Неточные совпадения
У П.П. Бордакова вкралась маленькая ошибка: случай с кражей денег у Дерсу
был не в Хабаровске, а в Анучине.].
Нам
не повезло. Мы приехали во Владивосток два дня спустя после ухода «Эльдорадо». Меня выручили П.Г. Тигерстедт и А.Н. Пель, предложив отправиться с ними на миноносцах. Они должны
были идти к Шантарским островам и по пути обещали доставить меня и моих спутников в залив Джигит [Отряд состоял из 5 миноносцев: «Грозный», «Гремящий», «Стерегущий», «Бесшумный» и «Бойкий».].
Мы уселись у костра и стали разговаривать. Наступила ночь. Туман, лежавший доселе на поверхности воды, поднялся кверху и превратился в тучи. Раза два принимался накрапывать дождь. Вокруг нашего костра
было темно — ничего
не видно. Слышно
было, как ветер трепал кусты и деревья, как неистовствовало море и лаяли в селении собаки.
Местом высадки
был назначен залив Джигит, а
не бухта Терней на том основании, что там из-за постоянного прибоя нельзя выгружать мулов.
Вместе с нею попали еще две небольшие рыбки: огуречник — род корюшки с темными пятнами по бокам и на спине (это
было очень странно, потому что идет она вдоль берега моря и никогда
не заходит в реки) и колюшка — обитательница заводей и слепых рукавов, вероятно снесенная к устью быстрым течением реки.
— Хороший он человек, правдивый, — говорил старовер. — Одно только плохо — нехристь он, азиат, в бога
не верует, а вот поди-ка, живет на земле все равно так же, как и я. Чудно, право! И что с ним только на том свете
будет?
На другой день утром Дерсу возвратился очень рано. Он убил оленя и просил меня дать ему лошадь для доставки мяса на бивак. Кроме того, он сказал, что видел свежие следы такой обуви, которой нет ни у кого в нашем отряде и ни у кого из староверов. По его словам, неизвестных людей
было трое. У двоих
были новые сапоги, а у третьего — старые, стоптанные, с железными подковами на каблуках. Зная наблюдательность Дерсу, я нисколько
не сомневался в правильности его выводов.
В заливе Джигит нам пришлось просидеть около двух недель. Надо
было дождаться мулов во что бы то ни стало: без вьючных животных мы
не могли тронуться в путь. Воспользовавшись этим временем, я занялся обследованием ближайших окрестностей по направлению к заливу Пластун, где в прошлом году у Дерсу произошла встреча с хунхузами. Один раз я ходил на реку Кулему и один раз на север по побережью моря.
Два дня я просидел в палатке,
не отрываясь от планшета. Наконец
был нанесен последний штрих и поставлена точка. Я взял ружье и пошел на охоту за козулями.
Вот почему китайцы, как бы ни
была хороша земля на берегу моря, никогда здесь
не селятся, а предпочитают уйти в горы.
Через два часа я
был на биваке. Товарищи
не беспокоились за меня, думая, что я заночевал где-нибудь в фанзе у китайцев. Напившись чаю, я лег на свое место и уснул крепким сном.
По моим соображениям, она
была теперь в 300 шагах, если
не больше.
Как раз в этот момент выстрелил Калиновский. Пуля сделала такой большой недолет, что даже
не напугала птицу. Узнав, что стрелки
не могли попасть в утку тогда, когда она
была близко, он подошел к ним и, смеясь, сказал...
Если бы утка
не взлетела в воздух, можно
было бы подумать, что пуля ударила именно в нее.
Дмитрий Дьяков, который считал себя хорошим стрелком, стал доказывать, что выстрелы Дерсу
были случайными и что он стреляет
не хуже гольда.
—
Не надо ругаться, — сказал им тихо Дерсу, — слушайте лучше, я вам песню
спою. — И,
не дожидаясь ответа, он начал
петь свои сказки.
Сначала его никто
не слушал, потом притих один спорщик, за ним другой, третий, и скоро на таборе совсем стало тихо. Дерсу
пел что-то печальное, точно он вспомнил родное прошлое и жаловался на судьбу. Песнь его
была монотонная, но в ней
было что-то такое, что затрагивало самые чувствительные струны души и будило хорошие чувства. Я присел на камень и слушал его грустную песню. «Поселись там, где
поют; кто
поет, тот худо
не думает», — вспомнилась мне старинная швейцарская пословица.
— Тебе иголка нет, птица тоже нету — летай
не могу. Тебе земля ходи, нога топчи, след делай. Моя глаза
есть — посмотри.
Реку Иодзыхе
было бы справедливо назвать Козьей рекой. Нигде я
не видел так много этих грациозных животных, как здесь.
В Уссурийском крае козуля обитает повсеместно, где только
есть поляны и выгоревшие места. Она
не выносит высоких гор, покрытых осыпями, и густых хвойных лесов. Охотятся на нее ради мяса. Зимние шкурки идут на устройство спальных мешков, кухлянок и дох; рога продаются по три рубля за пару.
