Неточные совпадения
«Добро» и «зло», «нравственное» и «безнравственное», «
высокое» и «низкое», «хорошее» и «плохое»
не выражают реального бытия, это лишь символы, но символы
не произвольные и условные, а закономерные и обязательные.
Жизнь может возвышаться
не вследствие ее количественного прироста, а вследствие подъема ее к тому, что
выше ее, что есть сверхжизнь.
Невозможно вынести, чтобы мир и человек довлели себе и чтобы
не было ничего дальше и
выше, глубже и таинственнее.
Биологически человек
не отличается от животного, он отличается от него лишь по принципу, стоящему
выше жизни, по принципу духа.
Личность есть ценность, стоящая
выше государства, нации, человеческого рода, природы, и она, в сущности,
не входит в этот ряд.
Сознание
не тождественно с знанием или узнанным, но оно всегда означает соотношение с логическим началом, возвышающимся над замкнутым в себе душевным миром. «Я» сознает себя лишь через то, что
выше «я».
Мытарей и грешников Евангелие поставило
выше фарисеев, нечистых
выше чистых,
не исполнивших закон
выше исполнивших закон, последних
выше первых, погибающих
выше спасенных, «злых»
выше «добрых».
То, что от благодати, всегда
выше, чем то, что от закона, никогда
не ниже.
Христианство поставило человека
выше идеи добра и этим совершило величайшую революцию в истории человечества, которую христианское человечество
не в силах было вполне принять.
Выше же любви к ближнему, к человеку стоит лишь любовь к Богу, который тоже есть конкретное существо, личность, а
не отвлеченная идея добра.
Жалость
не есть самое последнее и высшее,
выше любовь, любовь к другому в Боге.
И никакая отвлеченная идея добра
не может быть поставлена
выше этой личности.
Так как в основании этой своеобразной морали лежит отношение к человеку, к живому существу, к личности, а
не к отвлеченному добру, то она носит в
высокой степени динамический характер.
Воображение играет такую роль
не только в мифотворчестве и искусстве, где никто этой роли
не отрицает, но и в научных открытиях, и в технических изобретениях, и в нравственной жизни, в создании более
высокого типа отношений между людьми.
Конечно, «хороший», а
не «добрый», явление
высокой и прекрасной породы, просиянной твари.
Живая Истина, живая Правда, живая Красота может стать
выше любви к ближнему, но
не отвлеченная идея истины, правды, красоты.
Выше человека стоит только божественное, но никогда
не отвлеченное.
Хотя любовь в христианстве и
не исчерпывается состраданием и имеет более
высокие ступени, но сострадание
не может быть исключено из христианской любви.
Современный цивилизованный человек
не выносит жестокости, страданий и боли и жалостливее людей прошлых эпох
не только потому, что нравственно и духовно
выше людей прошлых эпох.
Ценность личности иерархически есть более
высокая ценность, чем ценность государства, — личность принадлежит вечности, государство же времени, личность несет в себе образ и подобие Божье, государство же этого образа и подобия
не имеет, личность идет к Царству Божьему и может войти в него, государство же никогда в Царство Божье
не войдет.
То, что в отдельной личности почитается злым, безнравственным и заслуживающим осуждения, в государстве почитается
не только дозволенным, но
высоким и доблестным.
Буржуазии, которая выдвинула на первый план жизни борьбу экономических интересов и предприимчивость,
не удалось выработать
высоких черт, подобно рыцарству, ибо добродетель труда
не есть ее специфическая принадлежность.
Высокая этика чести, ставшая общедворянской, благородной вообще, полагает, что лучше обидеть, чем быть обиженным, что лучше нанести оскорбление, чем потерпеть оскорбление, она кладет в свою основу то нравственное правило, что всякое оскорбление чести должно смываться кровью, и она всегда думает, что унижает человека
не то, что исходит от него, а то, что входит в него.
Но в этом случае действует аффект ревности, которая нравственно
не стоит
выше обиды и мести, действует дурная воля быть собственником другого существа и честь, положенная
не в том, что исходит от человека, а в том, что входит в человека, т. е.
не в собственных чувствах, а в чувствах другого человека.
Нравственно
выше стояли те, которые думали, что смертная казнь имеет искупляющее значение, хотя они и
не понимали христианского смысла искупления, понимали его язычески-суеверно.
Добро провозгласило свои
высокие принципы, но
не осуществило,
не реализовало их в жизни.
Ибо всякий дар, дающий человеку более
высокое иерархическое положение, есть служение и возлагает бремя ответственности, предполагает духовные борения и духовные мучения, которых
не знает человек, лишенный этого дара.
На более
высокой ступени она теряет это нейтральное значение и может превратиться в магию, магию черную, если дух
не подчинит ее высшей цели.
Идеал мудреца, ведомый
не только греко-римской античности, но и Востоку, Китаю, Индии, есть самый
высокий образ в мире дохристианском.
Если более зрелое и
высокое сознание
не может примириться со старой идеей ада, то так же неприемлемо слишком легкое, сентиментально-оптимистическое отрицание ада.
Неточные совпадения
Застыл уж на уколотом // Мизинце у Евгеньюшки, // Хозяйской старшей дочери, //
Высокий бугорок, // А девка и
не слышала, // Как укололась до крови;
Не ветры веют буйные, //
Не мать-земля колышется — // Шумит, поет, ругается, // Качается, валяется, // Дерется и целуется // У праздника народ! // Крестьянам показалося, // Как вышли на пригорочек, // Что все село шатается, // Что даже церковь старую // С
высокой колокольнею // Шатнуло раз-другой! — // Тут трезвому, что голому, // Неловко… Наши странники // Прошлись еще по площади // И к вечеру покинули // Бурливое село…
«Давно мы
не работали, // Давайте — покосим!» // Семь баб им косы отдали. // Проснулась, разгорелася // Привычка позабытая // К труду! Как зубы с голоду, // Работает у каждого // Проворная рука. // Валят траву
высокую, // Под песню, незнакомую // Вахлацкой стороне; // Под песню, что навеяна // Метелями и вьюгами // Родимых деревень: // Заплатова, Дырявина, // Разутова, Знобишина, // Горелова, Неелова — // Неурожайка тож…
Стану я руки убийством марать, // Нет,
не тебе умирать!» // Яков на сосну
высокую прянул, // Вожжи в вершине ее укрепил, // Перекрестился, на солнышко глянул, // Голову в петлю — и ноги спустил!..
(На малом шляпа круглая, // С значком, жилетка красная, // С десятком светлых пуговиц, // Посконные штаны // И лапти: малый смахивал // На дерево, с которого // Кору подпасок крохотный // Всю снизу ободрал, // А
выше — ни царапины, // В вершине
не побрезгует // Ворона свить гнездо.)