из перевозчиков, рослый и загорелый, схватил меня на руки и понес прямо по воде в лодку, а отец пошел рядом по дощечке, улыбаясь и ободряя меня, потому
что я, по своей трусости, от которой еще не освободился, очень испугался такого неожиданного путешествия.
Вдруг плач ребенка обратил на себя мое внимание, и я увидел,
что в разных местах, между трех палочек, связанных вверху и воткнутых в землю, висели люльки; молодая женщина воткнула серп в связанный ею сноп, подошла не торопясь, взяла на руки плачущего младенца и тут же, присев у стоящего пятка снопов, начала целовать, ласкать и кормить грудью свое дитя.
Вдруг мать начала говорить,
что не лучше ли ночевать в Кармале, где воздух так сух, и
что около Ика ночью непременно будет сыро.
Евсеич бегом побежал к отцу, а я остался с матерью и сестрой; мне
вдруг сделалось так легко, так весело,
что, кажется, я еще и не испытывал такого удовольствия.
Ефрем с Федором сейчас ее собрали и поставили, а Параша повесила очень красивый, не знаю, из какой материи, кажется, кисейный занавес; знаю только,
что на нем были такие прекрасные букеты цветов,
что я много лет спустя находил большое удовольствие их рассматривать; на окошки повесили такие же гардины — и комната
вдруг получила совсем другой вид, так
что у меня на сердце стало веселее.
Мысль остаться в Багрове одним с сестрой, без отца и матери, хотя была не новою для меня, но как будто до сих пор не понимаемою; она
вдруг поразила меня таким ужасом,
что я на минуту потерял способность слышать и соображать слышанное и потому многих разговоров не понял, хотя и мог бы понять.
Видя мать бледною, худою и слабою, я желал только одного, чтоб она ехала поскорее к доктору; но как только я или оставался один, или хотя и с другими, но не видал перед собою матери, тоска от приближающейся разлуки и страх остаться с дедушкой, бабушкой и тетушкой, которые не были так ласковы к нам, как мне хотелось, не любили или так мало любили нас,
что мое сердце к ним не лежало, овладевали мной, и мое воображение, развитое не по летам,
вдруг представляло мне такие страшные картины,
что я бросал все,
чем тогда занимался: книжки, камешки, оставлял даже гулянье по саду и прибегал к матери, как безумный, в тоске и страхе.
В один из таких скучных, тяжелых дней вбежала к нам в комнату девушка Феклуша и громко закричала: «Молодые господа едут!» Странно,
что я не
вдруг и не совсем поверил этому известию.
Я живо помню, как он любовался на нашу дружбу с сестрицей, которая, сидя у него на коленях и слушая мою болтовню или чтение,
вдруг без всякой причины спрыгивала на пол, подбегала ко мне, обнимала и целовала и потом возвращалась назад и опять вползала к дедушке на колени; на вопрос же его: «
Что ты, козулька, вскочила?» — она отвечала: «Захотелось братца поцеловать».
Это произвело на меня такое действие,
что я
вдруг, как говорили, развернулся, то есть стал смелее прежнего, тверже и бойчее.
Один раз
вдруг дядя говорит мне потихоньку, с важным и таинственным видом,
что Волков хочет жениться на моей сестрице и увезти с собой в поход.
Проснувшись, или, лучше сказать, очувствовавшись на другой день поутру, очень не рано, в слабости и все еще в жару, я не
вдруг понял,
что около меня происходило.
Дня через два, когда я не лежал уже в постели, а сидел за столиком и во что-то играл с милой сестрицей, которая не знала, как высказать свою радость,
что братец выздоравливает, —
вдруг я почувствовал сильное желание увидеть своих гонителей, выпросить у них прощенье и так примириться с ними, чтоб никто на меня не сердился.
Вдруг две собаки показались на льду; но их суетливые прыжки возбудили не жалость, а смех в окружающих меня людях, ибо все были уверены,
что собаки не утонут, а перепрыгнут или переплывут на берег.
Я думал,
что мы уж никогда не поедем, как
вдруг, о счастливый день! мать сказала мне,
что мы едем завтра. Я чуть не сошел с ума от радости. Милая моя сестрица разделяла ее со мной, радуясь, кажется, более моей радости. Плохо я спал ночь. Никто еще не вставал, когда я уже был готов совсем. Но вот проснулись в доме, начался шум, беготня, укладыванье, заложили лошадей, подали карету, и, наконец, часов в десять утра мы спустились на перевоз через реку Белую. Вдобавок ко всему Сурка был с нами.