Кое-где виднелась свежевзрытая земля. Та к как домашних свиней китайцы содержат в загонах, то оставалось допустить присутствие диких кабанов, что и подтвердилось. А раз здесь
были кабаны, значит, должны
быть и тигры. Действительно, вскоре около реки на песке мы нашли следы одного очень крупного тигра. Он шел вдоль реки и прятался за валежником. Из этого можно
было заключить, что страшный зверь приходил сюда
не для утоления жажды, а на охоту за козулями и кабанами.
Не более как через минуту он поймал одну рыбину, вытащил ее на берег и тут же принялся
есть.
Долина реки Литянгоу какая-то странная —
не то поперечная,
не то продольная. Местами она расширяется до 1,5 км, местами суживается до 200 м. В нижней части долины
есть много полян, засоренных камнями и непригодных для земледелия. Здесь часто встречаются горы и кое-где
есть негустые лиственные леса. Чем выше подниматься по долине, тем чаще начинают мелькать темные силуэты хвойных деревьев, которые мало-помалу становятся преобладающими.
Чем дальше, тем больше лес
был завален колодником и тропа
не приспособлена для передвижений с вьюками.
Лудева
была старая, и потому следовало внимательно смотреть под ноги, чтобы
не попасть в какую-нибудь ловушку.
Стрелок объяснил мне, что надо идти по тропе до тех пор, пока справа я
не увижу свет. Это и
есть огонь Дерсу. Шагов триста я прошел в указанном направлении и ничего
не увидел. Я хотел уже
было повернуть назад, как вдруг сквозь туман в стороне действительно заметил отблеск костра.
Не успел я отойти от тропы и пятидесяти шагов, как туман вдруг рассеялся.
То, что я увидел,
было так для меня неожиданно и ново, что я замер на месте и
не смел пошевельнуться.
Я
не прерывал его. Тогда он рассказал мне, что прошлой ночью он видел тяжелый сон: он видел старую, развалившуюся юрту и в ней свою семью в страшной бедности. Жена и дети зябли от холода и
были голодны. Они просили его принести им дрова и прислать теплой одежды, обуви, какой-нибудь еды и спичек. То, что он сжигал, он посылал в загробный мир своим родным, которые, по представлению Дерсу, на том свете жили так же, как и на этом.
Мы
не спали всю ночь, зябли, подкладывали дрова в костер, несколько раз принимались
пить чай и в промежутках между чаепитиями дремали.
Утром Н.А. Десулави хотел
было подняться на гору Хунтами для сбора растений около гольцов, но это ему
не удалось. Вершина горы
была окутана туманом, а в 2 часа дня опять пошел дождь, мелкий и частый. Днем мы успели как следует обсушиться, оправить палатки и хорошо выспаться.
В полдень погода
не изменилась. Ее можно
было бы описать в двух словах: туман и дождь. Мы опять просидели весь день в палатках. Я перечитывал свои дневники, а стрелки спали и
пили чай. К вечеру поднялся сильный ветер. Царствовавшая дотоле тишина в природе вдруг нарушилась. Застывший воздух пришел в движение и одним могучим порывом сбросил с себя апатию.
В это время подошли кони. Услышав наш выстрел, А. И. Мерзляков остановил отряд и пришел узнать, в чем дело. Решено
было для добычи меда оставить двое стрелков. Надо
было сперва дать пчелам успокоиться, а затем морить их дымом и собрать мед. Если бы это
не сделали мы, то все равно весь мед съел бы медведь.
Здесь мы расстались с П.П. Бордаковым. Он тоже решил возвратиться в Джигит с намерением догнать Н.А. Десулави и с ним доехать до Владивостока. Жаль мне
было терять хорошего товарища, но ничего
не поделаешь. Мы расстались искренними друзьями. На другой день П.П. Бордаков отправился обратно, а еще через сутки (3 августа) снялся с якоря и я со своим отрядом.
Утром 4 августа мы стали собираться в путь. Китайцы
не отпустили нас до тех пор, пока
не накормили как следует. Мало того, они щедро снабдили нас на дорогу продовольствием. Я хотел
было рассчитаться с ними, но они наотрез отказались от денег. Тогда я положил им деньги на стол. Они тихонько передали их стрелкам. Я тоже тихонько положил деньги под посуду. Китайцы заметили это и, когда мы выходили из фанзы, побросали их под ноги мулам. Пришлось уступить и взять деньги обратно.
В долине реки Адимил произрастают лиственные леса дровяного и поделочного характера; в горах всюду видны следы пожарищ. На релках и по увалам — густые заросли таволги, орешника и леспедецы. Дальше в горах
есть немного кедра и пихты. Широкие полосы гальки по сторонам реки и измочаленный колодник в русле указывают на то, что хотя здесь больших наводнений и
не бывает, но все же в дождливое время года вода идет очень стремительно и сильно размывает берега.
