Неточные совпадения
Если мы взглянем на этнографическую карту Уссурийского края и отыщем на ней гольдов,
то увидим, что туземцы эти распределились узкой полосой по долине реки Уссури
до устья Даубихе. Часть гольдов обитала ранее по реке Улахе и ее притокам. Нас интересуют именно эти последние.
Из Шкотова мы выступили рано, в
тот же день дошли
до Стеклянной пади и свернули в нее.
Ширина Стеклянной пади не везде одинакова:
то она суживается
до 100 м,
то расширяется более чем на 1 км.
Стало ясно, что к вечеру нам не дойти
до него, а если бы мы и дошли,
то рисковали заночевать без воды, потому что в это время года горные ключи в истоках почти совсем иссякают.
Потом я стал его расспрашивать о
том месте, где мы находимся. Он сказал, что это истоки реки Лефу и что завтра мы дойдем
до первого жилища звероловов.
Чем ближе я присматривался к этому человеку,
тем больше он мне нравился. С каждым днем я открывал в нем новые достоинства. Раньше я думал, что эгоизм особенно свойствен дикому человеку, а чувство гуманности, человеколюбия и внимания к чужому интересу присуще только европейцам. Не ошибся ли я? Под эти мысли я опять задремал и проспал
до утра.
Вдруг ветер сразу упал. Издали донесся
до нас шум озера Ханка. Начало смеркаться, и одновременно с
тем в воздухе закружилось несколько снежинок. Штиль продолжался несколько минут, и вслед за
тем налетел вихрь. Снег пошел сильнее.
В сумерки мы дошли
до Черниговки и присоединились к отряду. Вечером в
тот же день я выехал во Владивосток, к месту своей постоянной службы.
Теперь необходимо сказать несколько слов о
том, как был организован вьючный обоз экспедиции. В отряде было 12 лошадей. Очень важно, чтобы люди изучили коней и чтобы лошади, в свою очередь, привыкли к людям. Заблаговременно надо познакомить стрелков с уходом за лошадью, познакомить с седловкой и с конским снаряжением, надо приучить лошадей к носке вьюков и т.д. Для этого команда собрана была за 30 дней
до похода.
От поселка Нижне-Михайловского
до речки Кабарги болота тянутся с правой стороны Уссури, а выше к селу Нижне-Романовскому (Успенка) — с
той и другой стороны, но больше с левой.
За день мы успевали пройти от 15
до 25 км, смотря по местности, погоде и
той работе, которая производилась в пути.
Гольды рассказывают, что уссурийский уж вообще большой охотник
до пернатых. По их словам, он высоко взбирается на деревья и нападает на птиц в
то время, когда они сидят в гнездах. В особенности это ему удается в
том случае, если гнездо находится в дупле. Это понятно. Но как он ухитрился поймать такую птицу, которая бегает и летает, и как он мог проглотить кулика, длинный клюв которого, казалось бы, должен служить ему большой помехой?
Обыкновенно такие ливни непродолжительны, но в Уссурийском крае бывает иначе. Часто именно затяжные дожди начинаются грозой.
Та к было и теперь. Гроза прошла, но солнце не появлялось. Кругом, вплоть
до самого горизонта, небо покрылось слоистыми тучами, сыпавшими на землю мелкий и частый дождь. Торопиться теперь к фанзам не имело смысла. Это поняли и люди и лошади.
Паначев рассказывал, что расстояние от Загорной
до Кокшаровки он налегке проходил в один день. Правда, один день он считал от рассвета
до сумерек. А так как мы шли с вьюками довольно медленно,
то рассчитывали этот путь сделать в 2 суток, с одной только ночевкой в лесу.
Очевидно, вскоре после
того как зверек попал в ловушку, его завалило снегом. Странно, почему зверолов не осмотрел свои ловушки перед
тем, как уйти из тайги. Быть может, он обходил их, но разыгравшаяся буря помешала ему дойти
до крайних затесок, или он заболел и не мог уже более заниматься охотой. Долго ждал пойманный соболь своего хозяина, а весной, когда стаял снег, вороны расклевали дорогого хищника, и теперь от него остались только клочки шерсти и мелкие кости.
На предложение проводить нас
до Сихотэ-Алиня он отказался на
том основании, что если китайцы узнают об этом,
то убьют его.
К сумеркам мы дошли
до водораздела. Люди сильно проголодались, лошади тоже нуждались в отдыхе. Целый день они шли без корма и без привалов. Поблизости бивака нигде травы не было. Кони так устали, что, когда с них сняли вьюки, они легли на землю. Никто не узнал бы в них
тех откормленных и крепких лошадей, с которыми мы вышли со станции Шмаковка. Теперь это были исхудалые животные, измученные бескормицей и гнусом.
