Неточные совпадения
К сумеркам
мы дошли до залива Америка и здесь заночевали, а на другой день отправились дальше.
30-го числа вечером миноносцы
дошли до залива Джигит. П.Г. Тигерстедт предложил мне переночевать на судне, а завтра с рассветом начать выгрузку. Всю ночь качался миноносец на мертвой зыби. Качка была бортовая, и я с нетерпением ждал рассвета. С каким удовольствием
мы все сошли на твердую землю! Когда миноносцы стали сниматься с якоря, моряки помахали
нам платками,
мы ответили им фуражками. В рупор ветром донесло: «Желаем успеха!» Через 10 минут миноносцы скрылись из виду.
В этот день
мы дошли до того места, где Синанца разделяется надвое: Да-Синанцу [Да-си-нань-ча — большой юго-западный приток (развилина).] и Сяо-Синанцу [Сяо-си-нань-ча — малый юго-западный приток.]. Первая является главной рекой, вторая — ее притоком.
Через два дня
мы дошли до того места, где оставили мулов и часть команды.
К полудню
мы дошли до верховьев Дунгоу и сделали привал.
К вечеру
мы дошли до истоков Адимила и стали биваком близ перевала на реку Фату.
На другой день
мы продолжали наш путь далее на север по хребту и часов в 10 утра
дошли до горы Острой высотой 678 м. Осмотревшись,
мы спустились в один из ключиков, который привел
нас к реке Билимбе.
Чжан Бао советовал вернуться назад, на Билимбе, и постараться
дойти до зверовых фанз. Совет его был весьма резонным, и потому
мы в тот же день пошли обратно. Еще утром на перевале красовалось облако тумана. Теперь вместо него через хребет ползли тяжелые тучи. Дерсу и Чжан Бао шли впереди. Они часто поглядывали на небо и о чем-то говорили между собой. По опыту я знал, что Дерсу редко ошибается, и если он беспокоится, то, значит, тому есть серьезные основания.
В 4 часа дня
мы дошли до первой зверовой фанзы.
В лесу
мы не страдали от ветра, но каждый раз, как только выходили на реку, начинали зябнуть. В 5 часов пополудни
мы дошли до четвертой зверовой фанзы. Она была построена на берегу небольшой протоки с левой стороны реки. Перейдя реку вброд,
мы стали устраиваться на ночь. Развьючив мулов, стрелки принялись таскать дрова и приводить фанзу в жилой вид.
По дороге
мы несколько раз видели козуль. Я стрелял и убил одну из них. В сумерки
мы дошли до верховьев реки и стали биваком.
Отдохнув немного около речки,
мы пошли дальше и к вечеру
дошли до берега моря.
До первой фанзы
мы дошли очень скоро. Отдохнув немного и напившись чаю с сухарями,
мы пошли дальше. Вся долина Такунчи, равно как и долина Такемы, покрыта густым хвойно-смешанным лесом. Сильно размытое русло реки и завалы бурелома указывают на то, что во время дождей Такунчи знакомы наводнения.
Вторую половину пути
мы сделали легко, без всяких приключений и,
дойдя до другой зверовой фанзы, расположились в ней на ночь как дома.
Когда возвратились Дерсу, Чжан Бао и Чан Лин,
мы собрали котомки и пошли своей дорогой.
Дойдя до опушки леса, я, так же как и старик, оглянулся назад.
В этот день
мы дошли до подножия куполообразной горы и остановились около нее в седловине.
К вечеру
мы дошли до маленькой зверовой фанзы, которую, по словам Чан Лина, выстроил кореец-золотоискатель. Золота он не нашел, но соболей в тот год поймал много. Тут
мы остановились. В сумерки Чан Лин и Дерсу ходили на охоту и убили сайка [Годовалый телок-изюбр, оставивший матку.]. Ночью они по очереди и сушили мясо.
На следующий день к полудню
мы дошли до реки Такемы и направились вниз по ее течению, придерживаясь правого края долины. По пути
мы видели одного медведя и нескольких изюбров.
Полюбовавшись красивой горной панорамой,
мы пошли вниз по правому берегу Такемы и, немного не
доходя до реки Сяо-Дунанцы [Сяо-дун-нань-ча — малое юго-восточное разветвление.], стали биваком.
Как
мы ни старались, но в этот день
нам удалось
дойти только
до устья реки Тянь-чин-гоуза.
На другой день
мы продолжали наш путь вниз по долине реки Такемы и в три с половиной дня
дошли до моря уже без всяких приключений. Это было 22 сентября. С каким удовольствием я растянулся на чистой циновке в фанзе у тазов! Гостеприимные удэгейцы окружили
нас всяческим вниманием: одни принесли мясо, другие — чай, третьи — сухую рыбу. Я вымылся, надел чистое белье и занялся работой.
Мы рассчитали, что если пойдем по тропе, то выйдем на реку Найну к корейцам, и если пойдем прямо, то придем на берег моря к скале Ван-Син-лаза. Путь на Найну
нам был совершенно неизвестен, и к тому же
мы совершенно не знали, сколько времени может занять этот переход.