У меня начали опять брать подлещики, как
вдруг отец заметил,
что от воды стал подыматься туман, закричал нам,
что мне пора идти к матери, и приказал Евсеичу отвести меня домой.
Только
что мы успели запустить невод, как
вдруг прискакала целая толпа мещеряков: они принялись громко кричать, доказывая,
что мы не можем ловить рыбу в Белой, потому
что воды ее сняты рыбаками; отец мой не захотел ссориться с близкими соседями, приказал вытащить невод, и мы ни с
чем должны были отправиться домой.
Все люди наши были так недовольны, так не хотелось им уступить,
что даже не
вдруг послушались приказания моего отца.
Сначала я слышал, как говорила моя мать,
что не надо ехать на бал к губернатору, и как соглашались с нею другие, и потом
вдруг все решили,
что нельзя не ехать.
Вдруг мы остановились, и через несколько минут эта остановка привела меня в беспокойство: я разбудил Парашу, просил и молил ее постучать в дверь, позвать кого-нибудь и спросить,
что значит эта остановка; но Параша, обыкновенно всегда добрая и ласковая, недовольная тем,
что я ее разбудил, с некоторою грубостью отвечала мне: «Никого не достучишься теперь.
Вдруг мне послышался издали сначала плач; я подумал,
что это мне почудилось… но плач перешел в вопль, стон, визг… я не в силах был более выдерживать, раскрыл одеяло и принялся кричать так громко, как мог, сестрица проснулась и принялась также кричать.
Я терял уже сознание и готов был упасть в обморок или помешаться — как
вдруг вбежала Параша, которая преспокойно спала в коридоре у самой нашей двери и которую наконец разбудили общие вопли; по счастию, нас с сестрой она расслышала прежде, потому
что мы были ближе.
Я еще ни о
чем не догадывался и был довольно спокоен, как
вдруг сестрица сказала мне: «Пойдем, братец, в залу, там дедушка лежит».
Вдруг поднялся глухой шум и топот множества ног в зале, с которым вместе двигался плач и вой; все это прошло мимо нас… и вскоре я увидел,
что с крыльца, как будто на головах людей, спустился деревянный гроб; потом, когда тесная толпа раздвинулась, я разглядел,
что гроб несли мой отец, двое дядей и старик Петр Федоров, которого самого вели под руки; бабушку также вели сначала, но скоро посадили в сани, а тетушки и маменька шли пешком; многие, стоявшие на дворе, кланялись в землю.
Вдруг узнаю я,
что отец едет в Сергеевку.
Милая моя сестрица также была испугана и также сидела на руках своей няни;
вдруг вошла княжна-калмычка и сказала,
что барыня спрашивает к себе детей.
Я
вдруг как будто забыл,
что маменька нас благословила, простилась с нами…
Глаза у бабушки были мутны и тусклы; она часто дремала за своим делом, а иногда
вдруг отталкивала от себя прялку и говорила: «Ну,
что уж мне за пряжа, пора к Степану Михайловичу», — и начинала плакать.
Услуживая таким образом, мы пускались в разные разговоры с бабушкой, и она становилась ласковее и более нами занималась, как
вдруг неожиданный случай так отдалил меня от бабушки,
что я долго ходил к ней только здороваться да прощаться.
Когда я стал пенять сестре,
что она невнимательно слушает и не восхищается моими описаниями, Параша
вдруг вмешалась и сказала: «Нечего и слушать.
Я обрадовался случаю поговорить с нею наедине и порасспросить кое о
чем, казавшемся мне непонятным, как
вдруг неожиданно явилась Александра Ивановна.
Я
вдруг обратился к матери с вопросом: «Неужели бабушка Прасковья Ивановна такая недобрая?» Мать удивилась и сказала: «Если б я знала,
что ты не спишь, то не стала бы всего при тебе говорить, ты тут ничего не понял и подумал,
что Александра Ивановна жалуется на тетушку и
что тетушка недобрая; а это все пустяки, одни недогадки и кривое толкованье.
Всего же страннее было то,
что иногда, помолясь усердно, она
вдруг уходила в начале или середине обедни, сказав,
что больше ей не хочется молиться, о
чем Александра Ивановна говорила с особенным удивлением.
