Неточные совпадения
За разговорами незаметно
прошло время. Я проводил своих друзей на берег и вернулся на пароход. Было уже поздно. Последние отблески вечерней зари погасли совсем, и темная ночь спустилась на землю. Где-то внизу слышались меланхолические всплески волн, пахло сыростью и машинным маслом. Я ушел
в свою
каюту и вскоре погрузился
в глубокий сон.
Поговорив немного с вятским старожилом, я пошел к берегу. Пароход, казалось, был насыщен электричеством. Ослепительные лучи его вырывались из всех дверей, люков и иллюминаторов и отражались
в черной воде. По сходням взад и вперед
ходили корейцы, носильщики дров. Я отправился было к себе
в каюту с намерением уснуть, но сильный шум на палубе принудил меня одеться и снова выйти наверх.
На другой день я встал чуть свет. Майданов лежал на кровати одетый и мирно спал. Потом я узнал, что ночью он дважды подымался к фонарю,
ходил к сирене, был на берегу и долго смотрел
в море. Под утро он заснул.
В это время
в «
каюту» вошел матрос. Я хотел было сказать ему, чтобы он не будил смотрителя, но тот предупредил меня и громко доложил...
Затем он вернулся
в свою
каюту и все с тем же важным видом
в простой ученической тетради с клеенчатым переплетом, которую он важно называл «вахтенным журналом», отметил день, час и минуты, когда судно, чуть заметное на горизонте,
прошло мимо его маяка.
Я сначала, как заглянул с палубы в люк, не мог постигнуть, как
сходят в каюту: в трапе недоставало двух верхних ступеней, и потому надо было прежде сесть на порог, или «карлинсы», и спускать ноги вниз, ощупью отыскивая ступеньку, потом, держась за веревку, рискнуть прыгнуть так, чтобы попасть ногой прямо на третью ступеньку.
Неточные совпадения
Пантен, крича как на пожаре, вывел «Секрет» из ветра; судно остановилось, между тем как от крейсера помчался паровой катер с командой и лейтенантом
в белых перчатках; лейтенант, ступив на палубу корабля, изумленно оглянулся и
прошел с Грэем
в каюту, откуда через час отправился, странно махнув рукой и улыбаясь, словно получил чин, обратно к синему крейсеру.
Рассчитывали на дующие около того времени вестовые ветры, но и это ожидание не оправдалось.
В воздухе мертвая тишина, нарушаемая только хлопаньем грота. Ночью с 21 на 22 февраля я от жара ушел спать
в кают-компанию и лег на диване под открытым люком. Меня разбудил неистовый топот, вроде трепака, свист и крики. На лицо упало несколько брызг. «Шквал! — говорят, — ну, теперь задует!» Ничего не бывало, шквал
прошел, и фрегат опять задремал
в штиле.
Вечером я лежал на кушетке у самой стены, а напротив была софа, устроенная кругом бизань-мачты, которая
проходила через
каюту вниз. Вдруг поддало, то есть шальной или, пожалуй, девятый вал ударил
в корму. Все ухватились кто за что мог. Я, прежде нежели подумал об этой предосторожности, вдруг почувствовал, что кушетка отделилась от стены, а я отделяюсь от кушетки.
Робко
ходит в первый раз человек на корабле:
каюта ему кажется гробом, а между тем едва ли он безопаснее
в многолюдном городе, на шумной улице, чем на крепком парусном судне,
в океане.
Мы то лежим
в дрейфе, то лениво ползем узел, два вперед, потом назад,
ходим ощупью: тьма ужасная; дождь, как
в Петербурге, уныло и беспрерывно льет, стуча
в кровлю моей
каюты, то есть
в ют.