Неточные совпадения
Ах, как жаль, что Я лишен возможности творить чудеса! Маленькое и практическое чудо, вроде превращения воды в графинах в кисленькое кианти или нескольких слушателей в паштеты, было совсем не лишним в эту минуту…
Ты смеешься или негодуешь, Мой земной читатель? Не надо
ни того,
ни другого. Помни, что необыкновенное невыразимо на твоем чревовещательском языке, и Мои слова только проклятая маска моих мыслей.
Ах,
ты не знаешь третьего, что не есть
ни жизнь,
ни смерть, и Я понимаю, кто душил
тебя своими костлявыми пальцами!
Клянусь вечным спасением, Я не буду больше
ни выгонять
тебя вон,
ни смеяться над
тобою: если Я потерял мудрость змия, то взамен получил кротость голубицы.
Но как
ни гнусна наша жизнь, еще более она несчастна —
ты согласен с этим?
Я не могу
тебе рассказать, человече, так хорошо, чтобы
ты это почувствовал, —
ни о пахучем воздухе Кампаньи, который обвевал мое лицо,
ни о прелести и чарах стремительного бега,
ни об этой потере материального веса, почти полном исчезновении тела, когда самому себе кажешься только стремящейся мыслью, летящим взглядом…
— Довольно смеяться! Это глупо. Откуда вы все знаете? Это глупо, говорю вам. Я
ни во что не верю, и оттого я все допускаю. Пожми мне руку, Вандергуд: они все глупцы, а я готов допустить, что
ты — Сатана. Только
ты попал в скверную историю, дружище Сатана. Потому что я все равно
тебя сейчас выгоню! Слышишь… черт.
— Избили они его, — сказала она, погладив щеки ладонями, и, глядя на ладони, судорожно усмехалась. — Под утро он говорит мне: «Прости, сволочи они, а не простишь — на той же березе повешусь». — «Нет, говорю, дерево это не погань, не смей, Иуда, я на этом дереве муки приняла. И никому,
ни тебе, ни всем людям, ни богу никогда обиды моей не прощу». Ох, не прощу, нет уж! Семнадцать месяцев держал он меня, все уговаривал, пить начал, потом — застудился зимою…
— И порядка больше, — продолжал Тарантьев, — ведь теперь скверно у тебя за стол сесть! Хватишься перцу — нет, уксусу не куплено, ножи не чищены; белье, ты говоришь, пропадает, пыль везде — ну, мерзость! А там женщина будет хозяйничать:
ни тебе, ни твоему дураку, Захару…
— Изыди, отче! — повелительно произнес отец Паисий, — не человеки судят, а Бог. Может, здесь «указание» видим такое, коего не в силах понять
ни ты, ни я и никто. Изыди, отче, и стадо не возмущай! — повторил он настойчиво.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак!
Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще
ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
(Насвистывает сначала из «Роберта», потом «Не шей
ты мне, матушка», а наконец
ни се
ни то.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри
ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет
ни копейки.
Купцы. Да уж куда милость твоя
ни запроводит его, все будет хорошо, лишь бы, то есть, от нас подальше. Не побрезгай, отец наш, хлебом и солью: кланяемся
тебе сахарцом и кузовком вина.
Анна Андреевна. Ну вот, уж целый час дожидаемся, а все
ты с своим глупым жеманством: совершенно оделась, нет, еще нужно копаться… Было бы не слушать ее вовсе. Экая досада! как нарочно,
ни души! как будто бы вымерло все.