Андрей Иваныч краснеет: по слабости человеческой он
завел было чувствительный роман с солдаткой, со вдовой, но раз подсмотрели их и не дают проходу насмешками. Не знают, что со вдовой они больше плакали, чем целовались, — и отбили дорогу, ожесточение и горечь заронили в скромное, чистое, без ропота одинокое сердце. До того дошло с насмешками, что позвал его как-то к себе сам Жегулев и, стесняясь в словах, попросил не ходить на деревню.
Неточные совпадения
Но ссорились дети очень редко,
были нежно влюблены друг в друга, целые дни
проводили в тихой влюбленности.
По воскресеньям Елена Петровна ходила с детьми в ближайшую кладбищенскую церковь Ивана Крестителя. И Линочка бывала в беленьком платье очень хорошенькая, а Саша в гимназическом — черный, тоненький, воспитанный; торжеством
было для матери
провести по народу таких детишек. И особенно блестела у Саши медная бляха пояса: по утрам перед церковью сам чистил толченым углем и зубным порошком.
Но уже близилось страшное для матерей. Когда появились первые подробные известия о гибели «Варяга», прочла и Елена Петровна и заплакала: нельзя
было читать без слез, как возвышенно и красиво умирали люди, и как сторонние зрители, французы, рукоплескали им и русским гимном
провожали их на смерть; и эти герои
были наши, русские. «Прочту Саше, пусть и он узнает», — подумала мать наставительно и спрятала листок. Но Саша и сам прочел.
Саша неприятно улыбнулся и, ничего не ответив, заложил руки в карманы и стал ходить по комнате, то пропадая в тени, то весь выходя на свет; и серая куртка
была у него наверху расстегнута, открывая кусочек белой рубашки — вольность, которой раньше он не позволял себе даже один. Елена Петровна и сама понимала, что говорит глупости, но уж очень ей обидно
было за второй самовар; подобралась и,
проведя рукой по гладким волосам, спокойно села на Сашин стул.
Молчал и Саша, обдумывая. Поразил его рассказ матери; и то, что мать, всегда так строго и даже чопорно одетая,
была теперь в беленькой, скромной ночной кофточке, придавало рассказу особый смысл и значительность — о самой настоящей жизни шло дело.
Провел рукой по волосам, расправляя мысли, и сказал...
— Экое горе, того-этого, какие мы с вами бесталанные! Только вы, я думаю, ошибаетесь, нельзя этого допустить, чтобы у вас не
было таланта. Может, не обнаружился еще? Это часто бывает с молодыми людьми. Таланты-то ведь бывают разные, того-этого, не только что карандашиком или пером
водить.
Проводил он Сашу до самого дома и уже у калитки — точно именно у порога дома, когда люди расстаются и уходят к своим мыслям, и нужно
было бросить этот мостик — посмотрел Саше в глаза и спросил...
Робко вскинул он свои жуткие глаза обреченного, и навстречу ему из-под полей шляпы робко метнулось что-то черное, светлое, родное, необыкновенное, прекрасное — глаза, должно
быть? И уже сквозь эти необыкновенные глаза увидел он весеннюю ночь — и поразился до тихой молитвы в сердце ее чудесной красотою. Но подошел пьяный Тимохин и
отвел его в сторону...
— Да нет, мама, — улыбнулся Саша и нежно поцеловал еще черную голову матери. — Ее
проводят, не беспокойся. Почему ты не допускаешь, что мне захотелось
побыть с тобой вдвоем? Ведь мы же влюбленные!
И музыку Колесников слушал внимательно, хотя в его внимании
было больше почтительности, чем настоящего восторга; а потом подсел к Елене Петровне и
завел с нею продолжительный разговор о Саше. Уже и Линочка, зевая, ушла к себе, а из полутемной гостиной все несся гудящий бас Колесникова и тихий повествующий голос матери.
«Пойти
проводить его? Ведь все равно не усну. Да нет, пускай: от судьбы не уйдешь. Но какая страшная
будет ночь!»
Он еще что-то хотел прибавить, но не нашел слова, которое можно
было бы добавить к тому огромному, что сказал, и только доверчиво и ласково улыбнулся. Некоторые также улыбнулись ему в ответ; и, выходя, ласково кланялись ему, вдруг сделав из поклона приятное для всех и обязательное правило. И он кланялся каждому в отдельности и каждого
провожал добрыми, внимательными, заплаканными глазами; и стоял все в той же нерешительной позе и рукою часто касался наперсного креста.
Так и
было. Последние дни Саша
провел так.
В пустом кабинете губернатора, куда прямо
провели Елену Петровну, стояла уже ночь:
были наглухо задернуты толстые на окнах портьеры, и сразу даже не догадаться
было, где окна; на столе горела единственная под медным козырьком неяркая лампа.
— До свидания.
Будьте добры, генерал,
проводите меня, я не знаю дороги.
Неточные совпадения
Я даже думаю (берет его под руку и
отводит в сторону),я даже думаю, не
было ли на меня какого-нибудь доноса.
Добчинский. Марья Антоновна! (Подходит к ручке.)Честь имею поздравить. Вы
будете в большом, большом счастии, в золотом платье ходить и деликатные разные супы кушать; очень забавно
будете проводить время.
Чуть дело не разладилось. // Да Климка Лавин выручил: // «А вы бурмистром сделайте // Меня! Я удовольствую // И старика, и вас. // Бог приберет Последыша // Скоренько, а у вотчины // Останутся луга. // Так
будем мы начальствовать, // Такие мы строжайшие // Порядки
заведем, // Что надорвет животики // Вся вотчина… Увидите!»
Была ты нам люба, // Как от Москвы до Питера //
Возила за три рублика, // А коли семь-то рубликов // Платить, так черт с тобой! —
Спустили с возу дедушку. // Солдат
был хрупок на ноги, // Высок и тощ до крайности; // На нем сюртук с медалями // Висел, как на шесте. // Нельзя сказать, чтоб доброе // Лицо имел, особенно // Когда
сводило старого — // Черт чертом! Рот ощерится. // Глаза — что угольки!