Неточные совпадения
Пантен, крича как на пожаре, вывел «Секрет» из ветра; судно остановилось, между тем как от крейсера помчался паровой катер с командой и лейтенантом
в белых перчатках; лейтенант, ступив на палубу корабля, изумленно оглянулся и
прошел с Грэем
в каюту, откуда через час отправился, странно махнув рукой и улыбаясь, словно получил чин, обратно к синему крейсеру.
Рассчитывали на дующие около того времени вестовые ветры, но и это ожидание не оправдалось.
В воздухе мертвая тишина, нарушаемая только хлопаньем грота. Ночью с 21 на 22 февраля я от жара ушел спать
в кают-компанию и лег на диване под открытым люком. Меня разбудил неистовый топот, вроде трепака, свист и крики. На лицо упало несколько брызг. «Шквал! — говорят, — ну, теперь задует!» Ничего не бывало, шквал
прошел, и фрегат опять задремал
в штиле.
Вечером я лежал на кушетке у самой стены, а напротив была софа, устроенная кругом бизань-мачты, которая
проходила через
каюту вниз. Вдруг поддало, то есть шальной или, пожалуй, девятый вал ударил
в корму. Все ухватились кто за что мог. Я, прежде нежели подумал об этой предосторожности, вдруг почувствовал, что кушетка отделилась от стены, а я отделяюсь от кушетки.
Робко
ходит в первый раз человек на корабле:
каюта ему кажется гробом, а между тем едва ли он безопаснее
в многолюдном городе, на шумной улице, чем на крепком парусном судне,
в океане.
Мы то лежим
в дрейфе, то лениво ползем узел, два вперед, потом назад,
ходим ощупью: тьма ужасная; дождь, как
в Петербурге, уныло и беспрерывно льет, стуча
в кровлю моей
каюты, то есть
в ют.
При кротости этого характера и невозмутимо-покойном созерцательном уме он нелегко поддавался тревогам. Преследование на море врагов нами или погоня врагов за нами казались ему больше фантазиею адмирала, капитана и офицеров. Он равнодушно глядел на все военные приготовления и продолжал, лежа или сидя на постели у себя
в каюте, читать книгу.
Ходил он
в обычное время гулять для моциона и воздуха наверх, не высматривая неприятеля,
в которого не верил.
Наш рейс по проливу на шкуне «Восток», между Азией и Сахалином, был всего третий со времени открытия пролива. Эта же шкуна уже
ходила из Амура
в Аян и теперь шла во второй раз. По этому случаю, лишь только мы миновали пролив, торжественно, не
в урочный час, была положена доска, заменявшая стол, на свое место;
в каюту вместо одиннадцати пришло семнадцать человек, учредили завтрак и выпили несколько бокалов шампанского.
Вошел широкий седой человек, одетый
в синее, принес маленький ящик. Бабушка взяла его и стала укладывать тело брата, уложила и понесла к двери на вытянутых руках, но, — толстая, — она могла
пройти в узенькую дверь
каюты только боком и смешно замялась перед нею.
— Конечно, выдумки. Просто одна дама рассказывала
в каюте такой случай, который действительно был однажды на пароходе. Ее рассказ взволновал меня, и я так живо вообразила себя
в положении этой женщины, и меня охватил такой ужас при мысли, что ты возненавидел бы меня, если бы я была на ее месте, то я совсем растерялась… Но, слава богу, теперь все
прошло.
В Сарапуле Максим ушел с парохода, — ушел молча, ни с кем не простясь, серьезный и спокойный. За ним, усмехаясь,
сошла веселая баба, а за нею — девица, измятая, с опухшими глазами. Сергей же долго стоял на коленях перед
каютой капитана, целовал филенку двери, стукался
в нее лбом и взывал...
И
в это время на корабле умер человек. Говорили, что он уже сел больной; на третий день ему сделалось совсем плохо, и его поместили
в отдельную
каюту. Туда к нему
ходила дочь, молодая девушка, которую Матвей видел несколько раз с заплаканными глазами, и каждый раз
в его широкой груди поворачивалось сердце. А наконец,
в то время, когда корабль тихо шел
в густом тумане, среди пассажиров пронесся слух, что этот больной человек умер.
Не дав ничего сказать Бутлеру, которому было, пожалуй, все равно — говорить или не говорить, — Синкрайт тотчас предложил
сходить вместе с ним
в каюту Геза, где есть подробная карта.
