Неточные совпадения
Русская национальная мысль чувствует потребность и долг разгадать загадку России, понять
идею России, определить ее задачу и место в мире.
К
идеям этого порядка прилипло много фальши и лжи, но отразилось в них и что-то подлинно народное, подлинно
русское.
Русская интеллигенция, хотя и зараженная поверхностными позитивистическими
идеями, была чисто
русской в своей безгосударственности.
Русская радикально-демократическая интеллигенция, как слой кристаллизованный, духовно консервативна и чужда истинной свободе; она захвачена скорее
идеей механического равенства, чем свободы.
Русское национальное самосознание должно полностью вместить в себя эту антиномию:
русский народ по духу своему и по призванию своему сверхгосударственный и сверхнациональный народ, по
идее своей не любящий «мира» и того, что в «мире», но ему дано могущественнейшее национальное государство для того, чтобы жертва его и отречение были вольными, были от силы, а не от бессилия.
Славянофилы, действительно, преклонялись больше перед
русской «
идеей», чем перед фактом и силой.
Идея святой Руси имела глубокие корни, но она заключала в себе и нравственную опасность для
русского человека, она нередко расслабляла его нравственную энергию, парализовала его человеческую волю и мешала его восхождению.
И одним из самых печальных фактов нужно признать равнодушие к
идеям и идейному творчеству, идейную отсталость широких слоев
русской интеллигенции.
Русская нелюбовь к
идеям и равнодушие к
идеям нередко переходят в равнодушие к истине.
Мысль, жизнь
идей всегда подчинялась
русской душевности, смешивающей правду-истину с правдой-справедливостью.
Это — корень
русского народничества, враждебного мысли и
идеям.
Творческое движение
идей не вызывает к себе сколько-нибудь сильного интереса в широких кругах
русского интеллигентного общества.
Но
идеи русской общественности, призванной перестроить
русскую жизнь и обновить власть, охладели и выветрились раньше, чем наступил час для их осуществления в жизни.
В мировой борьбе народов
русский народ должен иметь свою
идею, должен вносить в нее свой закал духа.
Русские не могут удовлетвориться отрицательной
идеей отражения германского милитаризма и одоления темной реакции внутри.
И мессианская
идея, заложенная в сердце
русского народа, была плодом страдальческой судьбы
русского народа, его взысканий Града Грядущего.
Крайнее утверждение национализма у нас нередко соединяется с отрицанием
русского мессианизма, с абсолютным непониманием мессианской
идеи и отвращением от нее…
И, наоборот, полное отрицание национализма может быть явлением глубоко
русским, неведомым западному миру, вдохновленным вселенской
идеей о России, ее жертвенным мессианским призванием.
В самых причудливых и разнообразных формах
русская душа выражает свою заветную
идею о мировом избавлении от зла и горя, о нарождении новой жизни для всего человечества.
Идеей этой, поистине мессианской
идеей, одинаково одержим Бакунин и Н.Ф. Федоров,
русский социалист и Достоевский,
русский сектант и Вл. Соловьев.
А готово ли наше
русское общественное сознание быть носителем и выразителем славянской
идеи?
Я верю, что бессознательно славянская
идея живет в недрах души
русского народа, она существует, как инстинкт, все еще темный и не нашедший себе настоящего выражения.
Старые славянофильские идеалы были прежде всего идеалами частной, семейной, бытовой жизни
русского человека, которому не давали выйти в ширь исторического существования, который не созрел еще для такого существования [Я не касаюсь здесь церковных
идей Хомякова, которые очень глубоки и сохраняют свое непреходящее значение.].
Их не призывали к осуществлению своих
идей, и их
идеи часто бывали лишь прекраснодушием
русского человека.
Славянская
идея и славянское единение невозможны, если
русский и православный тип славянства признается полной и исключительной истиной, не нуждающейся ни в каком дополнении и ни в каком существовании других типов славянской культуры.
Вопрос в том, чтобы Россия окончательно отказалась от той пугающей и отталкивающей
идеи, что «славянские ручьи сольются в
русском море», т. е. признала вечные права за всякой национальной индивидуальностью и относилась к ней, как к самоценности.
Западничество совсем не признавало ценности национальности, и славянская
идея была окончательно чужда и
русским либералам и
русским революционерам.
В основу славянской
идеи, как и вообще в основу
русской мессианской
идеи, можно положить лишь
русский духовный универсализм,
русскую Всечеловечность,
русское искание Града Божьего, а не
русскую национальную ограниченность и самодовольство, не
русский провинциализм.
Ныне мы вступаем в новый период
русской и всемирной истории, и старые, традиционные
идеи не годны уже для новых мировых задач, которые ставит перед нами жизнь.
В широких кругах
русской интеллигенции и
русского передового общества демократические
идеи и идеологии принимались, как само собой разумеющаяся правда.
Тебеньков тем опасен, что он знает (или, по крайней мере, убежден, что знает), в чем суть либеральных
русских идей, и потому, если он раз решится покинуть гостеприимные сени либерализма, то, сильный своими познаниями по этой части, он на все резоны будет уже отвечать одно: «Нет, господа! меня-то вы не надуете! я сам был „оным“! я знаю!» И тогда вы не только ничего с ним не поделаете, а, напротив того, дождетесь, пожалуй, того, что он, просто из одного усердия, начнет открывать либерализм даже там, где есть лишь невинность.
Неточные совпадения
Молодые художники отказывались от традиционного академизма, требовавшего подражания классическим образцам, главным образом итальянского искусства, и выступали за создание
русского самобытного искусства, проникнутого передовыми, демократическими
идеями.
— Правильная оценка. Прекрасная
идея. Моя
идея. И поэтому:
русская интеллигенция должна понять себя как некое единое целое. Именно. Как, примерно, орден иоаннитов, иезуитов, да! Интеллигенция, вся, должна стать единой партией, а не дробиться! Это внушается нам всем ходом современности. Это должно бы внушать нам и чувство самосохранения. У нас нет друзей, мы — чужестранцы. Да. Бюрократы и капиталисты порабощают нас. Для народа мы — чудаки, чужие люди.
«Устроился и — конфузится, — ответил Самгин этой тишине, впервые находя в себе благожелательное чувство к брату. — Но — как запуган
идеями русский интеллигент», — мысленно усмехнулся он. Думать о брате нечего было, все — ясно! В газете сердито писали о войне, Порт-Артуре, о расстройстве транспорта, на шести столбцах фельетона кто-то восхищался стихами Бальмонта, цитировалось его стихотворение «Человечки»:
— «Западный буржуа беднее
русского интеллигента нравственными
идеями, но зато его
идеи во многом превышают его эмоциональный строй, а главное — он живет сравнительно цельной духовной жизнью». Ну, это уже какая-то поповщинка! «Свойства
русского национального духа указуют на то, что мы призваны творить в области религиозной философии». Вот те раз! Это уже — слепота. Должно быть, Бердяев придумал.
— У нас развивается опасная болезнь, которую я назвал бы гипертрофией критического отношения к действительности. Трансплантация политических
идей Запада на
русскую почву — необходима, это бесспорно. Но мы не должны упускать из виду огромное значение некоторых особенностей национального духа и быта.