Отец не мог
вдруг поверить,
что лукояновский судья его обманет, и сам, улыбаясь, говорил: «Хорошо, Пантелей Григорьевич, посмотрим, как решится дело в уездном суде».
Дворовые мальчики и девочки, несколько принаряженные, иные хоть тем,
что были в белых рубашках, почище умыты и с приглаженными волосами, — все весело бегали и начали уже катать яйца, как
вдруг общее внимание привлечено было двумя какими-то пешеходами, которые, сойдя с Кудринской горы, шли вброд по воде, прямо через затопленную урему.
Хотя я много читал и еще больше слыхал,
что люди то и дело умирают, знал,
что все умрут, знал,
что в сражениях солдаты погибают тысячами, очень живо помнил смерть дедушки, случившуюся возле меня, в другой комнате того же дома; но смерть мельника Болтуненка, который перед моими глазами шел, пел, говорил и
вдруг пропал навсегда, — произвела на меня особенное, гораздо сильнейшее впечатление, и утонуть в канавке показалось мне гораздо страшнее,
чем погибнуть при каком-нибудь кораблекрушении на беспредельных морях, на бездонной глубине (о кораблекрушениях я много читал).
Дождя выпало так много,
что сбывавшая полая вода, подкрепленная дождями и так называемою земляною водою, вновь поднялась и, простояв на прежней высоте одни сутки,
вдруг слила.
В то же время также
вдруг наступила и летняя теплота,
что бывает часто в апреле.
В этой работе было что-то доброе, веселое, так
что я не
вдруг поверил, когда мне сказали,
что она тоже очень тяжела.
Поди чай, у нее и чаю и кофею мешки висят?..»
Вдруг Параша опомнилась и точно так же, как недавно Матрена, принялась целовать меня и мои руки, просить, молить, чтоб я ничего не сказывал маменьке,
что она говорила про тетушку.
Она вышла на маленькую полянку, остановилась и сказала: «Здесь непременно должны быть грузди, так и пахнет груздями, — и
вдруг закричала: — Ах, я наступила на них!» Мы с отцом хотели подойти к ней, но она не допустила нас близко, говоря,
что это ее грузди,
что она нашла их и
что пусть мы ищем другой слой.
Вдруг получил он письмо от Михайлушки, известного поверенного и любимца Прасковьи Ивановны, который писал,
что по тяжебному делу с Богдановыми отцу моему надобно приехать немедленно в Симбирск и
что Прасковья Ивановна приказывает ему поскорее собраться и Софью Николавну просит поторопиться.
Только
что подали стерляжью уху, которою заранее хвалился хозяин, говоря,
что лучше черемшанских стерлядей нет во всей России, как
вдруг задняя стена залы зашевелилась, поднялась вверх, и гром музыки поразил мои уши!
Вдруг вошел человек, подал моему отцу письмо и сказал,
что его привез нарочный из Багрова.
После постоянного ненастья, от которого размокла черноземная почва, сначала образовалась страшная грязь, так
что мы с трудом стали уезжать по пятидесяти верст в день; потом
вдруг сделалось холодно и, поднявшись на заре, чтоб выбраться поранее из грязного «Одного двора», мы увидели,
что грязь замерзла и
что земля слегка покрыта снегом.
Из девушки довольно веселой и живой, державшей себя в доме весьма свободно и самостоятельно, как следует барышне-хозяйке, она
вдруг сделалась печальна, тиха, робка и до того услужлива, особенно перед матерью,
что матери это было неприятно.
Я обещал собраться в полчаса, но
вдруг вспомнил о сестрице и спросил: «А сестрица поедет с нами?» Мать отвечала,
что она останется в Чурасове.
Вдруг Прасковья Ивановна обратилась к матери моей и сказала: «Послушай, Софья Николавна,
что я вздумала.
Проснулся купец, а
вдруг опомниться не может: всю ночь видел он во сне дочерей своих любезныих, хорошиих и пригожиих, и видел он дочерей своих старшиих: старшую и середнюю,
что они веселым-веселехоньки, а печальна одна дочь меньшая, любимая;
что у старшей и середней дочери есть женихи богатые и
что сбираются они выйти замуж, не дождавшись его благословения отцовского; меньшая же дочь любимая, красавица писаная, о женихах и слышать не хочет, покуда не воротится ее родимый батюшка; и стало у него на душе и радошно и не радошно.