Неточные совпадения
Обыкновенно свой маршрут я никогда
не затягивал до сумерек и останавливался на бивак
так, чтобы засветло можно было поставить палатки и заготовить дрова на ночь.
С этой стороны местность была
так пересечена, что я долго
не мог сообразить, куда текут речки и к какому они принадлежат бассейну.
Иногда случается, что горы и лес имеют привлекательный и веселый вид.
Так, кажется, и остался бы среди них навсегда. Иногда, наоборот, горы кажутся угрюмыми, дикими. И странное дело! Чувство это
не бывает личным, субъективным, оно всегда является общим для всех людей в отряде. Я много раз проверял себя и всегда убеждался, что это
так. То же было и теперь. В окружающей нас обстановке чувствовалась какая-то тоска, было что-то жуткое и неприятное, и это жуткое и тоскливое понималось всеми одинаково.
Незнакомец
не рассматривал нас
так, как рассматривали мы его. Он достал из-за пазухи кисет с табаком, набил им свою трубку и молча стал курить.
Не расспрашивая его, кто он и откуда, я предложил ему поесть. Та к принято делать в тайге.
Все было
так ясно и
так просто, что я удивился, как этого раньше я
не заметил.
Повороты были
так круты, что кони
не могли повернуться и должны были делать обходы; через ручьи следы шли по бревну, и нигде тропа
не спускалась в воду; бурелом, преграждавший путь,
не был прорублен; люди шли свободно, а лошадей обводили стороной.
Делали они это
не из озорства, а
так просто, ради забавы, и я никогда их
не останавливал.
Беда неразумному охотнику, который без мер предосторожности вздумает пойти по подранку. В этих случаях кабан ложится на свой след, головой навстречу преследователю. Завидев человека, он с
такой стремительностью бросается на него, что последний нередко
не успевает даже приставить приклад ружья к плечу и выстрелить.
Я долго
не мог уснуть. Всю ночь мне мерещилась кабанья морда с раздутыми ноздрями. Ничего другого, кроме этих ноздрей, я
не видел. Они казались мне маленькими точками. Потом вдруг увеличивались в размерах. Это была уже
не голова кабана, а гора и ноздри — пещеры, и будто в пещерах опять кабаны с
такими же дыроватыми мордами.
Утром я проснулся позже других. Первое, что мне бросилось в глаза, — отсутствие солнца. Все небо было в тучах. Заметив, что стрелки укладывают вещи
так, чтобы их
не промочил дождь, Дерсу сказал...
—
Не хочу, — ответил он, — моя всегда
так спи.
Видно было, что он в жизни прошел
такую школу, которая приучила его быть энергичным, деятельным и
не тратить времени понапрасну.
Эти протоки тянутся широкой полосой по обе стороны реки и образуют
такой лабиринт, в котором очень легко заблудиться, если
не держаться главного русла и польститься на какой-нибудь рукав в надежде сократить расстояние.
Когда лодка проходила мимо, Марченко выстрелил в нее, но
не попал, хотя пуля прошла
так близко, что задела рядом с ней камышины.
Я заметил, что кругом уже
не было
такой жизни, как накануне.
Иногда заросли травы были
так густы, что лодка
не могла пройти сквозь них, и мы вынуждены были делать большие обходы.
Таким образом, для того чтобы достигнуть озера на лодке, нужно было пройти еще 15 км, а напрямик целиной —
не более 2,5 или 3.
Уже накануне отъезда начинаешь получать письма примерно
такого содержания: «Вследствие изменившихся обстоятельств ехать
не могу.
В
таких случаях никогда
не надо скупиться на расходы.
Вьюками были брезентовые мешки и походные ящики, обитые кожей и окрашенные масляной краской.
Такие ящики удобно переносимы на конских вьюках, помещаются хорошо в лодках и на нартах. Они служили нам и для сидений и столами. Если
не мешать имущество в ящиках и
не перекладывать его с одного места на другое, то очень скоро запоминаешь, где что лежит, и в случае нужды расседлываешь ту лошадь, которая несет искомый груз.
Таким образом получается корка, совершенно непроницаемая для сырости; вместе с тем мешок становится твердым и
не рвется в дороге.
Следующий день, 18 мая, был дан стрелкам в их распоряжение. Они переделывали себе унты, шили наколенники, приготовляли патронташи — вообще последний раз снаряжали себя в дорогу. Вначале сразу всего
не доглядишь. Личный опыт в
таких случаях — прежде всего. Важно, чтобы в главном
не было упущений, а мелочи сами сгладятся.