Китаец говорил, что если мы будем идти целый день,
то к вечеру дойдем
до земледельческих фанз. Действительно, в сумерки мы дошли
до устья Эрлдагоу (вторая большая падь). Это чрезвычайно порожистая и быстрая река. Она течет с юго-запада к северо-востоку и на пути своем прорезает мощные порфировые пласты. Некоторые из порогов ее имеют вид настоящих водопадов. Окрестные горы слагаются из роговика и кварцита. Отсюда
до моря около 78 км.
В полдень мы дошли
до водораздела. Солнце стояло на небе и заливало землю своими палящими лучами. Жара стояла невыносимая. Даже в тени нельзя было найти прохлады. Отдохнув немного на горе, мы стали спускаться к ручью на запад. Расстилавшаяся перед нами картина была довольно однообразна. Куда ни взглянешь, всюду холмы и всюду одна и
та же растительность.
В это время в лесу раздался какой-то шорох. Собаки подняли головы и насторожили уши. Я встал на ноги. Край палатки приходился мне как раз
до подбородка. В лесу было тихо, и ничего подозрительного я не заметил. Мы сели ужинать. Вскоре опять повторился
тот же шум, но сильнее и дальше в стороне. Тогда мы стали смотреть втроем, но в лесу, как нарочно, снова воцарилась тишина. Это повторилось несколько раз кряду.
Теперь дикие свиньи пошли в гору, потом спустились в соседнюю падь, оттуда по ребру опять стали подниматься вверх, но, не дойдя
до вершины, круто повернули в сторону и снова спустились в долину. Я так увлекся преследованием их, что совершенно забыл о
том, что надо осматриваться и запомнить местность. Все внимание мое было поглощено кабанами и следами тигра.
Та к прошел я еще около часа.
Расспросив китайцев о дорогах, я наметил себе маршрут вверх по реке Тадушу, через хребет Сихотэ-Алинь, в бассейн реки Ли-Фудзина и оттуда на реку Ното. Затем я полагал по этой последней опять подняться
до Сихотэ-Алиня и попытаться выйти на реку Тютихе. Если бы это мне не удалось,
то я мог бы вернуться на Тадушу, где и дождаться прихода Г.И. Гранатмана.
Длина всей реки 68 км. Протекает она по типичной денудационной долине, которая как бы слагается из ряда обширных котловин. Особенно это заметно около ее притоков. В долине Тадушу сильно развиты речные террасы. Они тянутся все время
то с одной,
то с другой стороны почти
до самых истоков.
Если такому плавнику посчастливится пройти через перекаты,
то до устья дойдет только ствол, измочаленный и лишенный коры и веток.
Не доходя 10 км
до перевала, тропа делится на две. Одна идет на восток, другая поворачивает к югу. Если идти по первой,
то можно выйти на реку Динзахе, вторая приведет на Вангоу (притоки Тадушу). Мы выбрали последнюю. Тропа эта пешеходная, много кружит и часто переходит с одного берега на другой.
Дерсу ужасно ругал китайцев за
то, что они, бросив лудеву, не позаботились завалить ямы землей. Через час мы подошли к знакомой нам Лудевой фанзе. Дерсу совсем оправился и хотел было сам идти разрушить лудеву, но я посоветовал ему остаться и отдохнуть
до завтра. После обеда я предложил всем китайцам стать на работу и приказал казакам следить за
тем, чтобы все ямы были уничтожены.
После полудня мы услышали выстрелы. Это Г.И. Гранатман и А.И. Мерзляков давали знать о своем возвращении. Встреча наша была радостной. Начались расспросы и рассказы друг другу о
том, кто где был и кто что видел. Разговоры эти затянулись
до самой ночи.
Мы попали на Тютихе в
то время, когда кета шла из моря в реки метать икру. Представьте себе тысячи тысяч рыб от 3,3
до 5 кг весом, наводняющих реку и стремящихся вверх, к порогам. Какая-то неудержимая сила заставляет их идти против воды и преодолевать препятствия.
В этот день мы дошли
до серебросвинцового рудника. Здесь была одна только фанза, в которой жил сторож-кореец. Он тоже жаловался на кабанов и собирался перекочевать к морю. Месторождение руды открыто 40 лет
тому назад. Пробовали было тут выплавлять из нее серебро, но неудачно. Впоследствии место это застолбил Ю.И. Бринер.
Много желудей оставалось на
тех сучьях,
до которых он не в силах был дотянуться.
Вдруг какие-то странные звуки, похожие на хриплый и протяжный лай, донесло
до нас ветром снизу. Я тихонько подошел к краю обрыва, и
то, что увидел, было удивительно интересно.
Огонь шел по листве довольно медленно, но когда добирался
до травы,
то сразу перескакивал вперед.
Китайцы в рыбной фанзе сказали правду. Только к вечеру мы дошли
до реки Санхобе. Тропа привела нас прямо к небольшому поселку. В одной фанзе горел огонь. Сквозь тонкую бумагу в окне я услышал голос Н.А. Пальчевского и увидел его профиль. В такой поздний час он меня не ожидал. Г.И. Гранатман и А.И. Мерзляков находились в соседней фанзе. Узнав о нашем приходе, они тотчас прибежали. Начались обоюдные расспросы. Я рассказывал им, что случилось с нами в дороге, а они мне говорили о
том, как работали на Санхобе.
