Неточные совпадения
Это и
есть основной
вопрос.
Принципиально
был более прав св. Фома Аквинат, который, правда, унижает человека, причисляя его к низшим интеллектам, но ставит
вопрос о человеческом познании, о познании человека.
Когда ваше познание
есть познание «о чем-то», об объекте, то невозможно поставить в глубине
вопрос об онтологической реальности и ценности.
Основной
вопрос познания вовсе не
есть познание идей о Боге, а познание Самого Бога, т. е. познание в духе и самого духа.
Если бы
был доказан социальный генезис различения между добром и злом, то этим нисколько не решался бы и даже не затрагивался бы
вопрос об этической оценке.
Если
есть различение добра и зла, если
есть зло, то неизбежно оправдание Бога, ибо оправдание Бога и
есть решение
вопроса о происхождении зла.
Это
есть роковой
вопрос о том,
есть ли добро — добро, который в самой постановке своей
есть парадокс.
В действительности такого
вопроса ставить нельзя: одинаково неверно и что Бог связан добром, и что добро
есть то, чего Бог хочет.
Основным является не
вопрос о цели, которой должна
быть подчинена наша нравственная жизнь, цели, извне данной и навязанной или имманентной, а
вопрос об источнике творческой жизни, об энергии, реализующейся в нашей жизни.
Вопрос о смысле страдания
есть основной
вопрос этики.
Но гениальной может
быть любовь мужчины к женщине, матери к ребенку, гениальной может
быть забота о ближних, гениальной может
быть внутренняя интуиция людей, не выражающаяся ни в каких продуктах, гениальным может
быть мучение над
вопросом о смысле жизни и искание правды жизни.
И это,
быть может, самый трудный этический
вопрос: как бороться за чистоту и свободу своей совести, свободное стояние перед Богом в своих восприятиях и суждениях, в оценках и действиях с давящим общественным мнением установленных группировок, к которым человек принадлежит?
Вот как можно формулировать принцип творческой этики о соотношении свободной совести и социальности: совесть твоя никогда не должна определяться социальностью, социальными группировками, мнением общества, она должна определяться из глубины духа, т. е.
быть свободной,
быть стоянием перед Богом, но ты должен
быть социальным существом, т. е. из духовной свободы определить свое отношение к обществу и к
вопросам социальным.
Это
есть самый трудный
вопрос всего учения о любви.
Меня
будет интересовать только
вопрос об этическом отношении к государству и об этической природе самого государства.
Это
есть также
вопрос об отношении государства к свободе, государства к человеческой личности.
Есть два
вопроса:
вопрос о предупреждении войны, о борьбе за духовный и социальный строй жизни, при котором война
будет невозможной, и
вопрос об отношении личности к войне, когда она уже началась и стала роком.
Социальный
вопрос, который во всей остроте
был поставлен лишь в XIX веке, ибо лишь в этом веке обнаружились все социальные противоположности и противоречия, имеет свой источник в Библии.
Так называемая рационализация промышленности, выбрасывающая на улицу и обрекающая на голод огромное количество рабочих, свидетельствует о том, что социальный
вопрос делается прежде всего
вопросом распределения и что хозяйственная жизнь должна
быть подчинена нравственным началам.
А осуществится она или нет и как велики
будут силы зла, противодействующие ее осуществлению, — это уже
вопрос другой, и он никогда не должен смущать чистоты моей нравственной воли.
Социальный
вопрос есть неизбежно
вопрос духовного просветления масс, без которого не возможна никакая правда.
Это
есть прежде всего
вопрос о технике, который приобретает огромное значение в нашу эпоху.
А это значит, что этически должна
быть сохранена духовная аристократия, как бы радикально ни решался социальный
вопрос.
Вопрос о социальном устроении более справедливом, при котором не
будет ни непереносимой бедности по социальному положению, ни непереносимого богатства, лежит в иной плоскости, чем духовный
вопрос о «бедности» и «богатстве».
Когда
есть любовь как онтологическая основа брачного соединения, то совсем не ставится даже
вопрос, должен ли брак
быть абсолютной моногамией.
Связано это с тем, что
вопрос о смысле любви не
был даже поставлен.
Весь
вопрос в том,
есть ли ад добро, как думают «добрые» защитники ада.
Тут ставится неотвратимый
вопрос об адских страданиях самого Бога, если любимый им
будет гореть в адском огне.
Но, мимо всего другого, я поражен
был вопросом: «Почему она думает, что теперь что-то настало и что он даст ей покой? Конечно — потому, что он женится на маме, но что ж она? Радуется ли тому, что он женится на маме, или, напротив, она оттого и несчастна? Оттого-то и в истерике? Почему я этого не могу разрешить?»
Неточные совпадения
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии
вопросу нет. Никому и в голову не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только
будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…
Тем не менее
вопрос «охранительных людей» все-таки не прошел даром. Когда толпа окончательно двинулась по указанию Пахомыча, то несколько человек отделились и отправились прямо на бригадирский двор. Произошел раскол. Явились так называемые «отпадшие», то
есть такие прозорливцы, которых задача состояла в том, чтобы оградить свои спины от потрясений, ожидающихся в будущем. «Отпадшие» пришли на бригадирский двор, но сказать ничего не сказали, а только потоптались на месте, чтобы засвидетельствовать.
Известно только, что этот неизвестный
вопрос во что бы ни стало
будет приведен в действие.
Сколько затем ни предлагали девке Амальке
вопросов, она презрительно молчала; сколько ни принуждали ее повиниться — не повинилась. Решено
было запереть ее в одну клетку с беспутною Клемантинкой.
Но пастух на все
вопросы отвечал мычанием, так что путешественники вынуждены
были, для дальнейших расспросов, взять его с собою и в таком виде приехали в другой угол выгона.