Настанет год — России черный год, —
Когда царей корона упадет,
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать;
И станет глад сей бедный край
терзать,
И зарево окрасит волны рек: —
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож.
Самолюбие его страдало невыносимо; но не одна боль уязвленного самолюбия
терзала его: отчаяние овладело им, злоба душила его, жажда мести в нем загоралась.
Уже не досада меня грызла, — тайный страх
терзал меня, и не один страх я чувствовал… нет, я чувствовал раскаяние, сожаление самое жгучее, любовь — да! самую нежную любовь.
— Я не могу, понимаете, я не могу!.. — говорил князь, слегка ударяя себя в грудь, и при этом слезы даже показались у него на глазах. — В голове у меня тысяча противоречий, и все они гложут,
терзают, мучат меня.
Мне показалось, что все, как и я, ожидали чего-то, все, как и я, мучились глубокой тоской; казалось, что они все хотели крикнуть этим страшным стонам и воплям, чтоб они замолчали, не
терзали их душ, но вопли и стоны лились все тоскливее, жалобнее, продолжительнее.
Он думал об ней. Он вспомнил, как он постоянно ее мучил и
терзал ее сердце; вспомнил ее бледное, худенькое личико, но его почти и не мучили теперь эти воспоминания: он знал, какою бесконечною любовью искупит он теперь все ее страдания.