Но он не повернулся, не ответил и плакал. И затылок у него был молодой, как у того, и тоже страшный, и стоял он, нелепо раскорячившись, как пьяный, у которого рвота; и шея у него
была в крови — должно быть, хватался руками.
Неточные совпадения
Губы его дергались, силясь выговорить слово, и
в то же мгновение произошло что-то непонятное, чудовищное, сверхъестественное.
В правую щеку мне дунуло теплым ветром, сильно качнуло меня — и только, а перед моими глазами на месте бледного лица
было что-то короткое, тупое, красное, и оттуда лила
кровь, словно из откупоренной бутылки, как их рисуют на плохих вывесках. И
в этом коротком, красном, текущем продолжалась еще какая-то улыбка, беззубый смех — красный смех.
Студент выглянул за дверь и рукой поманил меня. Я посмотрел:
в разных местах горизонта, молчаливой цепью, стояли такие же неподвижные зарева, как будто десятки солнц всходили одновременно. И уже не
было так темно. Дальние холмы густо чернели, отчетливо вырезая ломаную и волнистую линию, а вблизи все
было залито красным тихим светом, молчаливым и неподвижным. Я взглянул на студента: лицо его
было окрашено
в тот же красный призрачный цвет
крови, превратившейся
в воздух и свет.
И я не вскрикнул, и я не пошевельнулся — я похолодел и замер
в сознании приближающейся страшной истины; а рука прыгала по ярко освещенной бумаге, и каждый палец
в ней трясся
в таком безнадежном, живом, безумном ужасе, как будто они, эти пальцы,
были еще там, на войне, и видели зарево и
кровь, и слышали стоны и вопли несказанной боли.
А газеты ежедневно требуют новых войск и новой
крови, и я все менее понимаю, что это значит. Вчера я читал одну очень подозрительную статью, где доказывается, что среди народа много шпионов, предателей и изменников, что нужно
быть осторожным и внимательным и что гнев народа сам найдет виновных. Каких виновных,
в чем? Когда я ехал с вокзала
в трамвае, я слышал странный разговор, вероятно, по этому поводу...
Что-то зловещее горело широким и красным огнем, и
в дыму копошились чудовищные уродцы-дети с головами взрослых убийц. Они прыгали легко и подвижно, как играющие козлята, и дышали тяжело, словно больные. Их рты походили на пасти жаб или лягушек и раскрывались судорожно и широко; за прозрачною кожей их голых тел угрюмо бежала красная
кровь — и они убивали друг друга, играя. Они
были страшнее всего, что я видел, потому что они
были маленькие и могли проникнуть всюду.
Главные качества Степана Аркадьича, заслужившие ему это общее уважение по службе, состояли, во-первых, в чрезвычайной снисходительности к людям, основанной в нем на сознании своих недостатков; во-вторых, в совершенной либеральности, не той, про которую он вычитал в газетах, но той, что у него
была в крови и с которою он совершенно равно и одинаково относился ко всем людям, какого бы состояния и звания они ни были, и в-третьих — главное — в совершенном равнодушии к тому делу, которым он занимался, вследствие чего он никогда не увлекался и не делал ошибок.
Этой части города он не знал, шел наугад, снова повернул в какую-то улицу и наткнулся на группу рабочих, двое были удобно, головами друг к другу, положены к стене, под окна дома, лицо одного — покрыто шапкой: другой, небритый, желтоусый, застывшими глазами смотрел в сизое небо, оно крошилось снегом; на каменной ступени крыльца сидел пожилой человек в серебряных очках, толстая женщина, стоя на коленях, перевязывала ему ногу выше ступни, ступня
была в крови, точно в красном носке, человек шевелил пальцами ноги, говоря негромко, неуверенно:
В третьей камере слышались крики и возня. Смотритель застучал и закричал: «смирно»! Когда дверь отворили, опять все вытянулись у нар, кроме нескольких больных и двоих дерущихся, которые с изуродованными злобой лицами вцепились друг в друга, один за волосы, другой за бороду. Они только тогда пустили друг друга, когда надзиратель подбежал к ним. У одного
был в кровь разбит нос, и текли сопли, слюни и кровь, которые он утирал рукавом кафтана; другой обирал вырванные из бороды волосы.
— Это вы? — воскликнул человек в сюртуке и одним взмахом отшиб в сторону вскочившего с пола и бросившегося на меня банкомета, борода которого
была в крови. Тот снова упал. Передо мной, сконфуженный и пораженный, стоял беговой «спортсмен», который вез меня в своем шарабане. Все остальные окаменели.
Неточные совпадения
— Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да
в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его // Не слезы —
кровь течет! // Не знаю, не придумаю, // Что
будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
С ними происходило что-то совсем необыкновенное. Постепенно,
в глазах у всех солдатики начали наливаться
кровью. Глаза их, доселе неподвижные, вдруг стали вращаться и выражать гнев; усы, нарисованные вкривь и вкось, встали на свои места и начали шевелиться; губы, представлявшие тонкую розовую черту, которая от бывших дождей почти уже смылась, оттопырились и изъявляли намерение нечто произнести. Появились ноздри, о которых прежде и
в помине не
было, и начали раздуваться и свидетельствовать о нетерпении.
3) Великанов, Иван Матвеевич. Обложил
в свою пользу жителей данью по три копейки с души, предварительно утопив
в реке экономии директора. Перебил
в кровь многих капитан-исправников.
В 1740 году,
в царствование кроткия Елисавет,
был уличен
в любовной связи с Авдотьей Лопухиной, бит кнутом и, по урезании языка, сослан
в заточение
в чердынский острог.
"Сего 17-го сентября, после трудного, но славного девятидневного похода, совершилось всерадостнейшее и вожделеннейшее событие. Горчица утверждена повсеместно и навсегда, причем не
было произведено
в расход ни единой капли
крови".
Да хоть бы он принц
крови был, моя дочь ни
в ком не нуждается!