Неточные совпадения
И на
всю жизнь почувствовала она страх к ярким солнечным
дням.
Скоро
и все в доме о. Василия стали бояться ярких летних
дней, когда слишком светло горит солнце
и нестерпимо блестит зажженная им обманчивая река.
В такие
дни, когда кругом радовались люди, животные
и поля,
все домочадцы о. Василия со страхом глядели на попадью, умышленно громко разговаривали
и смеялись, а она вставала, ленивая
и тусклая, смотрела в глаза пристально
и странно, так что от взгляда ее отворачивались,
и вяло бродила по дому, отыскивая какие-нибудь вещи: ключи, или ложку, или стакан.
И все, что принадлежало Ивану Порфирычу Копрову
и касалось его, интересовало попа так, что иногда по целым
дням он не мог думать ни о чем другом, кроме старосты, его жены, его детей
и богатства.
Воскреснет его милая улыбка, воскреснут его глаза, сияющие тихим светом,
и тихая, разумная речь его, — воскреснет
весь он в красоте своего непорочного детства, каким был он в тот ужасный июльский
день, когда ярко горело солнце
и ослепительно сверкала обманчивая река.
Как прежде, топились печи,
и велось хозяйство,
и люди разговаривали о своих
делах, но было нечто новое
и страшное; ни у кого не стало охоты жить,
и от этого
все приходило в расстройство.
Среди людей, их
дел и разговоров о. Василий был так видимо обособлен, так непостижимо чужд
всему, как если бы он не был человеком, а только движущейся оболочкою его.
С каждым
днем все больше являлось исповедников,
и перед о. Василием непрестанно чередовались морщинистые
и молодые лица.
Но то, что о. Василий был суров, нравилось ему, как
и его большой рост; настоящий священнослужитель казался ему похожим на строгого
и честного приказчика, который должен требовать точного
и верного отчета. Сам Иван Порфирыч говел всегда на последней неделе
и задолго приготовлялся к исповеди, стараясь вспомнить
и собрать
все самые маленькие грехи.
И был горд собою, что грехи у него в таком же порядке, как
и дела.
Но когда о. Василий оставался один, лицо его делалось серьезно
и строго: наедине с мыслями своими не смел он шутить
и смеяться.
И глаза его смотрели сурово
и с гордым ожиданием, ибо чувствовал он, что
и в эти
дни покоя
и надежды над жизнью его тяготеет
все тот же жестокий
и загадочный рок.
И уже несколько
дней все ждало грозы
и чувствовало ее.
И все два
дня до похорон непрестанно ходили смотреть покойника, быстро синевшего
и пухнувшего от жары.
В церкви темнело — буро-синей беспокойной темнотою затмившегося
дня,
и все почувствовали ее, но долго не замечали глазом.
И только те, кто неотступно смотрел на дружеские листья клена, видели, как позади их выползало что-то чугунно-серое, лохматое, взглянуло в церковь мертвыми очами
и поползло выше, к кресту.
Среди сгустившейся тьмы свечи горели ярко, как в сумерках,
и уже бросали на лица красноватые отсветы,
и многие заметили этот быстрый
и необыкновенный переход от
дня к ночи — когда
все еще был полдень.
И целый день,
и все дни и ночи няни наполнены были суматохой, беготней: то пыткой, то живой радостью за ребенка, то страхом, что он упадет и расшибет нос, то умилением от его непритворной детской ласки или смутной тоской за отдаленную его будущность: этим только и билось сердце ее, этими волнениями подогревалась кровь старухи, и поддерживалась кое-как ими сонная жизнь ее, которая без того, может быть, угасла бы давным-давно.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет
и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет
дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое
и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается
и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену.
Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Слуга. Вы изволили в первый
день спросить обед, а на другой
день только закусили семги
и потом пошли
всё в долг брать.
О! я шутить не люблю. Я им
всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом
деле? Я такой! я не посмотрю ни на кого… я говорю
всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий
день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается
и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Вчерашнего
дни я…» Ну, тут уж пошли
дела семейные: «…сестра Анна Кириловна приехала к нам с своим мужем; Иван Кирилович очень потолстел
и всё играет на скрипке…» —
и прочее,
и прочее.
В конце села под ивою, // Свидетельницей скромною //
Всей жизни вахлаков, // Где праздники справляются, // Где сходки собираются, // Где
днем секут, а вечером // Цалуются, милуются, — //
Всю ночь огни
и шум.