После этого с ружьем в руках я уходил экскурсировать по окрестностям и заходил иногда
так далеко, что
не всегда успевал возвратиться назад к сумеркам.
Во время путешествия скучать
не приходится. За день
так уходишься, что еле-еле дотащишься до бивака. Палатка, костер и теплое одеяло кажутся тогда лучшими благами, какие только даны людям на земле; никакая городская гостиница
не может сравниться с ними. Выпьешь поскорее горячего чаю, залезешь в свой спальный мешок и уснешь
таким сном, каким спят только усталые.
В результате выходит
так, что в ненастье идешь, а в солнечный день сидишь в палатке, приводишь в порядок съемки, доканчиваешь дневник, делаешь вычисления — одним словом, исполняешь ту работу, которую
не успел сделать раньше.
Некоторые кони
так увязали, что
не могли уже подняться без посторонней помощи.
Решено было дать пчелам успокоиться. Перед вечером два казака вновь пошли к улью, но уже ни меда, ни пчел
не нашли. Улей был разграблен медведями.
Так неудачно кончился наш поход за диким медом.
Перейдя реку Ситухе, мы подошли к деревне Крыловке, состоящей из 66 дворов. Следующая деревня, Межгорная (семнадцать дворов), была
так бедна, что мы
не могли купить в ней даже 4 кг хлеба. Крестьяне вздыхали и жаловались на свою судьбу. Последнее наводнение их сильно напугало.
Пойманный заяц был маленький, серо-бурого цвета.
Такую окраску он сохраняет все время — и летом и зимой. Областью распространения этого зайца в Приамурье является долина реки Уссури с притоками и побережье моря до мыса Белкина. Кроме этого зайца, в Уссурийском крае водится еще заяц-беляк и черный заяц — вид, до сих пор еще
не описанный. Он совершенно черного цвета и встречается редко. Быть может, это просто отклонение зайца-беляка. Ведь есть же черно-бурые лисицы, черные волки, даже черные зайцы-русаки.
Мужчины были одеты по-китайски. Они носили куртку, сшитую из синей дабы, и
такие же штаны. Костюм женщин более сохранил свой национальный характер. Одежда их пестрела вышивками по борту и по краям подола была обвешана побрякушками. Выбежавшие из фанз грязные ребятишки испуганно смотрели на нас. Трудно сказать, какого цвета была у них кожа: на ней были и загар, и грязь, и копоть. Гольды эти еще знали свой язык, но предпочитали объясняться по-китайски. Дети же ни 1 слова
не понимали по-гольдски.
Почему в
таком случае шмели
не подняли тревоги, какую они подняли тогда, когда мы просунули в дупло палку?
Велико было наше удивление, когда в желудке ужа оказался довольно крупный кулик с длинным клювом. Как только он мог проглотить
такую птицу и
не подавиться ею?!
Обыкновенно
такие ливни непродолжительны, но в Уссурийском крае бывает иначе. Часто именно затяжные дожди начинаются грозой. Та к было и теперь. Гроза прошла, но солнце
не появлялось. Кругом, вплоть до самого горизонта, небо покрылось слоистыми тучами, сыпавшими на землю мелкий и частый дождь. Торопиться теперь к фанзам
не имело смысла. Это поняли и люди и лошади.
Она состояла из восьми дворов и имела чистенький, опрятный вид. Избы были срублены прочно. Видно было, что староверы строили их
не торопясь и работали, как говорится,
не за страх, а за совесть. В одном из окон показалось женское лицо, и вслед за тем на пороге появился мужчина. Это был староста. Узнав, кто мы
такие и куда идем, он пригласил нас к себе и предложил остановиться у него в доме. Люди сильно промокли и потому старались поскорее расседлать коней и уйти под крышу.
Он тоже носил бороду, но
так как никогда ее
не подстригал, то она росла у него неправильно, клочьями.
Та к как тропа в лесу часто кружит и делает мелкие извилины, которые по масштабу
не могут быть нанесены на планшет, то съемщику рекомендуется идти сзади на
таком расстоянии, чтобы хвост отряда можно было видеть между деревьями.