Дня за два
до моего отхода Чжан Бао пришел ко мне проститься. Неотложные дела требовали его личного присутствия на реке Такеме. Он распорядился назначить 2 китайцев, которые должны были проводить меня
до Сихотэ-Алиня, возвратиться обратно другой дорогой и сообщить ему о
том, что они в пути увидят.
16-го числа выступить не удалось. Задерживали проводники-китайцы. Они явились на другой день около полудня. Тазы провожали нас от одной фанзы
до другой, прося зайти к ним хоть на минутку. По адресу Дерсу сыпались приветствия, женщины и дети махали ему руками. Он отвечал им
тем же. Так от одной фанзы
до другой, с постоянными задержками, мы дошли наконец
до последнего тазовского жилья, чему я, откровенно говоря, очень порадовался.
Та к промаялся я
до утра.
От упомянутой фанзы
до перевала через Сихотэ-Алинь будет 8 км. Хотя котомки и давали себя чувствовать, но
тем не менее мы шли бодро и редко делали привалы. К 4 часам пополудни мы добрались
до Сихотэ-Алиня, оставалось только подняться на его гребень. Я хотел было идти дальше, но Дерсу удержал меня за рукав.
Что же касается
до мяса,
то и одного самца с них довольно, а завтра они поймают еще столько же.
Выбравшись на берег, первое, что мы сделали, — разложили костер. Надо было обсушиться. Кто-то подал мысль, что следует согреть чай и поесть. Начали искать мешок с продовольствием, но его не оказалось. Не досчитались также одной винтовки. Нечего делать, мы закусили
тем, что было у каждого в кармане, и пошли дальше. Удэгейцы говорили, что к вечеру мы дойдем
до фанзы Сехозегоуза.
Та м в амбаре они надеялись найти мороженую рыбу.
После принятия в себя Арму Иман вдруг суживается и течет без протоков в виде одного русла шириной от 80
до 100 м, отчего быстрота течения его значительно увеличивается. Здесь горы подходят вплотную к реке и теснят ее
то с одной,
то с другой стороны. На всем этом протяжении преобладающая горная порода — все
те же глинистые сланцы.
Увлеченные работой, мы не заметили, что маленькая долина привела нас к довольно большой реке. Это была Синанца с притоками Даягоу [Да-я-гоу — большая утиная долина.], Маягоу [Ма-и-гоу — муравьиная долина.] и Пилигоу [Пи-ли-гоу — долина груш.]. Если верить удэгейцам,
то завтра к полудню мы должны будем дойти
до Имана.
В сумерки мы достигли маленького балагана, сложенного из корья. Я обрадовался этой находке, но Дерсу остался ею недоволен. Он обратил мое внимание на
то, что вокруг балагана были следы костров. Эти костры и полное отсутствие каких бы
то ни было предметов таежного обихода свидетельствовали о
том, что балаган этот служит путникам только местом ночевок и, следовательно,
до реки Иман было еще не менее перехода.
До них уже долетели вести о
том, кто мы и почему удэгейцы нас сопровождают.
Я видел, что казаки торопятся домой, и пошел навстречу их желанию. Один из удэгейцев вызвался проводить нас
до Мяолина.
Та к называется большой ханшинный завод, находящийся на правом берегу Имана, в 7 км от Картуна, ниже по течению.
В 2 часа мы дошли
до Мяолина —
то была одна из самых старых фанз в Иманском районе. В ней проживали 16 китайцев и 1 гольдячка. Хозяин ее поселился здесь 50 лет
тому назад, еще юношей, а теперь он насчитывал себе уже 70 лет. Вопреки ожиданиям он встретил нас хотя и не очень любезно, но все же распорядился накормить и позволил ночевать у себя в фанзе. Вечером он напился пьян. Начал о чем-то меня просить, но затем перешел к более резкому тону и стал шуметь.
Все это кончилось
тем, что Дерсу напоил его
до потери сознания и уложил спать на
той же соломе.
От села Котельного начиналась дорога, отмеченная верстовыми столбами. Около деревни на столбе значилась цифра 74. Нанять лошадей не было денег. Мне непременно хотелось довести съемки
до конца, что было возможно только при условии, если идти пешком. Кроме
того, ветхая одежонка заставляла нас согреваться движением.
За этот день мы так устали, как не уставали за все время путешествия. Люди растянулись и шли вразброд.
До железной дороги оставалось 2 км, но это небольшое расстояние далось нам хуже 20 в начале путешествия. Собрав последние остатки сил, мы потащились к станции, но, не дойдя
до нее каких-нибудь 200–300 шагов, сели отдыхать на шпалы. Проходившие мимо рабочие удивились
тому, что мы отдыхаем так близко от станции. Один мастеровой даже пошутил.