Неточные совпадения
Вечером Дерсу угостил меня оленьим хвостом. Он насадил его на палочку и
стал жарить на углях,
не снимая кожи. Олений хвост (по-китайски лу-иба) представляет
собой небольшой мешок, внутри которого проходит тонкий стержень. Все остальное пространство наполнено буровато-белой массой,
по вкусу напоминающей
не то мозги,
не то печенку. Китайцы ценят олений хвост как гастрономическое лакомство.
На обратном пути я спросил Дерсу, почему он
не стрелял в диких свиней. Гольд ответил, что
не видел их, а только слышал шум в чаще, когда они побежали. Дерсу был недоволен: он ругался вслух и потом вдруг снял шапку и
стал бить
себя кулаком
по голове. Я засмеялся и сказал, что он лучше видит носом, чем глазами. Тогда я
не знал, что это маленькое происшествие было повесткой к трагическим событиям, разыгравшимся впоследствии.
Одега 2-я (по-удэгейски Одэхе) с левой стороны принимает в
себя ключ Луговой. Раньше,
по рассказам китайцев, здесь была небольшая лудева, но она сгорела. Китайцы ее возобновлять
не стали и ушли на реку Пхусун.
Сколько я ни просил жандарма, он печку все-таки закрыл. Мне
становилось не по себе, в голове кружилось, я хотел встать и постучать солдату; действительно встал, но этим и оканчивается все, что я помню…
Ужинать накрыли на террасе; было тепло и тихо, но Юлия куталась в платок и жаловалась на сырость. Когда потемнело, ей почему-то
стало не по себе, она вся вздрагивала и упрашивала гостей посидеть подольше; она угощала их вином и после ужина приказала подать коньяку, чтобы они не уходили. Ей не хотелось оставаться одной с детьми и прислугой.
Неточные совпадения
Княгиня Бетси,
не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай в большой гостиной, как уж одна за другою
стали подъезжать кареты к ее огромному дому на Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий
по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо
себя приезжавших.
— Поди, поди к Mariette, — сказала она Сереже, вышедшему было за ней, и
стала ходить
по соломенному ковру террасы. «Неужели они
не простят меня,
не поймут, как это всё
не могло быть иначе?» сказала она
себе.
Представь
себе, что ты бы шел
по улице и увидал бы, что пьяные бьют женщину или ребенка; я думаю, ты
не стал бы спрашивать, объявлена или
не объявлена война этому человеку, а ты бы бросился на него защитил бы обижаемого.
«Эта холодность — притворство чувства, — говорила она
себе. — Им нужно только оскорбить меня и измучать ребенка, а я
стану покоряться им! Ни за что! Она хуже меня. Я
не лгу
по крайней мере». И тут же она решила, что завтра же, в самый день рожденья Сережи, она поедет прямо в дом мужа, подкупит людей, будет обманывать, но во что бы ни
стало увидит сына и разрушит этот безобразный обман, которым они окружили несчастного ребенка.
Когда она думала о сыне и его будущих отношениях к бросившей его отца матери, ей так
становилось страшно за то, что она сделала, что она
не рассуждала, а, как женщина, старалась только успокоить
себя лживыми рассуждениями и словами, с тем чтобы всё оставалось
по старому и чтобы можно было забыть про страшный вопрос, что будет с сыном.