Человека справедливо мучит его отчужденность от внутренней
жизни природы, он не может вынести давящего механизма природы, он, в сущности, хочет возвращения космоса внутрь человека.
Неточные совпадения
Гениальность есть целостная
природа человека, её интуитивно-творческое отношение к
жизни.
Авторитарному сознанию или авторитарному строю
жизни нужно противополагать не разум, не
природу и не суверенное общество, а дух, т. е. свободу, духовное начало в человеке, образующее его личность и независимое от объективированной
природы и от объективированного логического мира.
Человек начал борьбу, он разом и повернулся более к
природе и более оттолкнулся от её внутренней
жизни.
Вопрос об общении человека с космической
жизнью находится вне этого понимания
природы, как объективации.
Самый дух и духовная
жизнь понимаются натуралистически, как
природа, и в духовную
жизнь вносится природная детерминация.
В самой жажде общения с внутренней
жизнью космоса есть большая правда, но эта правда относится к космосу в экзистенциальном смысле, а не к космосу объективированному, который и есть
природа с её детерминацией.
Например, чудо совсем не означает нарушения каких-либо законов
природы, это есть явление смысла в человеческой
жизни, обнаруживающееся в природной среде, подчиненной частичным законам.
В объективированной
природе нельзя искать души мира, внутренней
жизни космоса, потому что она не есть подлинный мир, но мир в падшем состоянии, мир порабощенный, отчужденный, обезличенный.
Правда, мы прорываемся ко внутренней космической
жизни, к
природе в экзистенциальном смысле через эстетическое созерцание, которое всегда есть преображающая творческая активность, через любовь и сострадание, но это всегда означает, что мы прорываемся за пределы объективированной
природы и освобождаемся от её необходимости.
Так происходило возвращение к языческому космоцентризму, духи и демоны
природы вновь поднимались из закрытой глубины природной
жизни и овладевали человеком.
Человек соединялся с человеком для борьбы за
жизнь со стихийными силами
природы и для организации цивилизованного общества.
То жуткое явление
жизни, которое сейчас именуется тоталитарным государством, совсем не есть временное и случайное явление известной эпохи, это есть выявление истинной
природы государства, царства.
Лев Толстой верил, что если люди перестанут вершить насилие, прибегать к власти, то произойдет историческое чудо, то сам Бог вмешается в человеческую
жизнь и божественная
природа вступит в свои права.
Народ по крайней мере стоит ближе к труду как основе социальной
жизни, ближе к
природе.
Это связано с тайной личности, с глубоким различием женской и мужской
природы, с несоответствием между начальным восхищением любви и её реализацией в обыденной
жизни, с её таинственной связью со смертью.
Простое удовлетворение физиологической потребности, подобное процессу питания, не относится специально к человеческой
жизни и не ставит вопроса о смысле, это относится к животной
жизни человека и ставит вопрос об ограничении и преодолении животной
природы.
В истории, а не в
природе раскрывается смысл мировой
жизни.
Историческая
жизнь есть действительность иного порядка, чем
природа.
Неточные совпадения
«Разве не то же самое делаем мы, делал я, разумом отыскивая значение сил
природы и смысл
жизни человека?» продолжал он думать.
Где же тот, кто бы на родном языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово: вперед? кто, зная все силы, и свойства, и всю глубину нашей
природы, одним чародейным мановеньем мог бы устремить на высокую
жизнь русского человека? Какими словами, какой любовью заплатил бы ему благодарный русский человек. Но веки проходят за веками; полмиллиона сидней, увальней и байбаков дремлют непробудно, и редко рождается на Руси муж, умеющий произносить его, это всемогущее слово.
Поди ты сладь с человеком! не верит в Бога, а верит, что если почешется переносье, то непременно умрет; пропустит мимо создание поэта, ясное как день, все проникнутое согласием и высокою мудростью простоты, а бросится именно на то, где какой-нибудь удалец напутает, наплетет, изломает, выворотит
природу, и ему оно понравится, и он станет кричать: «Вот оно, вот настоящее знание тайн сердца!» Всю
жизнь не ставит в грош докторов, а кончится тем, что обратится наконец к бабе, которая лечит зашептываньями и заплевками, или, еще лучше, выдумает сам какой-нибудь декохт из невесть какой дряни, которая, бог знает почему, вообразится ему именно средством против его болезни.
Что ж? Тайну прелесть находила // И в самом ужасе она: // Так нас
природа сотворила, // К противуречию склонна. // Настали святки. То-то радость! // Гадает ветреная младость, // Которой ничего не жаль, // Перед которой
жизни даль // Лежит светла, необозрима; // Гадает старость сквозь очки // У гробовой своей доски, // Всё потеряв невозвратимо; // И всё равно: надежда им // Лжет детским лепетом своим.
Опасность, риск, власть
природы, свет далекой страны, чудесная неизвестность, мелькающая любовь, цветущая свиданием и разлукой; увлекательное кипение встреч, лиц, событий; безмерное разнообразие
жизни, между тем как высоко в небе то Южный Крест, то Медведица, и все материки — в зорких глазах, хотя твоя каюта полна непокидающей родины с ее книгами, картинами, письмами и сухими цветами, обвитыми шелковистым локоном в замшевой ладанке на твердой груди.