Неточные совпадения
Из Шкотова мы выступили рано, в
тот же
день дошли до Стеклянной пади
и свернули в нее.
На другой
день мы продолжали наш путь. Долина суживалась,
и идти становилось труднее. Мы шли целиной
и только заботились о
том, чтобы поменьше кружить.
Иногда случается, что горы
и лес имеют привлекательный
и веселый вид. Так, кажется,
и остался бы среди них навсегда. Иногда, наоборот, горы кажутся угрюмыми, дикими.
И странное
дело! Чувство это не бывает личным, субъективным, оно всегда является общим для всех людей в отряде. Я много раз проверял себя
и всегда убеждался, что это так.
То же было
и теперь. В окружающей нас обстановке чувствовалась какая-то тоска, было что-то жуткое
и неприятное,
и это жуткое
и тоскливое понималось всеми одинаково.
Дерсу остановился
и сказал, что тропа эта не конная, а пешеходная, что идет она по соболиным ловушкам, что несколько
дней тому назад по ней прошел один человек
и что, по всей вероятности, это был китаец.
Осмотрев его кругом, наш новый знакомый опять подтвердил, что несколько
дней тому назад по тропе прошел китаец
и что он ночевал в этом балагане.
На другой
день была назначена дневка. Я велел людям осмотреть седла, просушить
то, что промокло,
и почистить винтовки. Дождь перестал; свежий северо-западный ветер разогнал тучи; выглянуло солнце.
Чем ближе я присматривался к этому человеку,
тем больше он мне нравился. С каждым
днем я открывал в нем новые достоинства. Раньше я думал, что эгоизм особенно свойствен дикому человеку, а чувство гуманности, человеколюбия
и внимания к чужому интересу присуще только европейцам. Не ошибся ли я? Под эти мысли я опять задремал
и проспал до утра.
Погода нам благоприятствовала. Был один из
тех теплых осенних
дней, которые так часто бывают в ЮжноУссурийском крае в октябре. Небо было совершенно безоблачное, ясное; легкий ветерок тянул с запада. Такая погода часто обманчива,
и нередко после нее начинают дуть холодные северо-западные ветры,
и чем дольше стоит такая тишь,
тем резче будет перемена.
Утром мы распрощались с Лефу
и в
тот же
день после полудня пришли в деревню Дмитровку, расположенную по
ту сторону Уссурийской железной дороги. Переходя через полотно дороги, Дерсу остановился, потрогал рельсы рукой, посмотрел в обе стороны
и сказал...
«В самом
деле, — подумал я, — житель лесов не выживет в городе,
и не делаю ли я худо, что сбиваю его с
того пути, на который он встал с детства?»
В сумерки мы дошли до Черниговки
и присоединились к отряду. Вечером в
тот же
день я выехал во Владивосток, к месту своей постоянной службы.
Но лишь только спрыснет дождь или появятся комары, он тотчас поворачивает назад, проклиная
тот день и час, когда задумал идти в путешествие.
Теперь необходимо сказать несколько слов о
том, как был организован вьючный обоз экспедиции. В отряде было 12 лошадей. Очень важно, чтобы люди изучили коней
и чтобы лошади, в свою очередь, привыкли к людям. Заблаговременно надо познакомить стрелков с уходом за лошадью, познакомить с седловкой
и с конским снаряжением, надо приучить лошадей к носке вьюков
и т.д. Для этого команда собрана была за 30
дней до похода.
За
день мы успевали пройти от 15 до 25 км, смотря по местности, погоде
и той работе, которая производилась в пути.
Когда идешь в далекое путешествие,
то никогда не надо в первые
дни совершать больших переходов. Наоборот, надо идти понемногу
и чаще давать отдых. Когда все приспособятся,
то люди
и лошади сами пойдут скорее
и без понукания.
С рассветом казалось, что
день будет пасмурный
и дождливый, но к 10 часам утра погода разгулялась. Тогда мы увидели
то, что искали. В 5 км от нас река собирала в себя все протоки. Множество сухих релок давало возможность подойти к ней вплотную. Но для этого надо было обойти болота
и спуститься в долину около горы Кабарги.
Вечером стрелки
и казаки сидели у костра
и пели песни. Откуда-то взялась у них гармоника. Глядя на их беззаботные лица, никто бы не поверил, что только 2 часа
тому назад они бились в болоте, измученные
и усталые. Видно было, что они совершенно не думали о завтрашнем
дне и жили только настоящим. А в стороне, у другого костра, другая группа людей рассматривала карты
и обсуждала дальнейшие маршруты.