Если же отряд идет быстрее, чем это нужно съемщику, то, чтобы
не задерживать коней с вьюками, приходится отпускать их вперед, а с собой брать одного стрелка, которому поручается идти по следам лошадей на
таком расстоянии от съемщика, чтобы последний мог постоянно его видеть.
Едва мы тронулись с привала, как попали в
такой буерак, из которого
не могли выбраться до самого вечера.
Все тело их было покрыто каплями крови — в особенности круп, губы, шея и холка, то есть
такие места, которые лошадь
не может достать ни хвостом, ни зубами.
Китайская фанза — оригинальная постройка. Стены ее сложены из глины; крыша двускатная, тростниковая. Решетчатые окна, оклеенные бумагой, занимают почти весь ее передний фасад, зато сзади и с боков окон
не бывает вовсе. Рамы устроены
так, что они подымаются кверху и свободно могут выниматься из своих гнезд. Замков ни у кого нет. Дверь припирается
не от людей, а для того, чтобы туда случайно
не зашли собаки.
Долинный лес иногда бывает
так густ, что сквозь ветки его совершенно
не видно неба. Внизу всегда царит полумрак, всегда прохладно и сыро. Утренний рассвет и вечерние сумерки в лесу и в местах открытых
не совпадают по времени. Чуть только тучка закроет солнце, лес сразу становится угрюмым, и погода кажется пасмурной. Зато в ясный день освещенные солнцем стволы деревьев, ярко-зеленая листва, блестящая хвоя, цветы, мох и пестрые лишайники принимают декоративный вид.
3 часа мы шли без отдыха, пока в стороне
не послышался шум воды. Вероятно, это была та самая река Чау-сун, о которой говорил китаец-охотник. Солнце достигло своей кульминационной точки на небе и палило вовсю. Лошади шли, тяжело дыша и понурив головы. В воздухе стояла
такая жара, что далее в тени могучих кедровников нельзя было найти прохлады.
Не слышно было ни зверей, ни птиц; только одни насекомые носились в воздухе, и чем сильнее припекало солнце, тем больше они проявляли жизни.
Его очень трудно убить
так, чтобы
не испортить шкуру; она разрывается на части от одной дробинки.
Я
так увлекся его рассказами, что потерял направление пути и без помощи китайцев, вероятно,
не нашел бы дороги обратно.
В Уссурийском крае едва ли можно встретить сухие хвойные леса, то есть
такие, где под деревьями земля усеяна осыпавшейся хвоей и
не растет трава. Здесь всюду сыро, всюду мох, папоротники и мелкие осоки.
Такой большой переход трудно достался старику. Как только мы остановились на бивак, он со стоном опустился на землю и без посторонней помощи
не мог уже подняться на ноги.
К сумеркам мы дошли до водораздела. Люди сильно проголодались, лошади тоже нуждались в отдыхе. Целый день они шли без корма и без привалов. Поблизости бивака нигде травы
не было. Кони
так устали, что, когда с них сняли вьюки, они легли на землю. Никто
не узнал бы в них тех откормленных и крепких лошадей, с которыми мы вышли со станции Шмаковка. Теперь это были исхудалые животные, измученные бескормицей и гнусом.
Китайцы поделились со стрелками жидкой похлебкой, которую они сварили из листьев папоротника и остатков чумизы. После
такого легкого ужина, чтобы
не мучиться голодом, все люди легли спать. И хорошо сделали, потому что завтра выступление было назначено еще раньше, чем сегодня.
Спускаться по
таким оврагам очень тяжело. В особенности трудно пришлось лошадям. Если графически изобразить наш спуск с Сихотэ-Алиня, то он представился бы в виде мелкой извилистой линии по направлению к востоку. Этот спуск продолжался 2 часа. По дну лощины протекал ручей. Среди зарослей его почти
не было видно. С веселым шумом бежала вода вниз по долине, словно радуясь тому, что наконец-то она вырвалась из-под земли на свободу. Ниже течение ручья становилось спокойнее.
Чужое продовольствие в тайге трогать нельзя. Только в случае крайнего голода можно им воспользоваться, но при непременном условии, чтобы из первых же земледельческих фанз взятое было доставлено обратно на место. Тот, кто
не исполнит этого обычая, считается грабителем и подвергается жестокому наказанию. Действительно, кража продовольствия в зверовой фанзе принуждает соболевщика раньше времени уйти из тайги, а иногда может поставить его прямо-таки в безвыходное положение.