До моря же
мы рассчитывали
дойти если не сегодня, то, во всяком случае, завтра к полудню.
П.Г. Тигерстедт взялся доставить меня к отряду. За обильным яствами столом и за стаканом чая
мы и не заметили, как
дошли до Амагу.
24-го числа
мы дошли до реки Бали, а 25-го стали подходить к водоразделу. Горы утратили свои резкие очертания. Места их заняли невысокие сопки с пологими склонами.
Я не пошел туда, а повернул вправо по ключику Ада, чтобы выйти в один из верхних притоков соседней реки Кумуху, намереваясь по ней спуститься к морю. В сумерки
мы немного не
дошли до водораздела и стали биваком в густом лесу.
Как
мы ни старались, но в этот день
нам удалось
дойти только
до реки Тагды.
До моря оставалось еще 20 км.
Когда намеченный маршрут близится к концу, то всегда торопишься: хочется скорее закончить путь. В сущности,
дойдя до моря,
мы ничего не выигрывали. От устья Кумуху
мы опять пойдем по какой-нибудь реке в горы; так же будем устраивать биваки, ставить палатки и таскать дрова на ночь; но все же в конце намеченного маршрута всегда есть что-то особенно привлекательное. Поэтому все рано легли спать, чтобы пораньше встать.
По пути
нам встречалось много мелких речек, должно быть, притоки реки Пия. Плохо, когда идешь без проводника: все равно как слепой. К вечеру
мы дошли до какой-то реки, а на другой день, к двум часам пополудни, достигли третьего перевала.
В начале ноября было особенно холодно. На реке появились забереги, и это значительно облегчило наше путешествие. Все притоки замерзли.
Мы пользовались ими для сокращения пути и к вечеру
дошли до того места, где Дагды сливается с Нунгини. Отсюда, собственно, и начинается река Нахтоху.
Отдохнув немного,
мы отправились дальше и часов в пять
дошли до устья реки Ходэ.
Часа в четыре
мы дошли до ключика Олосо. Отсюда начались гари.
В этот день
мы дошли до устья реки Буй, которую китайцы называют Уленгоу [У-лянь-гоу — пять сходящихся (связанных) долин.]. Тут
мы должны были расстаться с Кусуном и повернуть к Сихотэ-Алиню.
В это время
мы как раз
дошли до того места, где юноши накануне видели следы кабанов.
Незадолго
до сумерек, немного не
доходя реки Хабагоу,
мы нашли еще одну жилую юрту и около нее стали биваком.
Мы рассчитывали, что к вечеру успеем
дойти до зверовой фанзы по ту сторону водораздела.
Немного не
доходя до бивака, как-то случилось так, что я ушел вперед, а таза и Дерсу отстали. Когда я поднялся на перевал, мне показалось, что кто-то с нашего бивака бросился под гору. Через минуту
мы подходили к биваку.
30 декабря наш отряд
дошел до местности Тугулу с населением, состоящим из «кровосмешанных» туземцев. Чем ближе
мы подвигались к Уссури, тем больше и больше встречалось китайцев и тем больше утрачивался тип удэгейцев.
Неточные совпадения
«Ну! леший шутку славную // Над
нами подшутил! // Никак ведь
мы без малого // Верст тридцать отошли! // Домой теперь ворочаться — // Устали — не
дойдем, // Присядем, — делать нечего. //
До солнца отдохнем!..»
― Арсений
доходит до крайности, я всегда говорю, ― сказала жена. ― Если искать совершенства, то никогда не будешь доволен. И правду говорит папа, что когда
нас воспитывали, была одна крайность ―
нас держали в антресолях, а родители жили в бельэтаже; теперь напротив ― родителей в чулан, а детей в бельэтаж. Родители уж теперь не должны жить, а всё для детей.
— Слушаю-с. У
нас на постирушечки две женщины приставлены особо, а белье всё машиной. Граф сами
до всего
доходят. Уж какой муж…
— Печорин был долго нездоров, исхудал, бедняжка; только никогда с этих пор
мы не говорили о Бэле: я видел, что ему будет неприятно, так зачем же? Месяца три спустя его назначили в е….й полк, и он уехал в Грузию.
Мы с тех пор не встречались, да, помнится, кто-то недавно мне говорил, что он возвратился в Россию, но в приказах по корпусу не было. Впрочем,
до нашего брата вести поздно
доходят.
Войдя в кабинет с записками в руке и с приготовленной речью в голове, он намеревался красноречиво изложить перед папа все несправедливости, претерпенные им в нашем доме; но когда он начал говорить тем же трогательным голосом и с теми же чувствительными интонациями, с которыми он обыкновенно диктовал
нам, его красноречие подействовало сильнее всего на него самого; так что,
дойдя до того места, в котором он говорил: «как ни грустно мне будет расстаться с детьми», он совсем сбился, голос его задрожал, и он принужден был достать из кармана клетчатый платок.