Как произошли осыпи? Кажется, будто здесь
были землетрясения и целые утесы распались на обломки. На самом деле это работа медленная, вековая и незаметная для глаза. Сначала в каменной породе появляются трещины; они увеличиваются в размерах, сила сцепления уступает силе тяжести, один за другим камни обрываются, падают, и мало-помалу на месте прежней скалы получается осыпь. Обломки скатываются вниз до тех пор, пока какое-либо препятствие их
не задержит.
Дикая кошка ведет одинокий образ жизни и держится в густых сумрачных лесах, где
есть скалистые утесы и дуплистые деревья. Это весьма осторожное и трусливое животное становится способным на яростное нападение при самозащите. Охотники делали опыты приручения молодых котят, но всегда неудачно. Удэгейцы говорят, что котята дикой кошки, даже
будучи взяты совсем малыми, никогда
не ручнеют.
Погода все эти дни стояла хмурая; несколько раз начинал моросить дождь; отдаленные горы
были задернуты
не то туманом,
не то какою-то мглою. По небу, покрытому тучами, на восточном горизонте протянулись светлые полосы, и это давало надежду, что погода разгуляется.
Был ли это зверь какой-нибудь, или это плыл бурелом по реке,
не знаю.
Я хотел
было почитать немного, но
не мог бороться со сном и незаметно для себя заснул.
После переполоха сна как
не бывало. Все говорили, все высказывали свои догадки и постоянно обращались к Дерсу с расспросами. Гольд говорил, что это
не мог
быть изюбр, потому что он сильнее стучит копытами по гальке; это
не мог
быть и медведь, потому что он пыхтел бы.
Проснулся я в 8 часов утра. По-прежнему моросило. Дерсу ходил на разведку, но ничего
не нашел. Животное, подходившее ночью к нашему биваку, после выстрела бросилось назад через реку. Если бы на отмели
был песок, можно
было бы увидеть его следы. Теперь остались для нас только одни предположения. Если это
был не лось,
не изюбр и
не медведь, то, вероятно, тигр.
Часов в 9 утра мы снялись с бивака и пошли вверх по реке Билимбе. Погода
не изменилась к лучшему. Деревья словно плакали: с ветвей их на землю все время падали крупные капли, даже стволы
были мокрые.
К вечеру погода
не изменилась: земля по-прежнему, словно саваном,
была покрыта густым туманом. Этот туман с изморосью начинал надоедать. Идти по лесу в такую погоду все равно что во время дождя: каждый куст, каждое дерево, которые нечаянно задеваешь плечом, обдают тысячами крупных капель.
После ужина, протерев ружья, стрелки сейчас же легли спать. Я хотел
было заняться съемками, но работа у меня как-то
не клеилась. Я завернулся в бурку, лег к огню и тоже уснул.
Было еще темно, когда всех нас разбудил Чжан Бао. Этот человек без часов ухитрялся точно угадывать время. Спешно мы напились чаю и,
не дожидаясь восхода солнца, тронулись в путь. Судя по времени, солнце давно взошло, но небо
было серое и пасмурное. Горы тоже
были окутаны
не то туманом,
не то дождевой пылью. Скоро начал накрапывать дождь, а вслед за тем к шуму дождя стал примешиваться еще какой-то шум. Это
был ветер.
Действительно, сквозь разорвавшуюся завесу тумана совершенно явственно обозначилось движение облаков. Они быстро бежали к северо-западу. Мы очень скоро вымокли до последней нитки. Теперь нам
было все равно. Дождь
не мог явиться помехой. Чтобы
не обходить утесы, мы спустились в реку и пошли по галечниковой отмели. Все
были в бодром настроении духа; стрелки смеялись и толкали друг друга в воду. Наконец в 3 часа дня мы прошли теснины. Опасные места остались позади.
В лесу мы
не страдали от ветра, но каждый раз, как только выходили на реку, начинали зябнуть. В 5 часов пополудни мы дошли до четвертой зверовой фанзы. Она
была построена на берегу небольшой протоки с левой стороны реки. Перейдя реку вброд, мы стали устраиваться на ночь. Развьючив мулов, стрелки принялись таскать дрова и приводить фанзу в жилой вид.
Кому приходилось странствовать по тайге, тот знает, что значит во время непогоды найти зверовую фанзу. Во-первых,
не надо заготовлять много дров, а во-вторых, фанза все же теплее, суше и надежнее, чем палатка. Пока стрелки возились около фанзы, я вместе с Чжан Бао поднялся на ближайшую сопку. Оттуда, сверху, можно
было видеть, что делалось в долине реки Билимбе.
В сумерки мы возвратились назад. В фанзе уже горел огонь. Я лег на кан, но долго
не мог уснуть. Дождь хлестал по окнам; вверху, должно
быть на крыше, хлопало корье; где-то завывал ветер, и
не разберешь, шумел ли то дождь, или стонали озябшие кусты и деревья. Буря бушевала всю ночь.