Неточные совпадения
Достоевский отлично понимал
русский характер интеллигента-революционера и назвал его «великим скитальцем
русской земли», хотя он и не любил революционных
идей.
Русские обладают исключительной способностью к усвоению западных
идей и учений и к их своеобразной переработке.
Но усвоение западных
идей и учений
русской интеллигенцией было в большинстве случаев догматическим.
Французские
идеи преломились в
русской душе прежде всего как сострадательность и человеколюбие.
Петрашевский был очень типичен для
русского помещика, воспламенившегося утопическими социалистическими
идеями.
Во всяком случае очень характерна для нашей темы
русская способность к беззаветному увлечению социальными
идеями.
Огромный интерес в истории
русского самосознания,
русской национальной
идеи и
русской социальной
идеи представляет судьба Герцена.
Русские романтики-идеалисты 40-х годов бежали от социальной действительности в мир мысли, фантазии, литературы, в отраженный мир
идей.
Личность и народ — две основных
идеи русского народнического социализма.
Это огромное дитя, всегда воспламененное самыми крайними и революционными
идеями,
русский фантазер, неспособный к методическому мышлению и дисциплине, что-то вроде Стеньки Разина
русского барства.
Но время для этого еще не наступило, и
идеи Ткачева не имели особенной популярности в
русской революционной среде.
Он провидит
русскую революцию и раскрывает ее
идеи.
Русский народ по Достоевскому есть народ-богоносец именно потому, что он носитель всечеловеческой
идеи,
идеи всечеловеческого братства.
Противоречие было также между вселенской, всечеловеческой
идеей, носителем которой он считал
русский народ, и его резкими национальными антипатиями.
Русская литература и
русская мысль свидетельствуют о том, что в императорской России не было единой целостной культуры, что был разрыв между культурным слоем и народом, что старый режим не имел моральной опоры. Культурных консервативных
идей и сил в России не было. Все мечтали о преодолении раскола и разрыва в той или иной форме коллективизма. Все шло к революции.
На почве перенесения в Россию марксистских
идей среди
русских социал-демократов возникло между прочим направление «экономизма», которое политическую революцию возлагало на либеральную и радикальную буржуазию, а среди рабочих считало нужным организовывать чисто экономическое, профессиональное движение.
Но очень характерно для раскола
русской культуры, что и большевики, и меньшевики, и все деятели революционного социального движения вдохновлялись совсем не теми
идеями, которые господствовали в верхнем слое
русской культуры, им была чужда
русская философия, их не интересовали вопросы духа, они оставались материалистами или позитивистами.
Элементарность и грубость
идей революции 1905 года, в которых чувствовалось наследие
русского нигилизма, оттолкнули деятелей культурного ренессанса и вызвали духовную реакцию.
Но самый большой парадокс в судьбе России и
русской революции в том, что либеральные
идеи,
идеи права, как и
идеи социального реформизма, оказались в России утопическими.
Народные массы были дисциплинированы и организованы в стихии
русской революции через коммунистическую
идею, через коммунистическую символику.
Религиозно обоснованная
русская монархия была осуждена свыше, осуждена Богом и прежде всего за насилие над церковью и религиозной жизнью народа, за антихристианскую
идею цезаропапизма, за ложную связь церкви с монархией, за вражду к просвещению.
И
русский коммунизм вновь провозглашает старую
идею славянофилов и Достоевского — «ех Oriente lux».
Русский народ не осуществил своей мессианской
идеи о Москве как Третьем Риме.
Мессианская
идея русского народа приняла или апокалиптическую форму, или форму революционную.
На Западе очень плохо понимают, что Третий Интернационал есть не Интернационал, а
русская национальная
идея.
Поражение советской России было бы и поражением коммунизма, поражением мировой
идеи, которую возвещает
русский народ.
Но в
русском коммунизме эта
идея, нашедшая себе самое радикальное выражение у христианского мыслителя Н. Федорова, [См. Н.
Русская творческая религиозная мысль выносила
идею Богочеловечества; подобно тому, как в Иисусе Христе Богочеловеке произошло индивидуальное воплощение Бога в человеке, в христианском человечестве должно произойти коллективное, соборное воплощение Бога.
Идея Богочеловечества как сущности христианства мало раскрывалась западной христианской мыслью и является оригинальным порождением
русской христианской мысли.
Это есть трансформация
идеи Иоанна Грозного, новая форма старой гипертрофии государства в
русской истории.
Я хотел показать в своей книге, что
русский коммунизм более традиционен, чем обыкновенно думают, и есть трансформация и деформация старой
русской мессианской
идеи.
Тебеньков тем опасен, что он знает (или, по крайней мере, убежден, что знает), в чем суть либеральных
русских идей, и потому, если он раз решится покинуть гостеприимные сени либерализма, то, сильный своими познаниями по этой части, он на все резоны будет уже отвечать одно: «Нет, господа! меня-то вы не надуете! я сам был „оным“! я знаю!» И тогда вы не только ничего с ним не поделаете, а, напротив того, дождетесь, пожалуй, того, что он, просто из одного усердия, начнет открывать либерализм даже там, где есть лишь невинность.
Неточные совпадения
Молодые художники отказывались от традиционного академизма, требовавшего подражания классическим образцам, главным образом итальянского искусства, и выступали за создание
русского самобытного искусства, проникнутого передовыми, демократическими
идеями.
— Правильная оценка. Прекрасная
идея. Моя
идея. И поэтому:
русская интеллигенция должна понять себя как некое единое целое. Именно. Как, примерно, орден иоаннитов, иезуитов, да! Интеллигенция, вся, должна стать единой партией, а не дробиться! Это внушается нам всем ходом современности. Это должно бы внушать нам и чувство самосохранения. У нас нет друзей, мы — чужестранцы. Да. Бюрократы и капиталисты порабощают нас. Для народа мы — чудаки, чужие люди.
«Устроился и — конфузится, — ответил Самгин этой тишине, впервые находя в себе благожелательное чувство к брату. — Но — как запуган
идеями русский интеллигент», — мысленно усмехнулся он. Думать о брате нечего было, все — ясно! В газете сердито писали о войне, Порт-Артуре, о расстройстве транспорта, на шести столбцах фельетона кто-то восхищался стихами Бальмонта, цитировалось его стихотворение «Человечки»:
— «Западный буржуа беднее
русского интеллигента нравственными
идеями, но зато его
идеи во многом превышают его эмоциональный строй, а главное — он живет сравнительно цельной духовной жизнью». Ну, это уже какая-то поповщинка! «Свойства
русского национального духа указуют на то, что мы призваны творить в области религиозной философии». Вот те раз! Это уже — слепота. Должно быть, Бердяев придумал.
— У нас развивается опасная болезнь, которую я назвал бы гипертрофией критического отношения к действительности. Трансплантация политических
идей Запада на
русскую почву — необходима, это бесспорно. Но мы не должны упускать из виду огромное значение некоторых особенностей национального духа и быта.