Неточные совпадения
Мне не только не приходилось их подбадривать, а, наоборот, приходилось останавливать из опасения,
что они надорвут свое здоровье. Несмотря на лишения, эти скромные труженики терпеливо несли тяготы походной жизни, и я
ни разу не слышал от них
ни единой жалобы. Многие из них погибли
в войну 1914–1917 годов, с остальными же я и по сие время нахожусь
в переписке.
Надо заметить,
что тогда
в Уссурийском крае не было
ни одного стекольного завода, и потому
в глухих местах стекло ценилось особенно высоко.
Я взглянул
в указанном направлении и увидел какое-то темное пятно. Я думал,
что это тень от облака, и высказал Дерсу свое предположение. Он засмеялся и указал на небо. Я посмотрел вверх. Небо было совершенно безоблачным: на беспредельной его синеве не было
ни одного облачка. Через несколько минут пятно изменило свою форму и немного передвинулось
в сторону.
Услышав стрельбу, Олентьев решил,
что мы подверглись нападению хунхузов. Оставив при лошадях 2 коноводов, он с остальными людьми бросился к нам на выручку. Наконец стрельба из ближайшей к нам фанзы прекратилась. Тогда Дерсу вступил с корейцами
в переговоры. Они
ни за
что не хотели открывать дверей. Никакие увещевания не помогли. Корейцы ругались и грозили возобновить пальбу из ружей.
Перед вечером первый раз появилась мошка. Местные старожилы называют ее гнусом. Уссурийская мошка — истинный бич тайги. После ее укуса сразу открывается кровоточивая ранка. Она ужасно зудит, и,
чем больше расчесывать ее, тем зуд становится сильнее. Когда мошки много,
ни на минуту нельзя снять сетку с лица. Мошка слепит глаза, забивается
в волосы, уши, забивается
в рукава и нестерпимо кусает шею. Лицо опухает, как при рожистом воспалении.
3 часа мы шли без отдыха, пока
в стороне не послышался шум воды. Вероятно, это была та самая река Чау-сун, о которой говорил китаец-охотник. Солнце достигло своей кульминационной точки на небе и палило вовсю. Лошади шли, тяжело дыша и понурив головы.
В воздухе стояла такая жара,
что далее
в тени могучих кедровников нельзя было найти прохлады. Не слышно было
ни зверей,
ни птиц; только одни насекомые носились
в воздухе, и
чем сильнее припекало солнце, тем больше они проявляли жизни.
Меня эта картина очень заинтересовала. Я подошел ближе и стал наблюдать. На колоднике лежали сухие грибки, корешки и орехи. Та к как
ни грибов,
ни кедровых орехов
в лесу еще не было, то, очевидно, бурундук вытащил их из своей норки. Но зачем? Тогда я вспомнил рассказы Дерсу о том,
что бурундук делает большие запасы продовольствия, которых ему хватает иногда на 2 года. Чтобы продукты не испортились, он время от времени выносит их наружу и сушит, а к вечеру уносит обратно
в свою норку.
Земля
в долине Вай-Фудзина весьма плодородна. Крестьяне не помнят
ни одного неурожайного года, несмотря на то,
что в течение 40 лет пашут без удобрения на одних и тех же местах.
Никто не занимался
ни огородничеством,
ни хлебопашеством, никто не сеял, не жал и не собирал
в житницы, но все строили дома, хотя бы и
в долг; все надеялись на то,
что пост Ольги
в конце концов будет городом и захваченная земля перейдет
в собственность, после
чего ее можно будет выгодно продать.
После полудня мы вышли наконец к реке Сандагоу.
В русле ее не было
ни капли воды. Отдохнув немного
в тени кустов, мы пошли дальше и только к вечеру могли утолить мучившую нас жажду. Здесь
в глубокой яме было много мальмы [Рыба, похожая на горную форель.]. Загурский и Туртыгин без труда наловили ее столько, сколько хотели. Это было как раз кстати, потому
что взятое с собой продовольствие приходило к концу.
Как бы
ни был мал дождь
в лесу, он всегда вымочит до последней нитки. Каждый куст и каждое дерево собирают дождевую воду на листьях и крупными каплями осыпают путника с головы до ног. Скоро я почувствовал,
что одежда моя стала намокать.
Стало совсем темно, так темно,
что в нескольких шагах нельзя уже было рассмотреть
ни черной земли на солонцах,
ни темных силуэтов деревьев. Комары нестерпимо кусали шею и руки. Я прикрыл лицо сеткой. Дерсу сидел без сетки и, казалось, совершенно не замечал их укусов.
Узнав,
что я хочу идти на медведя один, он посоветовал мне быть осторожнее и предлагал свои услуги. Его уговоры еще больше подзадорили меня, и я еще тверже решил во
что бы то
ни стало поохотиться за «косолапым»
в одиночку.
Я
ни за
что не поверю охотникам, уверяющим,
что в зверя, бегущего им навстречу, они стреляют так же спокойно, как
в пустую бутылку. Это неправда! Неправда потому,
что чувство самосохранения свойственно всякому человеку. Вид разъяренного зверя не может не волновать охотника и непременно отразится на меткости его стрельбы.
Тут только мы заметили,
что к лежбищу
ни с какой стороны подойти было нельзя. Справа и слева оно замыкалось выдающимися
в море уступами, а со стороны суши были отвесные обрывы 50 м высотой. К сивучам можно было только подъехать на лодке. Убитого сивуча взять с собой мы не могли; значит, убили бы его зря и бросили бы на месте.
В сумерки мы достигли маленького балагана, сложенного из корья. Я обрадовался этой находке, но Дерсу остался ею недоволен. Он обратил мое внимание на то,
что вокруг балагана были следы костров. Эти костры и полное отсутствие каких бы то
ни было предметов таежного обихода свидетельствовали о том,
что балаган этот служит путникам только местом ночевок и, следовательно, до реки Иман было еще не менее перехода.
После чая я объявил,
что пойду дальше. Ли Тан-куй стал уговаривать меня, чтобы я остался еще на один день, обещал заколоть чушку и т.д. Дерсу
в это время подмигнул мне, чтобы я не соглашался. Тогда Ли Тан-куй начал навязывать своего проводника, но я отказался и от этих услуг. Как
ни хитрил Ли Тан-куй, но обмануть ему нас так и не удалось.
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь,
ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще
ни один человек
в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)
Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий. Эк куда хватили! Ещё умный человек!
В уездном городе измена!
Что он, пограничный,
что ли? Да отсюда, хоть три года скачи,
ни до какого государства не доедешь.
Хлестаков. Оробели? А
в моих глазах точно есть что-то такое,
что внушает робость. По крайней мере, я знаю,
что ни одна женщина не может их выдержать, не так ли?
А вы — стоять на крыльце, и
ни с места! И никого не впускать
в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите,
что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека,
что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Придет
в лавку и,
что ни попадет, все берет.