Неточные совпадения
Вижу, как ты и сейчас уже готов закидать Меня вопросами,
узнав, что Я — вочеловечившийся
Сатана: ведь это так интересно!
Нет! Я еще
Сатана! Я еще
знаю, что Я бессмертен, и, когда повелит воля Моя, сам притяну к своему горлу костлявые пальцы. Но если Я забуду?
— Вы напрасно смеетесь, м-р Вандергуд. Я давно
знаю кардинала X. и… слежу за ним. Это злой, жестокий и опасный деспот. Несмотря на свою смешную внешность, он коварен, беспощаден и мстителен, как
Сатана!..
Но ты удивлен, ты презрительно щуришь твои оловянные глаза и спрашиваешь: что же это за
Сатана, который не
знает таких простых вещей?
Ах, он был дома, он был на своей земле, этот сердитый человечек с черной бородою, он
знал, что надо делать в этих случаях, и он пел соло, а не дуэтом, как эти неразлучные
Сатана из вечности и Вандергуд из Иллинойса!
Или, подумал Я, твое бессмертие, Мадонна, откликнулось на бессмертие
Сатаны и из самой вечности протягивает ему эту кроткую руку? Ты, обожествленная, не
узнала ли друга в том, кто вочеловечился? Ты, восходящая ввысь, не прониклась ли жалостью к нисходящему? О Мадонна, положи руку на Мою темную голову, чтобы
узнал Я Тебя по твоему прикосновению!..
Странно, странно… Я шел от человека — и оказался у той же стены Беспамятства, которую
знает один
Сатана. Как много значит поза, однако! Это надо запомнить. Но будет ли так же убедительна поза и не потеряет ли она в своей пластичности, если вместо смерти, палача и солдат придется сказать иное… хотя бы так...
— Разве? — вежливо улыбнулся Магнус. — Я и не
знал, что
Сатана также принадлежит к лику…
— Я думаю, ваше преосвященство, что здесь простое недоразумение. Я
знаю скромность и вместе начитанность м-ра Вандергуда и полагаю, что к имени
Сатаны он прибег как к известному художественному приему. Разве
Сатана грозит полицией? А мой несчастный компаньон грозил ею. И разве вообще кто-нибудь видал такого
Сатану?
— Довольно смеяться! Это глупо. Откуда вы все
знаете? Это глупо, говорю вам. Я ни во что не верю, и оттого я все допускаю. Пожми мне руку, Вандергуд: они все глупцы, а я готов допустить, что ты —
Сатана. Только ты попал в скверную историю, дружище
Сатана. Потому что я все равно тебя сейчас выгоню! Слышишь… черт.
Неточные совпадения
— Я хотел назвать его Нестор или Антипа, но,
знаете, эта глупейшая церемония, попы, «отрицаешься ли
сатаны», «дунь», «плюнь»…
— Тело. Плоть. Воодушевлена, но — не одухотворена — вот! Учение богомилов —
знаете? Бог дал форму —
сатана душу. Страшно верно! Вот почему в народе — нет духа. Дух создается избранными.
Начинает тихо, нежно: «Помнишь, Гретхен, как ты, еще невинная, еще ребенком, приходила с твоей мамой в этот собор и лепетала молитвы по старой книге?» Но песня все сильнее, все страстнее, стремительнее; ноты выше: в них слезы, тоска, безустанная, безвыходная, и, наконец, отчаяние: «Нет прощения, Гретхен, нет здесь тебе прощения!» Гретхен хочет молиться, но из груди ее рвутся лишь крики —
знаете, когда судорога от слез в груди, — а песня
сатаны все не умолкает, все глубже вонзается в душу, как острие, все выше — и вдруг обрывается почти криком: «Конец всему, проклята!» Гретхен падает на колена, сжимает перед собой руки — и вот тут ее молитва, что-нибудь очень краткое, полуречитатив, но наивное, безо всякой отделки, что-нибудь в высшей степени средневековое, четыре стиха, всего только четыре стиха — у Страделлы есть несколько таких нот — и с последней нотой обморок!
— То есть, если хочешь, я одной с тобой философии, вот это будет справедливо. Je pense donc je suis, [Я мыслю, следовательно, я существую (фр.).] это я
знаю наверно, остальное же все, что кругом меня, все эти миры, Бог и даже сам
сатана — все это для меня не доказано, существует ли оно само по себе или есть только одна моя эманация, последовательное развитие моего я, существующего довременно и единолично… словом, я быстро прерываю, потому что ты, кажется, сейчас драться вскочишь.
— Не
знаю, кто или какое лицо, рука небес или
сатана, но… не Смердяков! — решительно отрезал Митя.