— Верно, такой баба много есть. — Он даже плюнул
с досады и продолжал: — Бедный старик! Бросил бы он эту бабу, делал бы оморочку да кочевал бы на другое место.
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из чего же ты споришь? (Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что, где они? А? Да говорите же оттуда — все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна,
с досадою.)Такой глупый: до тех пор, пока не войдет в комнату, ничего не расскажет!
— А тоже грамотеями // Считаетесь! —
с досадою // Дворовый прошипел. — // На что вам книги умные? // Вам вывески питейные // Да слово «воспрещается», // Что на столбах встречается, // Достаточно читать!
Брат лег и ― спал или не спал ― но, как больной, ворочался, кашлял и, когда не мог откашляться, что-то ворчал. Иногда, когда он тяжело вздыхал, он говорил: «Ах, Боже мой» Иногда, когда мокрота душила его, он
с досадой выговаривал: «А! чорт!» Левин долго не спал, слушая его. Мысли Левина были самые разнообразные, но конец всех мыслей был один: смерть.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну вот, уж целый час дожидаемся, а все ты
с своим глупым жеманством: совершенно оделась, нет, еще нужно копаться… Было бы не слушать ее вовсе. Экая
досада! как нарочно, ни души! как будто бы вымерло все.
И действительно, он покраснел от
досады и что-то сказал неприятное. Она не помнила, что она ответила ему, но только тут к чему-то он, очевидно
с желанием тоже сделать ей больно, сказал:
Вронский в первый раз испытывал против Анны чувство
досады, почти злобы за ее умышленное непонимание своего положения. Чувство это усиливалось еще тем, что он не мог выразить ей причину своей
досады. Если б он сказал ей прямо то, что он думал, то он сказал бы: «в этом наряде,
с известной всем княжной появиться в театре — значило не только признать свое положение погибшей женщины, но и бросить вызов свету, т. е. навсегда отречься от него».
Опять краска стыда покрыла ее лицо, вспомнилось его спокойствие, и чувство
досады к нему заставило ее разорвать на мелкие клочки листок
с написанною фразой.
«Экая
досада, ― думал Левин, со вздохом снимая одну перчатку и расправляя шляпу. ― Ну, зачем я иду? ну, что мне
с ними говорить?»