Когда идешь в дальнюю дорогу,
то уже не разбираешь погоды. Сегодня вымокнешь, завтра высохнешь, потом опять вымокнешь
и т.д. В самом
деле, если все дождливые
дни сидеть на месте,
то, пожалуй, недалеко уйдешь за лето. Мы решили попытать счастья
и хорошо сделали. Часам к 10 утра стало видно, что погода разгуливается. Действительно, в течение
дня она сменялась несколько раз:
то светило солнце,
то шел дождь. Подсохшая было дорога размокла,
и опять появились лужи.
Приказ седлать коней заставил стрелков заняться
делом. После короткого совещания решено было дать зайцу свободу. Едва только спустили его на землю, как он тотчас же бросился бежать. Свист
и крики понеслись ему вдогонку. Шум
и смех сопровождали его до
тех пор, пока он не скрылся из виду.
На другой
день мы встали рано
и рано выступили в дорогу. Фанзы, которые вчера мы видели с перевала, оказались гольдскими. Местность эта называется Чжумтайза [Чжун-тай-цзы — горный ручей.], что по-китайски означает — Горный ручей. Живущие здесь гольды принадлежали к роду Юкомика, ныне почти совершенно уничтоженному оспенными эпидемиями. Стойбища их были на Амуре, на
том месте, где теперь стоит Хабаровск.
Около полудня мы сделали большой привал. Люди тотчас же стали раздеваться
и вынимать друг у друга клещей из тела. Плохо пришлось Паначеву. Он все время почесывался. Клещи набились ему в бороду
и в шею. Обобрав клещей с себя, казаки принялись вынимать их у собак. Умные животные отлично понимали, в чем
дело,
и терпеливо переносили операцию. Совсем не
то лошади: они мотали головами
и сильно бились. Пришлось употребить много усилий, чтобы освободить их от паразитов, впившихся в губы
и в веки глаз.
По его словам, если после большого ненастья нет ветра
и сразу появится солнце,
то в этот
день к вечеру надо снова ждать небольшого дождя. От сырой земли, пригретой солнечными лучами, начинают подыматься обильные испарения. Достигая верхних слоев атмосферы, пар конденсируется
и падает обратно на землю мелким дождем.
Следующий
день, 8 июня, ушел на поиски в воде ружей. Мы рассчитывали, что при солнце будет видно
дно реки, но погода, как на грех, снова испортилась. Небо покрылось тучами,
и стало моросить.
Тем не менее после полудня Меляну удалось найти 2 ружья, ковочный инструмент, подковы
и гвозди. Удовольствовавшись этим, я приказал собираться в дорогу.
В тайге Уссурийского края надо всегда рассчитывать на возможность встречи с дикими зверями. Но самое неприятное — это встреча с человеком. Зверь спасается от человека бегством, если же он
и бросается,
то только тогда, когда его преследуют. В таких случаях
и охотник
и зверь — каждый знает, что надо делать. Другое
дело человек. В тайге один бог свидетель,
и потому обычай выработал особую сноровку. Человек, завидевший другого человека, прежде всего должен спрятаться
и приготовить винтовку.
На следующий
день мы выступили из Иолайзы довольно рано. Путеводной нитью нам служила небольшая тропка. Сначала она шла по горам с левой стороны Фудзина, а затем, миновав небольшой болотистый лесок, снова спустилась в долину. Размытая почва, галечниковые отмели
и ямы — все это указывало на
то, что река часто выходит из берегов
и затопляет долину.
Предоставив им заниматься своим
делом, я пошел побродить по тайге. Опасаясь заблудиться, я направился по течению воды, с
тем чтобы назад вернуться по
тому же ручью. Когда я возвратился на женьшеневую плантацию, китайцы уже окончили свою работу
и ждали меня. К фанзе мы подошли с другой стороны, из чего я заключил, что назад мы шли другой дорогой.
К сумеркам мы дошли до водораздела. Люди сильно проголодались, лошади тоже нуждались в отдыхе. Целый
день они шли без корма
и без привалов. Поблизости бивака нигде травы не было. Кони так устали, что, когда с них сняли вьюки, они легли на землю. Никто не узнал бы в них
тех откормленных
и крепких лошадей, с которыми мы вышли со станции Шмаковка. Теперь это были исхудалые животные, измученные бескормицей
и гнусом.
