Неточные совпадения
Смысл социального уравнения в направлении бесклассовой структуры
общества как раз и должен заключаться в выявлении личного неравенства
людей, качественного различения, не по положению, а по существу.
Человек есть загадка не как животное и не как существо социальное, не как часть природы и
общества, а как личность, именно как личность.
Вся тяжесть, наложенная на
человека природой и
обществом, историей и требованиями цивилизации, есть поставленное перед нами затруднение, требующее сопротивления и творческого претворения в личное, единственно личное.
Слишком часто
человек обращен к другим
людям, к
обществу и цивилизации своим поверхностным «я», которое способно к сообщениям, но не способно к общению.
Это отлично понимал Л. Толстой, который всегда изображает двойную жизнь
человека, внешнеусловную, исполненную лжи, не подлинную жизнь, которой
человек обращен к
обществу, государству, цивилизации, и внутреннюю, подлинную жизнь, в которой
человек стоит перед первореальностями, перед глубиной жизни.
Проблема
человека, т. е. проблема личности, первичнее проблемы
общества.
Человек, человеческая личность есть верховная ценность, а не общности, не коллективные реальности, принадлежащие миру объектному, как
общество, нация, государство, цивилизация, церковь.
Личность есть свобода и независимость
человека в отношении к природе, к
обществу, к государству, но она не только не есть эгоистическое самоутверждение, а как раз наоборот.
Она есть изначальная ценность и единство, она характеризуется отношением к другому и другим, к миру, к
обществу, к
людям, как отношением творчества, свободы и любви, а не детерминации.
Персоналистическая переоценка ценностей признает безнравственным все, что определяется исключительно отношением к «общему», к
обществу, нации, государству, отвлеченной идее, отвлеченному добру, моральному и логическому закону, а не к конкретному
человеку и его существованию.
Очень важно для понимания личности всегда помнить, что личность прежде всего определяется не по отношению к
обществу и космосу, не по отношению к миру, порабощенному объективацией, а по отношению к Богу и в этом сокровенном внутреннем отношении она черпает силы для свободного отношения к миру и
человеку.
Ошибка гуманизма была совсем не в том, что он слишком утверждал
человека, что он толкал на путь человекобожества, как часто утверждалось в русской религиозной мысли, а в том, что он недостаточно, не до конца утверждал
человека, что он не мог гарантировать независимость
человека от мира и заключал в себе опасность порабощения
человека обществу и природе.
Та же истина о двойной природе
человека, двойной и в то же время целостной, находит себе отражение и в отношении человеческой личности к
обществу и к истории, но тут она как бы опрокинута.
И вместе с тем личность социальна, в ней есть наследие коллективного бессознательного, она есть выход
человека из изоляции, она исторична, она реализует себя в
обществе и в истории.
Бог — господин,
человек — раб; церковь — господин,
человек — раб; государство — господин,
человек — раб;
общество — господин,
человек — раб; семья — господин,
человек — раб; природа — господин,
человек — раб; объект — господин, человек-субъект — раб.
Человек остается подчиненным безличному разуму, суверенному
обществу или просто природной необходимости.
Авторитарному сознанию или авторитарному строю жизни нужно противополагать не разум, не природу и не суверенное
общество, а дух, т. е. свободу, духовное начало в
человеке, образующее его личность и независимое от объективированной природы и от объективированного логического мира.
Свободный есть существо самоуправляющееся, а не управляемое, не самоуправление
общества и народа, а самоуправление
человека, ставшего личностью.
К мышлению об
обществе, свободном от категорий господства и рабства, неприменимы обычные социологические понятия, оно предполагает отрешенность, негативность в отношении ко всему, на чем покоится
общество в царстве кесаря, т. е. в мире объективированном, где
человек становится тоже объектом.
При этом личность неизбежно подчинена и порабощена органическому и в конце концов космическому целому,
человек становится лишь органом и отменяются все свободы
человека, связанные с его духовной независимостью от
общества и природы.
Рабству
человека у
общества нужно противопоставлять не разум рационализма или природу, признанную благостной, а дух, свободу духа и личность в своем духовном качестве не зависящую от
общества и природы.
Это приводит нас к вопросу о рабстве
человека у
общества.
Из всех форм рабства
человека наибольшее значение имеет рабство
человека у
общества.
Общество как бы говорит
человеку: ты моё создание, все, что у тебя есть лучшего, вложено мной, и потому ты принадлежишь мне и должен отдать мне всего себя.
Из того, что
человек есть микрокосм и микротеос, следует, что
общество, как и государство, есть составная часть личности.
Экстериоризация
общества, объективация общественных отношений порабощает
человека.
Но «я» входит в «мы» —
общество, как часть в целое, как орган в организм, лишь в качестве индивидуума, в качестве природного
человека.
Но объективация человеческого существования, выброшенность его вовне создает «
общество», претендующее быть реальностью большей и более первичной, чем
человек и чем личность.
Тут скрыто рабство
человека у
общества.
Зиммель в своей «Социологии» более прав, чем сторонники органической теории
общества, когда он видит в
обществе стихийное скрещивание воль и стремлений отдельных
людей.
Рабство
человека у
общества находит себе выражение в органических теориях
общества.
Общество представляется как бы личностью более высокой иерархической ступени, чем личность
человека.
Не
общество есть организм, а
человек есть организм.
В основании организации
общества должна была бы быть положена идея целостного
человека, а не целостного
общества.
Общество свободных
людей, не рабов должно быть создано не по образу космоса, а по образу духа, т. е. не по образу иерархизма, а по образу персонализма, не по образу детерминации, а по образу свободы, не по образу господства силы и сильного, а по образу солидарности и милосердия.
Органическая, родовая общность и механическое, организованное
общество порабощают
человека.
Патриархальное
общество, которое было наиболее органическим, имело свои человечески хорошие черты, лучшие, чем механическое буржуазное
общество, но в нем
человек вел ещё полурастительное существование и не пробудился от сна органического рабства.
Люди умирают, умирают все
люди, составлявшие это
общество,
общество же продолжает существовать.
Но не существует
общества, как органической реальности, которой принадлежал бы примат над
людьми.
Это
общество не состоит из этих
людей, оно остается, когда этих
людей уже нет.
Человек есть организм,
общество же его орган, а не наоборот.
Есть вечная правда в критике исторического
общества у таких
людей, как Л. Толстой, как Ибсен.
Не только гений, всякий
человек выше
общества, выше государства, и чисто человеческий интерес выше интереса общественного и государственного.
Таковы все верования о примате
общества и государства, представляющихся священными, над
человеком, над личностью.
Ничтожество и глупость политических мыслей вожаков
общества связана с этим приспособлением к среднему
человеку.
Человек находится в дурной рабьей зависимости от
общества, и он сам создает эту зависимость, гипостазируя
общество, создавая о нем мифы.
Но есть реальность, лежащая глубже того, что называют
обществом, — реальность общественных отношений
людей, реальность ступеней общности между
людьми.
На этом основано рабство
человека у
общества, которое представляется объективным бытием.
Рабство
человека у
общества есть прежде всего рабство у социальных символов.
Человек находится в рабстве не только у природы и
общества, но и у цивилизации.