Пока я курил и думал, пришел Тоббоган. Он обратился ко мне, сказав, что Проктор просит меня зайти к нему
в каюту, если я сносно себя чувствую. Я вышел. Волнение стало заметно сильнее к ночи. Шхуна, прилегая с размаха, поскрипывала на перевалах. Спустясь через тесный люк по крутой лестнице, я
прошел за Тоббоганом
в каюту Проктора. Это было чистое помещение сурового типа и так невелико, что между столом и койкой мог поместиться только мат для вытирания ног.
Каюта была основательно прокурена.
Чтобы избавиться от этого привидения, все поспешили скорее
сойти в освещенные
каюты, а на другое утро тайный советник уже советовал видеть во вчерашнем событии указание — «как наша молодежь относится к жизни и как она мало способна ценить милости».
Аян медленно отошел, закрывая лицо. Он двигался тихо; тупая, жесткая боль росла
в нем, наполняя отчаянием. Матрос
прошел на корму: спуститься
в каюты казалось ему риском — увидеть смерть
в полном разгуле, ряды трупов, брошенных на полу. Он осмотрелся; голубая тишина бухты несколько ободрила его.
Осторожно
проходя между койками, чтобы не задеть кого-нибудь, Ашанин пробрался
в кают-компанию, чтобы там досидеть свои пять минут.
Степан Ильич торопливо
проходит через кают-компанию
в капитанскую
каюту, чтобы доложить капитану о широте и долготе и нанести полуденную точку на карту. Карты хранятся
в капитанской
каюте.
Володя рвал и метал и, словно разъяренный зверек
в клетке,
ходил взад и вперед по маленькой гардемаринской
каюте в чечунчевой паре,
в шлеме на голове и тросточкой
в руке…
Не
прошло и получаса, что корвет бросил якорь, как из города приехали портные, сапожники и прачки с предложением своих услуг и с рекомендательными удостоверениями
в руках.
В кают-компании и
в гардемаринской
каюте толкотня страшная.
Они быстро
прошли в кают-компанию, поднялись на палубу, и оба, облокотившись о борт и прижавшись друг к другу, не находя слов, безмолвно смотрели на свинцовую, слегка рябившую воду затихшего рейда.
Володя хотел, было, идти жаловаться к старшему офицеру, но тотчас же оставил эту мысль. К чему поднимать историю и жаловаться? Он еще с корпуса имел отвращение к «фискальству» и всяким жалобам. Нет, он лучше
в кают-компании при всех выскажет Первушину всю гнусность его поведения. Этак будет лучше; пусть он знает, что даром ему пакости не
пройдут. Ему теперь нельзя будет прибегать к уловкам и заметать хвостом свои фокусы.
— Людских речей, Василий Петрович, не переслушаешь, — сухо ответила ему Марья Ивановна. — Однако же что-то холодно стало.
Сойти было
в каюту да чаю хоть, что ли, спросить. Согреться надобно.
Поговорив немного с вятским старожилом, я пошел к берегу. Пароход, казалось, был насыщен электричеством. Ослепительные лучи его вырывались из всех дверей, люков и иллюминаторов и отражались
в черной воде. По сходням взад и вперед
ходили корейцы, носильщики дров. Я отправился было к себе
в каюту с намерением уснуть, но сильный шум на палубе принудил меня одеться и снова выйти наверх.
Затем он вернулся
в свою
каюту и все с тем же важным видом
в простой ученической тетради с клеенчатым переплетом, которую он важно называл «вахтенным журналом», отметил день, час и минуты, когда судно, чуть заметное на горизонте,
прошло мимо его маяка.
За разговорами незаметно
прошло время. Я проводил своих друзей на берег и вернулся на пароход. Было уже поздно. Последние отблески вечерней зари погасли совсем, и темная ночь спустилась на землю. Где-то внизу слышались меланхолические всплески волн, пахло сыростью и машинным маслом. Я ушел
в свою
каюту и вскоре погрузился
в глубокий сон.
На другой день я встал чуть свет. Майданов лежал на кровати одетый и мирно спал. Потом я узнал, что ночью он дважды подымался к фонарю,
ходил к сирене, был на берегу и долго смотрел
в море. Под утро он заснул.
В это время
в «
каюту» вошел матрос. Я хотел было сказать ему, чтобы он не будил смотрителя, но тот предупредил меня и громко доложил...
Люк
в каюте был настолько велик, что человек мог свободно пролезть
в него, но надо было уж отказаться от спасательного круга, так как
в каюте его не было, да он и не
прошел бы
в отверстие люка.