Мы подошли к окну. От самой стены дома до карниза начиналось ровное огненно-красное небо, без туч, без звезд, без солнца, и уходило за горизонт. А внизу под ним лежало такое же ровное темно-красное поле, и было покрыто оно трупами. Все трупы были голы и ногами обращены к нам, так что мы видели только ступни ног и треугольники подбородков. И было тихо, — очевидно, все умерли, и на бесконечном поле не
было забытых.
Неточные совпадения
Оно шло на нас с этих темных, загадочных и чуждых полей; оно поднималась из глухих черных ущелий, где,
быть может, еще умирают
забытые и затерянные среди камней, оно лилось с этого чуждого, невиданного неба.
А тот в оркестре, что играл на трубе, уже носил, видимо, в себе, в своем мозгу, в своих ушах, эту огромную молчаливую тень. Отрывистый и ломаный звук метался, и прыгал, и бежал куда-то в сторону от других — одинокий, дрожащий от ужаса, безумный. И остальные звуки точно оглядывались на него; так неловко, спотыкаясь, падая и поднимаясь, бежали они разорванной толпою, слишком громкие, слишком веселые, слишком близкие к черным ущельям, где еще умирали,
быть может,
забытые и потерянные среди камней люди.
Неточные совпадения
Больной, озлобленный, всеми
забытый, доживал Козырь свой век и на закате дней вдруг почувствовал прилив"дурных страстей"и"неблагонадежных элементов". Стал проповедовать, что собственность
есть мечтание, что только нищие да постники взойдут в царство небесное, а богатые да бражники
будут лизать раскаленные сковороды и кипеть в смоле. Причем, обращаясь к Фердыщенке (тогда
было на этот счет просто: грабили, но правду выслушивали благодушно), прибавлял:
Учитель с горя принялся
пить; наконец и
пить уже
было ему не на что; больной, без куска хлеба и помощи, пропадал он где-то в нетопленной
забытой конурке.
«Ужели, — думает Евгений, — // Ужель она? Но точно… Нет… // Как! из глуши степных селений…» // И неотвязчивый лорнет // Он обращает поминутно // На ту, чей вид напомнил смутно // Ему
забытые черты. // «Скажи мне, князь, не знаешь ты, // Кто там в малиновом берете // С послом испанским говорит?» // Князь на Онегина глядит. // «Ага! давно ж ты не
был в свете. // Постой, тебя представлю я». — // «Да кто ж она?» — «Жена моя».
Неприятно
было тупое любопытство баб и девок, в их глазах он видел что-то овечье, животное или сосредоточенность полуумного, который хочет, но не может вспомнить
забытое. Тугоухие старики со слезящимися глазами, отупевшие от старости беззубые, сердитые старухи, слишком независимые, даже дерзкие подростки — все это не возбуждало симпатий к деревне, а многое казалось созданным беспечностью, ленью.
Было стыдно сознаться, но Самгин чувствовал, что им овладевает детский, давно
забытый страшок и его тревожат наивные, детские вопросы, которые вдруг стали необыкновенно важными. Представлялось, что он попал в какой-то прозрачный мешок, откуда никогда уже не сможет вылезти, и что шкуна не двигается, а взвешена в пустоте и только дрожит.