Презирай слова и ласки, проклинай объятия, но не
коснись Любви, товарищ: только через нее тебе дано бросить быстрый взгляд в самое Вечность!
Неточные совпадения
— Это роковое сходство, м-р Вандергуд. Помните, что я в одну тяжелую минуту говорил вам о крови? У ног моей Марии уже есть кровь… одного благородного юноши, память которого мы чтим с Марией. Не для одной Изиды необходимо покрывало: есть роковые лица, есть роковые сходства, которые смущают наш дух и ведут его к пропасти самоуничтожения. Я отец Марии, но я сам едва смею
коснуться устами ее лба — какие же неодолимые преграды воздвигнет сама себе
любовь, когда осмелится поднять глаза на Марию?
Боюсь, что я ненавижу его. Если я не испытывал еще
любви, то я не знаю и ненависти, и так странно будет, если ненависть я должен буду начать с отца Марии!.. В каком тумане мы живем, человече! Вот я произнес имя Марии, вот духа моего
коснулся ее ясный взор, и уже погасла и ненависть к Магнусу (или я выдумал ее?), и уже погас страх перед человеком и жизнью (или я выдумал и это?), и великая радость, великий покой нисходят на мою душу.
Что же
касается любви, то я должен тебе сказать, что жить с женщиной, которая читала Спенсера и пошла для тебя на край света, так же не интересно, как с любой Анфисой или Акулиной.
Надобно сказать, что когда разговор
касался любви и вообще чувств, то она заговаривалась. Вначале в ее словах был еще некоторый смысл, но потом, чем более хотела она высказаться, чем более желала выразить свои мысли, тем больше начинала нести вздор, так что уж и сама себя, вероятно, переставала понимать.
Неточные совпадения
Он видел только ее ясные, правдивые глаза, испуганные той же радостью
любви, которая наполняла и его сердце. Глаза эти светились ближе и ближе, ослепляя его своим светом
любви. Она остановилась подле самого его,
касаясь его. Руки ее поднялись и опустились ему на плечи.
Я помню море пред грозою: // Как я завидовал волнам, // Бегущим бурной чередою // С
любовью лечь к ее ногам! // Как я желал тогда с волнами //
Коснуться милых ног устами! // Нет, никогда средь пылких дней // Кипящей младости моей // Я не желал с таким мученьем // Лобзать уста младых Армид, // Иль розы пламенных ланит, // Иль перси, полные томленьем; // Нет, никогда порыв страстей // Так не терзал души моей!
— Ты сомневаешься в моей
любви? — горячо заговорил он. — Думаешь, что я медлю от боязни за себя, а не за тебя? Не оберегаю, как стеной, твоего имени, не бодрствую, как мать, чтоб не смел
коснуться слух тебя… Ах, Ольга! Требуй доказательств! Повторю тебе, что если б ты с другим могла быть счастливее, я бы без ропота уступил права свои; если б надо было умереть за тебя, я бы с радостью умер! — со слезами досказал он.
Тебе — но голос музы темной //
Коснется ль уха твоего? // Поймешь ли ты душою скромной // Стремленье сердца моего? // Иль посвящение поэта, // Как некогда его
любовь, // Перед тобою без ответа // Пройдет, не признанное вновь?
И слезы выступили у ней на глаза, и она
коснулась его руки. Фраза эта была неясна, но он понял ее вполне и был тронут тем, чтò она означала. Слова ее означали то, что, кроме ее
любви, владеющей всею ею, —
любви к своему мужу, для нее важна и дорога ее
любовь к нему, к брату, и что всякая размолвка с ним — для нее тяжелое страдание.