На следующий
день, 17 июня, мы расстались со стариком. Я подарил ему свой охотничий нож, а А.
И. Мерзляков — кожаную сумочку. Теперь топоры нам были уже не нужны. От зверовой фанзы вниз по реке шла тропинка. Чем дальше,
тем она становилась лучше. Наконец мы дошли до
того места, где река Синь-Квандагоу сливается с Тудагоу. Эта последняя течет в широтном направлении, под острым углом к Сихотэ-Алиню. Она значительно больше Синь-Квандагоу
и по справедливости могла бы присвоить себе название Вай-Фудзина.
Китаец говорил, что если мы будем идти целый
день,
то к вечеру дойдем до земледельческих фанз. Действительно, в сумерки мы дошли до устья Эрлдагоу (вторая большая падь). Это чрезвычайно порожистая
и быстрая река. Она течет с юго-запада к северо-востоку
и на пути своем прорезает мощные порфировые пласты. Некоторые из порогов ее имеют вид настоящих водопадов. Окрестные горы слагаются из роговика
и кварцита. Отсюда до моря около 78 км.
Но
и на новых местах их ожидали невзгоды. По неопытности они посеяли хлеб внизу, в долине; первым же наводнением его смыло, вторым — унесло все сено; тигры поели весь скот
и стали нападать на людей. Ружье у крестьян было только одно, да
и то пистонное. Чтобы не умереть с голода, они нанялись в работники к китайцам с поденной платой 400 г чумизы в
день. Расчет производили раз в месяц,
и чумизу
ту за 68 км должны были доставлять на себе в котомках.
Первые два
дня мы отдыхали
и ничего не делали. В это время за П.К. Рутковским пришел из Владивостока миноносец «Бесшумный». Вечером П.К. Рутковский распрощался с нами
и перешел на судно. На другой
день на рассвете миноносец ушел в море. П.К. Рутковский оставил по себе в отряде самые лучшие воспоминания,
и мы долго не могли привыкнуть к
тому, что его нет более с нами.
Характер растительности был
тот же самый, что
и около поста Ольги. Дуб, береза, липа, бархат, тополь, ясень
и ива росли
то группами,
то в одиночку. Различные кустарники, главным образом, леспедеца, калина
и таволга, опутанные виноградом
и полевым горошком, делали некоторые места положительно непроходимыми, в особенности если к ним еще примешивалось чертово дерево. Идти по таким кустарникам в жаркий
день очень трудно. Единственная отрада — ручьи с холодною водою.
Река Сыдагоу длиною 60 км. В верхней половине она течет параллельно Вай-Фудзину, затем поворачивает к востоку
и впадает в него против села Пермского. Мы вышли как раз к
тому месту, где Сыдагоу делает поворот. Река эта очень каменистая
и порожистая. Пермцы пробовали было по ней сплавлять лес, но он так сильно обивался о камни, что пришлось бросить это
дело. Нижняя часть долины, где проходит почтовый тракт, открытая
и удобная для земледелия, средняя — лесистая, а верхняя — голая
и каменистая.
Откуда эти тайнобрачные добывают влагу? Вода в камнях не задерживается, а между
тем мхи растут пышно. На ощупь они чрезвычайно влажны. Если мох выжать рукой, из него капает вода. Ответ на заданный вопрос нам даст туман. Он-то
и есть постоянный источник влаги. Мхи получают воду не из земли, а из воздуха.
Та к как в Уссурийском крае летом
и весною туманных
дней несравненно больше, чем солнечных,
то пышное развитие мхов среди осыпей становится вполне понятным.
Следующий
день был воскресный. Пользуясь
тем, что вода в реке была только кое-где в углублениях, мы шли прямо по ее руслу. В средней части реки Сандагоу растут такие же хорошие леса, как
и на реке Сыдагоу. Всюду виднелось множество звериных следов. В одном месте река делает большую петлю.
Длина второй пещеры около 120 м, ширина
и высота неравномерны:
то она становится узкой с боков
и высокой,
то, наоборот, низкой
и широкой.
Дно пещеры завалено камнями, свалившимися сверху, вследствие этого в ней нет сталактитов.
Та к как эти обвалы происходят всюду
и равномерно,
то пещера как бы перемещается в вертикальном направлении.
День выпал хороший
и теплый. По небу громоздились массы кучевых облаков. Сквозь них прорывались солнечные лучи
и светлыми полосами ходили по воздуху. Они отражались в лужах воды, играли на камнях, в листве ольшаников
и освещали
то один склон горы,
то другой. Издали доносились удары грома.
Следующая фанзочка принадлежала капустоловам, а рядом с ней тянулись навесы из травы, под которыми сушилась морская капуста. Здесь было много народа. Одни китайцы особыми крючьями доставали ее со
дна моря, другие сушили капусту на солнце, наблюдая за
тем, чтобы она высохла ровно настолько, чтобы не стать ломкой
и не утратить своего зеленовато-бурого цвета. Наконец третья группа китайцев была занята увязыванием капусты в пучки
и укладкой ее под навесы.
В августе, да еще в пасмурный
день, смеркается очень рано.
Та к было
и теперь. Туман держался только по вершинам гор. Клочья его бродили по кустам
и казались привидениями.
К вечеру он прибежал испуганный
и сообщил страшную новость: 2
дня тому назад по приговору китайского суда заживо были похоронены в земле китаец
и молодой таз.
Проникнуть в самую глубь тайги удается немногим. Она слишком велика. Путнику все время приходится иметь
дело с растительной стихией. Много тайн хранит в себе тайга
и ревниво оберегает их от человека. Она кажется угрюмой
и молчаливой… Таково первое впечатление. Но кому случалось поближе с ней познакомиться,
тот скоро привыкает к ней
и тоскует, если долго не видит леса. Мертвой тайга кажется только снаружи, на самом
деле она полна жизни. Мы с Дерсу шли не торопясь
и наблюдали птиц.
В этот
день мы дошли до серебросвинцового рудника. Здесь была одна только фанза, в которой жил сторож-кореец. Он тоже жаловался на кабанов
и собирался перекочевать к морю. Месторождение руды открыто 40 лет
тому назад. Пробовали было тут выплавлять из нее серебро, но неудачно. Впоследствии место это застолбил Ю.
И. Бринер.
По мере
того как угасал
день, в лесу становилось все тише
и тише.
В переходе от
дня к ночи в тайге всегда есть что-то торжественное. Угасающий
день нагоняет на душу чувство жуткое
и тоскливое. Одиночество родит мысли, воспоминания. Я так ушел в себя, что совершенно забыл о
том, где я нахожусь
и зачем пришел сюда в этот час сумерек.
На другой
день, 7 сентября, мы продолжали наше путешествие. От китайского охотничьего балагана шли 2 тропы: одна — вниз, по реке Синанце, а другая — вправо, по реке Аохобе (по-удэгейски — Эhе, что значит — черт). Если бы я пошел по Синанце,
то вышел бы прямо к заливу Джигит. Тогда побережье моря между реками Тютихе
и Иодзыхе осталось бы неосмотренным.
Закусив немного, мы собрали свои котомки
и тронулись в путь. Около моря я нашел место бивака Н.А. Пальчевского. Из письма, оставленного мне в бутылке, привязанной к палке, я узнал, что он здесь работал несколько
дней тому назад
и затем отправился на север, конечным пунктом наметив себе бухту Терней.
Днем на тропе Дерсу нашел человеческие следы. Он стал внимательно их изучать. Один раз он поднял окурок папиросы
и кусок синей дабы. По его мнению, здесь проходили два человека. Это не были рабочие-манзы, а какие-то праздные люди, потому что трудящийся человек не бросит новую дабу только потому, что она запачкана; он
и старую тряпку будет носить до
тех пор, пока она совсем не истреплется.
Когда на другой
день я поднялся, солнце было уже высоко. Напившись чаю, мы взяли свои котомки
и пошли к перевалу. Здесь тропа долгое время идет по хребту, огибая его вершины
то с одной,
то с другой стороны. Поэтому кажется, что она
то подымается,
то опускается
и как будто пересекает несколько горных отрогов.
Весь следующий
день мы провели в беседе. Река Санхобе являлась крайним пунктом нашего путешествия по берегу моря. Отсюда нам надо было идти к Сихотэ-Алиню
и далее на Иман. На совете решено было остаться на Санхобе столько времени, сколько потребуется для
того, чтобы подкрепить силы
и снарядиться для зимнего похода.
Он постоянно посылал разведчиков
то на реку Иодзыхе,
то на берег моря,
то по тропе на север. Вечером он делал сводки этим разведкам
и сообщал их мне ежедневно. Чжан Бао вел большую корреспонденцию. Каждый почти
день прибегал к нему нарочный
и приносил письма.